Реклама
Книги по философии
Томас Гоббс
Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского
(страница 33)
В-третьих, к тому же, когда римский народ управлял Иудеей (к примеру) при посредстве наместника. Иудея не была, однако, в силу этого демократией, ибо иудеи не управлялись собранием, в котором кто-нибудь из них имел право участвовать; не была она также и аристократией, ибо иудеи не управлялись собранием, куда кто-нибудь из них мог войти путем избрания. Иудея управлялась лицом, которое хотя и было в отношении народа Рима народным собранием или демократией, однако в отношении народа Иудеи, не имеющего права участвовать в правлении, было монархом. Ибо если там, где народ управляется собранием, избранным им самим из своей же среды, образ правления называется демократией или аристократией, то там, где народ управляется собранием, которого народ не избирал, мы имеем монархию - не власть одного человека над другим, а власть одного народа над другим.
О праве наследования. Так как материал всех этих форм правления смертей, ибо не только монархи умирают, но вымирают также целые собрания, то в целях сохранения мира среди людей необходимо, чтобы, подобно тому как были приняты меры к созданию искусственного человека, были приняты также меры к созданию искусственной вечности жизни, без которой люди, управляемые собранием, возвращались бы к состоянию войны через каждое поколение, а люди, управляемые одним человеком,- сразу по смерти их правителя. Эта искусственная вечность есть то, что люди называют правом наследования.
Нет такой совершенной формы правления, при которой право определения порядка наследования не принадлежало бы царствующему суверену. Ибо если это право принадлежит какому-нибудь отдельному человеку или частному собранию, то оно принадлежит подданному и может быть присвоено сувереном по его желанию. Следовательно, указанное право в данном случае принадлежит суверену. Если же право определения наследника предоставлено не особому человеку, а новым выборам, то это означает распад государства, и указанное право будет принадлежать тому, кто присвоит его себе силой, что противоречит намерению первых основателей государства, желавших создать этим не временную, а вечную гарантию безопасности.
При демократии все собрание не может умереть, поскольку не вымерла управляемая им людская масса. Вот почему при этой форме правления вопросы о праве наследования не могут иметь места.
Когда при аристократии умирает кто-нибудь из членов верховного собрания, то право избрания другого принадлежит собранию как суверену, которому принадлежит право избрания своих советников и чиновников. Ибо то, что делает представитель в качестве уполномоченного, делает каждый из его подданных как доверитель. И хотя верховное собрание может предоставить другим право избрания новых людей для пополнения его корпуса, однако эти выборы совершаются на основании полномочий, данных верховным собранием, и последним это право может быть взято назад (если бы народ этого потребовал).
Царствующий монарх распоряжается престолонаследием. Величайшая трудность в отношении права наследования имеется при монархии. Эта трудность проистекает из того, что на первый взгляд представляется неясным, кто имеет право определить наследников, а часто и кто именно назначен наследником, ибо в обоих этих случаях требуется более точное умозаключение, чем то, которым каждый привык пользоваться. Что касается вопроса, кто должен определить наследника монарха, обладающего верховной властью, т. е. кто должен определить право наследования (ибо выборные короли и принцы имеют верховную власть не в собственности, а лишь в пользовании), мы должны сообразить, что право распоряжения в отношении наследования принадлежит или царствующему суверену, или же распавшейся на свои составные элементы народной массе. Ибо смерть того, кто имеет верховную власть в собственности, оставляет народную массу без всякого суверена, т. е. без всякого представителя, в лице которого эта масса была объединена, дабы вообще быть способной совершить какое-либо действие. Вот почему эта масса не способна избирать нового монарха, ибо каждый человек имеет в этом случае право отдать себя в подданство тому, кого считает наиболее способным защищать его или, если он может, защищать себя собственным мечом. Но это есть возвращение к хаосу и состоянию войны всех против всех, что противоречит той цели, для которой монархия была впервые установлена. Вот почему при установлении монархии право распоряжаться престолонаследием всегда предоставлялось усмотрению и воле царствующего монарха.
А что касается вопроса, кого именно царствующий монарх назначил своим преемником и наследником своей власти, то он решается устным волеизъявлением и завещанием монарха или каким-либо другим молчаливым знаком с его стороны, достаточным для выявления его воли.
Престолонаследие, установленное устно. Устное волеизъявление или завещание имеет место тогда, когда монарх при жизни объявил свою волю viva voce или письменно, как, например, первые римские императоры объявляли, кто должен быть их наследником. Ибо слово наследник само по себе подразумевает вовсе не детей или ближайших родственников человека, а всякого, в отношении кого человек каким-либо путем объявляет, что он желал бы его иметь наследником своего состояния. Если поэтому монарх недвусмысленно устно или письменно заявляет, что такой-то человек должен быть его наследником, то этот человек со смертью предшественника немедленно вступает в права монарха.
Или обычаем, не подверженным контролю. Там же, где не имеется ни устного волеизъявления, ни завещания, надо следовать другим естественным знакам воли, одним из которых является обычай. И поэтому там, где существует обычай, что ближайший из родственников безусловно вступает в право наследования, ближайший из родственников имеет право на наследование престола, ибо, если бы воля предшествовавшего суверена была не такова, он легко мог заявить об этом при жизни. Точно так же там, где господствует обычай, что в права наследования вступает ближайший из родственников по мужской линии, право на престолонаследие принадлежит на том же основании ближайшему из мужских родственников. Точно так же пришлось бы следовать обычаю, если бы он давал преимущество женщинам. Ибо если человек может своим словом заставить отступить от какого-нибудь обычая, но не произносит этого слова, то это естественный признак его воли к соблюдению данного обычая.
Или на основании предположения о естественных склонностях покойного монарха. Там же, где нет ни завещания, ни соответствующего обычая, следует подразумевать: во-первых, что воля монарха такова, чтобы образ правления остался монархическим, ибо он эту форму одобрил своим собственным правлением; во-вторых, чтобы его собственному потомству мужского или женского рода было отдано предпочтение перед всеми другими, ибо, надо полагать, люди от природы более склонны выдвигать своих детей, чем чужих, а из своих детей они более склонны выдвигать мужчин, чем женщин, ибо мужчины, естественно, более, чем женщины, приспособлены к деятельности, сопряженной с трудом и опасностью; в-третьих, что в случае отсутствия потомства монарх склонен отдать предпочтение брату перед посторонним и более близкому по крови - перед более дальним, ибо всегда предполагается, что более близкий из родственников ближе к сердцу, и очевидно, что наибольшая слава всегда достается человеку как отражение величия его ближайших родственников.
Распоряжение о престолонаследии, хотя бы и в пользу короля другой нации, не незаконно. Могут, однако, возразить, что право монарха распоряжаться престолонаследием путем договора или завещания может повлечь за собой большое зло, ибо монарх может продать или подарить свое право на правление иностранцу. А так как иностранцы (т. е. люди, привыкшие к другому правлению и говорящие на другом языке) обычно недооценивают друг друга, то указанное право монарха может привести к притеснению его подданных, что является, несомненно, большим злом. Однако такое зло не необходимо связано с правлением иностранца, а является следствием неумелости правителей, не знающих истинных правил политики. Вот почему римляне, подчинившие своей власти много народов, обыкновенно устраняли это зло, считая это необходимым, чтобы сделать свое правление наиболее терпимым для покоренных народов. В этих целях они давали иногда целым народам, а иногда знатным людям каждого покоренного народа не только права, но и звание римлян и многих из этих знатных людей назначали в сенат и на другие высокие должности даже в самом Риме. Такова же была цель нашего наиболее мудрого короля - Якова, когда он стремился к объединению своих двух королевств - Англии и Шотландии 8. Если бы эта цель была им достигнута, то этим, по всей вероятности, была бы предотвращена гражданская война, опустошающая в настоящее время оба этих королевства. Нет поэтому никакого вреда для народа от права монарха распоряжаться по своему усмотрению престолонаследием, хотя из-за ошибок государей это право вело иногда к неудобствам. В пользу законности этого положения говорит еще и тот аргумент, что всякое неудобство, которое может возникнуть от передачи королевства иностранцу, может возникнуть и от браков с иностранцами, так как на последних может перейти в этом случае право наследования. Однако такие браки всеми людьми считаются чем-то законным.
Начало формы
ОБ ОТЕЧЕСКОЙ И ДЕСПОТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ
Государство, основанное на приобретении. Государство, основанное на приобретении, есть такое государство, в котором верховная власть приобретена силой. А верховная власть приобретена силой, когда люди - каждый в отдельности или все вместе - большинством голосов из боязни смерти или неволи принимают на свою ответственность все Действия того человека или собрания, во власти которого находится их жизнь и свобода.
