Реклама
Книги по философии
Жиль Делез
Что такое философия?
(страница 16)
И действительно, бывают черты экзистенциальные: как писал Ницше, философия изобретает способы существования или жизненные возможности. Оттого бывает достаточно нескольких житейских анекдотов, чтобы составить портрет той или иной философии, как сумел это сделать Диоген Лаэртский, написав книгу на любой случай, как бы "Золотую легенду" философов, -- тут и Эмпедокл со своим вулканом, и Диоген со своей бочкой... На это можно возразить, указав на сугубо мещанский быт большинства новоевропейских философов; но разве кантовское устройство для снимания чулок не вполне адекватно как житейский анекдот всей системе Разума?8 Так же и пристрас-
___________
8 0б этом сложном приспособлении см.: Thomas de Quincey, Les derniers jours d'Emmanuel Kant, Ed. Ombres.
96
Ж. Делез / Ф. Гваттари
тие Спинозы к паучьим дракам происходит оттого, что они в чистом виде воспроизводят в себе соотношения модусов в системе Этики как высшей этологии. Действительно, все эти анекдоты показывают не просто социальный или даже психологический тип того или иного философа (Эмпедокл-властитель, Диоген-раб), скорее в них проявляется обитающий в нем концептуальный персонаж. Жизненные возможности или способы существования могут изобретаться только в плане имманенции, в котором развертывается мощь концептуальных персонажей. Эти персонажи укрываются в лице и теле философов, порой придавая им -- особенно их взгляду-- странный вид, как будто их глазами смотрит кто-то другой. В житейских анекдотах о философах говорится об отношениях концептуального персонажа с животными, растениями или камнями -- в подобных отношениях сам философ становится каким-то неожиданным, обретая трагический и комический размах, какого не мог бы обрести в одиночку. Именно благодаря нашим персонажам мы, философы, все время становимся чем-то иным и возрождаемся в виде фигур из общественного сада или зоопарка.
пример VI
Нам идут на потребу даже иллюзии трансцендентности, составляя источник анекдотов. Ибо если мы хвастаемся, что нашли в имманентном трансцендентное, на самом деле мы просто вновь заряжаем план имманенции имманентным же зарядом: Киркегор совершает прыжок из плана, но при этом зависании, приостановке движения ему оказываются "возвращены" утраченные невеста или сын, то есть существование в плане имманенции9. Киркегор сам прямо об этом говорит:
_____________
9Kierkegaard, Crainte et tremblement, Ed. Aubier, p. 68.
97
легитимация через паралогию
для одной трансцендентности достаточно было бы немного "смирения", но тут еще нужно, чтобы была возвращена и имманентность. Паскаль заключает пари за трансцендентное существование Бога, но ставка этого пари, то, на что оно заключено, -- это имманентное существование человека, верящего, что Бог существует. Только его существование способно покрыть собой план имманенции, приобрести бесконечное движение, производить и воспроизводить интенсивности, тогда как существование не верующего в Бога впадает в негативность. В данном случае можно даже повторить сказанное Франсуа Жюльеном о китайской мысли: трансцендентность в ней относительна и представляет собой не более чем "абсолютизацию имманентности"10. У нас нет никакой причины полагать, будто способы существования нуждаются в трансцендентных ценностях, которые позволяли бы их сравнивать, отбирать и определять, какой из них "лучше" другого. Напротив, критерии бывают только имманентными, и та или иная жизненная возможность оценивается сама в себе по движениям, которые прочерчивает, и по интенсивностям, которые создает в плане имманенции;
отбрасывается то, что ничего не прочерчивает и не создает. Способ существования бывает хорошим или плохим, благородным или вульгарным, полным или пустым независимо от Добра и Зла, вообще от всякой трансцендентной ценности; всегда бывает только один критерий -- экзистенциальная емкость, интенсификация жизни. Это сознавали Паскаль и Киркегор, которые знали толк в бесконечных движениях и извлекали из Ветхого Завета новых концептуальных персонажей, не уступающих Сократу. Киркегоровский "рыцарь веры", совершающий прыжок, или паскалевский игрок в кости, заключающий пари, -- это люди трансцендентнос-
____________
10 Francois Jullien, Proces ou creation,Ed.du Seuil,p. 18,117.
98
Ж. Делез / Ф. Гваттари
ти, то есть веры. Но на деле они постоянно усиливают заряд имманентности: ведь этих двух философов интересуют одни лишь философы, а вернее концептуальные персонажи-заступники, озабоченные не трансцендентным существованием Бога, а только бесконечными имманентными возможностями, которые дает существование верующего в божье бытие.
Проблема могла бы повернуться иначе в другом плане имманенции. Не потому, что не верующий в существование Бога мог бы тогда взять верх, -- он все равно принадлежит старому плану в качестве негативного движения. Зато в новом плане проблема, возможно, встанет уже о существовании верующего в мир -- даже не в существование мира, а в его возможности движений и интенсивностей, способных порождать новые способы существования, более близкие к жизни животных и камней. Возможно, что именно уверовать в этот мир и в эту жизнь стало сегодня нашей самой трудной задачей -- задачей открыть в нашем нынешнем плане имманенции новый способ существования. Это значит уверовать в эмпиризм (у нас ведь так много причин не верить в мир других людей, мы утратили мир -- а это похуже, чем утратить невесту, сына или божество...). Да, проблема теперь стоит иначе.
Концептуальный персонаж и план имманенции взаимно предполагают друг друга. То персонаж как бы предшествует плану, то как бы возникает вслед за ним. Дело в том, что он дважды появляется, дважды служит посредником. С одной стороны, он погружается в хаос и добывает оттуда определения, из которых делает диаграмматические черты плана имманенции; он как бы достает из хаоса-случая пригоршню костей и бросает их на стол. С другой стороны, каждой выпадающей кости соответствуют у него интенсивные черты некоего концепта, который отныне будет занимать собой ту или иную область на поверхности стола, -- по ней
99
легитимация через паралогию
словно разбегаются трещины согласно шифрам костей. Таким образом, концептуальный персонаж со своими личностными чертами служит посредником между хаосом и диаграмматическими чертами плана имманенции, но также и между самим планом и интенсивными чертами заселяющих его концептов. Таков "Игитур". Концептуальные персонажи представляют собой точки зрения, с которых различаются или сближаются планы имманенции, но вместе с тем и условия, при которых каждый план заполняется концептами одной группы. Каждая мысль есть "Fiat", бросок костей -- конструирование. Однако это весьма сложная игра, так как кости мечутся обратимыми бесконечными движениями, соединенными общим сгибом, -- поэтому и падать они могут лишь с бесконечной скоростью, создавая конечные формы, соответствующие интенсивным ординатам тех движений; каждый концепт -- это шифр, которого раньше не было. Концепты не выводимы прямо из плана, для их творчества в плане имманенции требуется концептуальный персонаж, как требуется он и для начертания самого плана, и все же эти две операции не совпадают в персонаже, который в каждом случае совершает отдельнyю операцию.
Планов бесконечно много, они обладают разной кривизной, группируются или же разделяются в зависимости от точек зрения, образуемых персонажами. У каждого персонажа есть несколько черт, которые могут дать жизнь новым персонажам, в том же плане или в другом; концептуальные персонажи множатся. В одном плане есть бесконечное множество возможных концептов -- они перекликаются, соединяются подвижными мостами, но невозможно предвидеть, какой вид они примут в зависимости от меняющейся кривизны плана. Они создаются пачками и все время разветвляются. Процесс этот осложняется еще и тем, что в каждом плане негативные бесконечные движения
100
Ж. Делез / Ф. Гваттари
облечены движениями позитивными, выражая собой рискованность предприятия мысли, обступающие ее ложные восприятия и дурные чувства; точно так же бывают антипатичные персонажи, плотно слитые с симпатичными, так что те не могут от них высвободиться (не только Заратустру преследует "его" пересмешник-шут, не только Дионис неотделим от Христа, но и Сократ никак не может отличить себя от "своего" софиста, а критический философ неустанно обороняется от своих дурных двойников); наконец, бывают и репульсивные концепты, которые заключены в аттрактивных, но в плане ими очерчиваются области низкой пли пустой интенсивности; такие концепты постоянно обособляются, разъединяются, разрывают сочленения (ведь даже и сама трансцендентность, очевидно, имеет "свои" концепты!). Планы, персонажи и концепты еще более двойственны по знаку, чем по векторному распределению, потому что они имеют общие сгибы, смыкаются или соседствуют друг с другом. Поэтому философия всегда действует шаг за шагом.
Философия представляет собой три элемента, взаимно соответствующих друг другу но рассматриваемых каждый отдельно: префилософский план, который она должна начертать (имманенция), профилософский персонаж или персонален, которых она должна изобретать и вызывать к жизни (инсистенция), и философские концепты, которые она должна творить (консистенция). Начертание, изобретение, творение -- такова философская троица. Черты диаграмматические, личностные и интенсивные. Существуют группы концептов, поскольку они между собой перекликаются или связаны подвижными мостами, покрывая один и тот же план имманенции, который соединяет их между собой. Существуют семейства планов, поскольку бесконечные движения мысли имеют в них общий сгиб и составляют вместе вариации кривизны
