Реклама
Книги по философии
В.Н.Порус
Рациональность. Наука. Культура
(страница 5)
Рациональные критерии, на которые ученые опираются при оценке опытных суждений, должны быть непроблематичными. Когда критерии установлены, они определяют собой образцы исследовательской деятельности. Научная работа и ведется по этим образцам ("дисциплинарным матрицам"). До тех пор, пока такая работа успешна, вопрос о рациональности решается просто и однозначно: то, что не соответствует образцам (критериям), не рассматривается как рациональное.
Если же работа ученых перестает приносить желательный успех, если возникают веские основания для сомнений в принятых образцах рациональной деятельности (исследование ситуаций, в которых такие сомнения возникают и оцениваются как веские, составляет наиболее важную, по Т. Куну, часть философии науки), то исследователи оказываются перед выбором: продолжать упорствовать в своей приверженности данным образцам или попытаться изменить их. Но чтобы сменить "парадигму", необходимо иметь какие-то рациональные основания ее критики, иными словами, нужна некая система образцов рациональной исследовательской деятельности, отличная от данной. Пока такой системы нет, никакая рациональная критика имеющейся "парадигмы" невозможна.
Смена "парадигмы", иначе говоря, изменение представлений ученых о том, какая исследовательская деятельность должна считаться рациональной, была бы вообще невозможной, если бы не было альтернатив, если бы свое право на существование "парадигмы" не отстаивали в конкуренции друг с другом. Но реальная история науки такова, что пространство выбора между различными системами рациональных образцов исследовательской деятельности всегда заполнено. Жизнь науки есть постоянное чередование относительно спокойных периодов, когда подавляющее большинство исследователей уверено в незыблемости принятых ими стандартов, образцов, критериев рациональной деятельности и безусловно следует им, и периодов, когда такая уверенность колеблется или утрачивается, когда "парадигмы" вступают в конкурентный спор, рано или поздно заканчивающийся победой одной из них и установлением нового периода спокойствия и "нормальной" работы.
Что определяет успех "парадигмы" над своими соперницами? В ответе на этот вопрос - специфика куновского "историцизма". Выбор между "парадигмами" совершают люди, работающие в науке. И этот выбор обусловлен отнюдь не только "когнитивными" факторами, он зависит от человеческих пристрастий, убеждений, авторитетов, социально-психологической атмосферы и традиций "научных сообществ", а также от многих других "внешних" по отношению к науке воздействий социально-культурной среды. Ситуации, в которых совершается такой выбор, Т. Кун называл "экстраординарной" или "революционной" наукой. Попадая в такие ситуации, наука не только не обнаруживает differentia specifica, а наоборот, становится похожей на споры философов или ценителей искусства, дискуссии астрологов или психоаналитиков. Таким образом, "демаркацию" можно провести только в периоды "нормальной" научной деятельности, когда наука сама себя строго отличает от того, что ею не является и не может являться.
Различение между "нормальной" и "революционной" наукой, сделанные Т. Куном, затрагивали существо вопроса: что такое научная рациональность, какую роль она играет в развитии (росте) научного знания, что объединяет и что разъединяет научное сообщество.
Т. Кун различал два рода критики. Рациональная критика - это критика при опоре на основания, не подлежащие критике (такая критика имеет место тогда, когда ставятся под вопрос частные действия или компетенция ученого, но не основания его деятельности). Нерациональная критика - это то, что возникает "только в моменты кризиса, когда основы соответствующей области оказываются под угрозой"21. Поэтому рациональность связывается только с критикой первого рода, а следовательно, с решениями научного сообщества (на самом же деле - лидерами, авторитетами, небольшой "эзотерической" группой экспертов, которые навязывают свое понимание рациональности - через систему профессиональной подготовки и обучения - остальным членам научного сообщества). Рациональность становится продуктом научных конвенций.
Но если так, то переходы от одних "парадигм" к другим, не имеют - в принципе - рационального (или лучше сказать, мета-рационального) обоснования. История всякий раз переосмысливается заново. Почему ученые оставляют хорошо обжитые пространства своих фундаментальных теорий ради сомнительных выгод, которые им сулят новые "дисциплинарные матрицы"? Какими соображениями они руководствуются при этом? Т. Кун обращал внимание на то, что мы еще плохо представляем себе этот процесс, подменяя конкретно-историческое его изучение общими схемами, в основании которых лежат некоторые "догматические" утверждения о том, что познание развивается прогрессивно, переходя от незнания к знанию, от неполных знаний к более полным и совершенным - и так далее, до сияющих вершин абсолютной истины.
"Мое собственное впечатление, - писал Т. Кун, - ...состоит в том, что научное сообщество редко принимает новую теорию или не принимает ее вообще, пока не разрешит все или почти все количественные, числовые головоломки, с которыми имела дело ее предшественница. С другой стороны, они иногда жертвуют объяснительной силой, хотя и неохотно, иногда оставляя решенные ранее вопросы открытыми, а иногда объявляя их вовсе ненаучными... В любом столетии научное знание, уже имеющееся в наличии, в сущности исчерпывает то, что необходимо знать, оставляя очевидные головоломки только на горизонте существующего знания. Не является ли возможным, или даже вполне вероятным, что современные ученые меньше знают из того, что надо знать о своем мире, чем ученые XVIII века знали о своем?... Пока мы не можем ответить на такие вопросы, мы не знаем, что такое научный прогресс и, следовательно, не можем надеяться объяснить его. С другой стороны, ответы на эти вопросы очень близко подведут нас к искомому объяснению... Уже ясно, что объяснение в конечном счете может быть психологическим или социологическим"22.
Последний вывод особенно болезненно затрагивал убеждения тех, кто видел в научном развитии объективную логику и верил в прогресс, состоящий в увеличении истинного знания. Т. Куну пришлось разъяснять, что он выступает не против рациональности, а против ее узкой трактовки, против отождествления рационального и логически-нормативного анализа. Расширение рациональности, к которому призывал Т. Кун, заключалось в привлечении социально-психологических характеристик научных сообществ для описания радикальных изменений в науке. Но если верно, что социально-психологические явления могут быть объяснены вполне рационально, то обратное уже сомнительно: допускает ли рациональность социально-психологическое истолкование? Здесь возникают те же трудности, с которыми столкнулась "натурализованная эпистемология", с той лишь разницей, что последняя апеллировала не к социальной, а к личностно-когнитивной психологии (с точки зрения Куайна субъектом научного познания является индивид, тогда как Т. Кун таким субъектом считает научное сообщество).
Помимо этого, категорические утверждения Т. Куна о "несоизмеримости" парадигм, о якобы фатальном изменении стандартов рациональности при смене парадигм, вызвали множество законных возражений23. Все ли стандарты меняются столь радикально? Например, можно ли говорить об изменении логических законов? Если же не все, то почему нельзя видеть в "инвариантных" стандартах искомые абсолюты рациональности? Равноправны ли в качестве критериев рациональности логические законы и принятые образцы решения "головоломок"?
Но самое главное, что было сразу же отмечено основными критиками "историцизма", это релятивистские выводы, следовавшие из концепции Куна. К. Поппер, например, прямо назвал позицию Куна релятивизмом и выступил с самыми решительными возражениями. Критика Поппера направлялась против отождествления "научной рациональности" с образцами научно-исследовательской деятельности, некритически воспринимаемыми и поддерживаемыми членами научных сообществ. Тезис релятивизма, утверждал Поппер, был бы действительно неоспорим, если бы его сторонникам удалось доказать, что ученый, мыслящий и действующий в рамках "концептуального каркаса" (framework) своей парадигмы, не имеет никакой возможности вырваться из своей "тюрьмы", иначе как став "иррационалистом". Это было бы действительно так, если бы был верен более общий тезис, неявно наличествующий в концепции Куна: для человека, принадлежащего данному научному сообществу, нет и не может быть никакой рациональности, отличной от той, какая вытекает из парадигмы, определяющей всю деятельность этого сообщества. Но этот тезис не имеет, утверждал Поппер, ни логических, ни историко-научных оснований. История науки не распадается на "несоизмеримые" отрезки, между которыми - периоды полного прекращения рациональной коммуникации.
Рациональность науки позволяет ей выходить за рамки "концептуальных каркасов", рациональная критика всегда возможна, и в ней тайна научной рациональности. Такова позиция Поппера, которую он противопоставил куновской концепции "расширенной рациональности".
Еще более решительное возражение с его стороны вызвало представление Куна о механизмах, побуждающих ученого принять тот или иной "каркас", то есть ту или иную рациональность, и в дальнейшем работать так, словно никакой иной рациональности не существует.
