Реклама
Книги по философии
Аристотель
Риторика
(страница 14)
Соображения, которыми пользуется риторика, давая оценку какого-нибудь поступка, заключаются и в том, что такой-то человек нарушил или преступил многое, например, клятву, договор, поруку, право заключать брачные союзы, потому что в этом случае мы имеем дело с совокупностью многих несправедливых деяний.
[Усиливает вину еще и то обстоятельство], если несправедливый поступок совершается в том самом месте, где налагается наказание на лиц, поступающих неправедно; так делают, например, лжесвидетели, потому что где же они могут воздержаться от несправедливого поступка, если они решаются на него в самом судилище? [Важны также те проступки], которых люди особенно стыдятся, а также [важно], если человек поступает дурно со своим благодетелем: здесь его вина делается значительнее оттого, что он, во-первых, делает зло, и, во-вторых, не делает добра.
[Большую важность получает поступок], нарушающий неписанные законы, потому что человек, обладающий лучшими нравственными качествами, бывает справедлив и без принуждения, а писанная правда имеет характер принуждения, чуждый неписанной. С другой стороны, [вину человека может увеличивать именно то обстоятельство], что его поступок идет вразрез с законами писанными, потому что человек, нарушивший законы, угрожающие наказанием, может нарушить и законы, не требующие наказания.
Таким образом, мы сказали о том, что увеличивает и смягчает преступление.
ГЛАВА XV
Пять родов нетехнических доказательств закон, свидетели, договоры, пытка, клятвы. - Как ими нужно пользоваться?
Теперь, после изложенного нами выше, по порядку следует сделать краткий обзор доказательств, которые называются нетехническими; они относятся специально к области речей судебных. Таких доказательств числом пяты законы, свидетели, договоры, показания под пыткой, клятвы. Прежде всего скажем о законах - как следует пользоваться ими, обвиняя или защищаясь. Очевидно, что когда писанный закон не соответствует положению дела, следует пользоваться общим законом, как более согласным с правдой и более справедливым [с тем соображением], что "судить по своему лучшему разумению" значит не пользоваться исключительно писанными законами и что правда существует ечно и никогда не изменяется, так же как и общий закон, потому что и правда, и общий закон сообразны с природой, а писанные законы изменяются часто.
Поэтому-то в Софокловой "Антигоне" мы и находим эти известные изречения: Антигона оправдывается как тем, что предала земле тело своего брата вопреки постановлению Креонта, но не вопреки неписанному закону:
Эти законы изобретены не вчера или сегодня, но существуют вечно; Я не могу пренебречь ими ради кого бы то ни было, - так и тем, что справедливо то, что истинно и полезно, а не то, что только кажется таковым, так что писанный закон не есть истинный закон, потому что он не выполняет обязанности закона, -и тем, что судья есть как бы пробирщик, который должен различать поддельную справедливость и справедливость настоящую - и что человеку более высоких нравственных качеств свойственно руководствоваться законами неписанными преимущественно перед законами писанными. При этом нужно смотреть, не противоречит ли данный закон какому-нибудь другому славному закону, или самому себе, как, например, иногда один закон объявляет действительными постановления, какими бы они не были, а другой запрещает издавать постановления, противоречащие закону. Если закон отличается двусмысленным характером, так что можно толковать его и пользоваться им в ту или другую сторону, в таком случае нужно определить, какое толкование его будет более согласно с видами справедливости или пользы, и потом уже пользоваться им. И если обстоятельства, ради которых был принят закон, уже не существуют, а закон тем не менее сохраняет свою силу, в таком случае нужно постараться выяснить [это] и таким путем бороться с законом.
Если же писанный закон соответствует положению дела, то следует говорить, что клятва "судить по своему лучшему разумению" дается не для того, чтобы судить против закона, но дл того, чтобы судья не оказался клятвопреступником в тех случаях, когда он не знает, что говорит закон.
[Можно еще прибавить], что всякий ищет не блага самого по себе, а того, что для него представляется благом, и что все равно - не иметь законов или не пользоваться ими, и что в остальных искусствах, например, в медицине, нет никакой выгоды обманывать врача, потому что не столько бывает вредна ошибка врача, как привычка не повиноваться власти, и что, наконец, стремление быть мудрее законов есть именно то, что воспрещается наиболее прославленными законами. Таким образом, мы рассмотрели вопрос о законах.
Что касается свидетелей, то они бывают двоякого рода: древние и новые, а эти последние разделяются еще на тех, которые сами рискуют так или иначе в случае дачи ложного показания, и на тех, которые не подвергаются при этом риску. Под древними свидетелями я разумею поэтов и других славных мужей, приговоры которых пользуются всеобщей известностью.
Так, например, афиняне все пользовались свидетельством Гомера относительно Саламина и тенедосцы недавно обращались к свидетельству коринфянина Периандра против жителей Сигея. Точно так же и Клеофонт все пользовался против Крития элегиями Солона, говоря, что дом его давно уже отличался бесчинством, так как иначе Солон никогда не сочинил бы стиха:
Скажи краснокудрому Критию, чтобы он слушался своего отца.
Таковы свидетели относительно событий свершившихся.
Относительно же событий грядущих свидетелями служат люди, изъясняющие прорицания, как, например, Фемистокл говорил, что деревянная стена означает, что должно сражаться на кораблях. Кроме того и пословицы, как мы говорили, служат свидетельствами, например, для человека, который советует не дружить со стариком, свидетельством служит пословица: "никогда не одолжай старика", а для того, кто советует умерщвлять сыновей тех отцов, которые убиты, - пословица: "не разумен тот, кто, умертвив отца, оставляет в живых сыновей".
Новые свидетели - те люди, которые, будучи лицами всем известными, выразили свое мнение [по поводу какого-нибудь вопроса]; их мнение приносит пользу людям, которые находятся в недоумении относительно этих же самых вопросов, как, например, Эвбул на суде воспользовался против Харита словами Платона, сказавшего об Архивие, что [благодаря ему] в государстве развился явный разврат. К числу новых свидетелей принадлежат люди, которое рискуют подвергнуться опасности в случае уличения их во лжи. Такие люди служат свидетелями только при решении вопроса, имело ли место это событие, или нет, существует данный факт или нет, но при определении свойств факта они свидетелями быть не могут, например, при решении вопроса о справедливости или несправедливости, полезности или бесполезности какого-нибудь поступка. В подобных случаях свидетели, не причастные делу, заслуживают наибольшего доверия; самыми верными свидетелями являются свидетели древние, потому что они неподкупны.
Для человека, не имеющего свидетелей, место доказательств должно занять правило, что судить следует на основании правдоподобия, что это и значит "судить по своему лучшему разумению", что невозможно придать вероятностям ложный смысл из-за денег и что вероятности не могут быть ложно свидетельствованы. А человек, имеющий за себя свидетелей, может в свою очередь, сказать человеку, не имеющему их, что вероятности не подлежат ответственности, что не было бы никакой нужды в свидетельствах, если бы достаточно было рассмотреть дело на основании одних слов.
Что касается свидетельств, то они могут относиться частью к самому оратору, частью к его противнику, могут касаться частью самого факта, частью характера [противников]; очевидно, таким образом, что никогда не может быть недостатка в полезном свидетельстве, которое, если и не будет иметь прямого отношения к делу, в благоприятном смысле для оратора или неблагоприятном для его противников, во всяком случае послужит для характеристики нравственной личности или самого тяжущегося -со стороны честности, или его противника - со стороны негодности.
Остальные соображения относительно свидетеля, который может относиться к тяжущемуся или дружественно, или враждебно, или безразлично, может пользоваться хорошей или дурной репутацией, или не пользоваться ни той, ни другой, - все эти соображения, и другие подобные им различия, нужно делать на основании тех самых общих положений, из которых мы получаем и энтимемы.
Что касается договоров, то о них оратору полезно говорить лишь постольку, поскольку он может представить их значение большим или меньшим, показать их заслуживающими веры или нет. Если договоры говорят в пользу оратора, следует выставлять их надежными и имеющими законную силу; если же они говорят в пользу противника, [следует доказывать] противоположное. Доказательства надежности или ненадежности договора ничем не отличаются от рассуждения о свидетелях, потому что договоры получают характер надежности в зависимости от того, каковы лица, подписавшие их или хранящие их. Раз существование договора признано, следует преувеличивать его значение, если он для нас благоприятен: ведь договор есть частный и частичный закон, и не договоры придают силу закону, а законы дают силу тем договорам, которые согласны с законом, и вообще самый закон есть некоторого рода договор, так что кто не доверяет договору или упраздняет его, тот нарушает и закон. К тому же большая часть добровольных сношений между людьми покоится на договорном начале, так что, с уничтожением силы договора уничтожается и самая возможность сношений людей между собой.
Легко видеть, какие другие соображения пригодны в этом случае.
Если же закон не благоприятен для нас и благоприятен для наших противников, в этом случае пригодны прежде всего те возражения, которые можно сделать по поводу не благоприятного для нас закона, а именно, что бессмысленно считать для себя обязательным договор, если мы не считаем себя обязанными повиноваться самим законам, раз они не правильно постановлены и раз законодатели впали в заблуждение, что, кроме того, судья решает, что справедливо, поэтому для него должен быть важен не договор, а то, что более соответствует справедливости, что справедливое нельзя исказить ни с помощью обмана, ни путем принуждения, потому что оно вытекает из самой природы вещей, между тем как договоры часто возникают на основании обмана и принуждения.
