Реклама
Книги по философии
Герберт Спенсер
Опыты научные, политические и философские. Том 2
(страница 82)
"Те из них, которые имеют жизненное значение или не могут быть отделены от других без уничтожения мышления, должны быть временно принимаемы за истинные... причем предоставляется предположению об их неоспоримости подтвердиться их результатами".
"П. 40. Каким образом может оно подтвердиться результатами? Так же, как подтверждается всякое другое предположение, - путем удостоверения в том, что все вытекающие из него выводы соответствуют непосредственно наблюдаемым фактам путем доказательства согласия между теми опытами, к предположению которых оно нас приводит, и действительными опытами. Другого способа убедиться в основательности нашего взгляда, кроме доказательства его соответствия со всеми другими нашими взглядами, не существует".
Придерживаясь открыто и строго этого принципа, я далее перехожу в указанном месте исследованию того, что составляет основной процесс мысли, которым определяется эта связь и что является основным продуктом мысли, произведенной этим процессом. Я доказываю, что этот основной продукт есть сосуществование субъекта и объекта, и затем, представив это как постулат, который должен быть подтвержден впоследствии полным соответствием своим со всеми результатами опыта прямого или косвенного", я далее говорю, что "две группы, заключающие в себе я и не-я, могут быть подразделены на некоторые еще более общие виды, реальность которых как наука, так и здравый смысл ежеминутно предполагают". Но это еще не все. Предположив таким образом, только временно, эту глубочайшую из всех интуиции, далеко превышающую в смысле очевидности любую аксиому, и приведя целый ряд дедукций, наполняющих четыре тома, я намеренно вернулся к первоначальному предположению (Основания психологии, п. 386). Приведя опять то место, в котором изложен этот принцип, и напомнив читателю, что выведенные дедукции найдены в полном между собою соответствии, я указал, что остается еще установить, действительно ли это первоначальное предположение соответствует всем этим дедукциям, и затем, на протяжении 18 глав, старался показать это соответствие. И имея перед собою те тома, в которых этот принцип разработан с ясностью и обстоятельностью, не имеющими, как мне кажется, себе равных, критик излагает, в мое назидание, этот принцип, столь, по его мнению, "ясный для всякого сколько-нибудь образованного человека". Он излагает его в применении к ограниченному числу воззрений, к которым этот принцип вовсе и не применим, и закрывает глаза на тот факт, что я открыто и систематически применял его по отношению ко всему агрегату наших воззрений (включая сюда и аксиомы), который он окончательно и подтверждает.
Затем я должен прибавить еще одно пояснительное положение, в котором не было бы надобности, если бы рецензент прочел то, что он так критикует. Его аргумент исходит каждый раз из предположения, что я считаю априорные истины, как это бывало в старину, за истины, независимые от опыта, и он всего более подразумевает это там, где "надеется", что "нападает на одну из последних попыток вывести законы природы из нашего внутреннего сознания". Очевидно, что основной тезис одного из тех сочинений, которые он будто бы разбирает, совершенно неизвестен ему, именно - что формы мысли, а следовательно, и интуиции, в них заключающиеся, вытекают исключительно из результатов опыта, произведенного нами самими и унаследованного нами. Имея перед собой мои Основания психологии, он не только как будто не замечает, что они заключают в себе эту доктрину, но, несмотря на то что эта доктрина в первом издании, появившемся около двадцати лет тому назад, получила вообще значительное распространение, он как будто никогда о ней и не слыхивал. Смысл этой доктрины заключается не в том, "что законы природы" могут быть выведены из "нашего внутреннего сознания", а в том, что наше сознание имеет предустановленное соответствие с теми из этих законов (простыми, постоянно существующими и никогда не отрицавшимися), которые запечатлевались в нашей нервной системе в течение действительно бесконечного опыта предков. Если бы он потрудился ознакомиться с этой доктриной, то он узнал бы, что интуиции аксиом рассматриваются мною как существующие по наследству в мозге в скрытом состоянии, подобно тому как телесные рефлекторные действия существуют по наследству в скрытом состоянии в нервных центрах низшего порядка, что подобные не явные, а скрытые интуиции становятся потенциально более отчетливыми вследствие большей определенности структуры, обусловливаемой нашими индивидуальными действиями и культурой; и наконец, что таким образом аксиомы, имеющие вполне апостериорный характер для целого поколения, - для отдельного индивидуума имеют характер таких истин, которые, будучи по существу своему априорными, являются совершенно апостериорными. Он узнал бы также, что так как в продолжение процесса эволюции мысль становится все более и более соответствующей предметам и такое соответствие, достаточно полное по сравнению с простыми, всегда существующими и неизменными отношениями, каковы, например, отношения пространства, представляет значительный шаг вперед по сравнению с первоначальными динамическими отношениями, то утверждение, что вытекающие отсюда интуиции авторитетны, есть утверждение того, что простейшие однообразные явления природы, изученные в течение неизмеримого ряда истекших лет, нам лучше известны, чем те, которые познаны опытом в течение только индивидуальной жизни. Но так как все эти мысли, очевидно, не дошли до моего критика, то моя вера в эти первоначальные интуиции представляется ему аналогичной с той верой, которую последователи Птолемея питали к своим фантазиям о совершенстве!
До сих пор моими главными антагонистами, правда пассивными, а не активными, были проф. Тэт и, пожалуй, сэр В. Томсон, в качестве его сотрудника по вышеозначенному труду, направленному против меня, т. е. люди с известным положением в науке, последний из них даже с всесветной известностью математика и физика. И я занимался с некоторой обстоятельностью рассмотрением возбужденных вопросов частью потому, что мнения таких людей заслуживают полного внимания, частью же еще и потому, что вопрос о происхождении и последующем подтверждении физических аксиом имеет общий и неизменный интерес. Что же касается до того критика, который, цитируя против меня эти авторитеты, придал таким путем некоторым своим замечаниям значение, которого они без этого не имели бы, то мне сравнительно с тем, что я высказал по поводу других его замечаний, приходится покончить с ним в коротких словах. Вследствие причин, уже указанных выше с достаточной ясностью, я не коснулся было многих его положений; на этом основании он приводит их еще раз, в качестве неопровержимых. Добавлю здесь только самое необходимое, чтобы показать всю неосновательность его претензий.
Нет никакой надобности долго останавливаться на мнении рецензента о метафизическом характере положений, которые мы признаем за физические. Свой отчет о моем изложении "конечных научных идей" он заключает следующими обращенными ко мне словами: "Он претендует ни более ни менее как доказать, что все наши основные понятия непостижимы". Понимает ли критик, что он разумеет здесь под непостижимым понятием, я не могу сказать. Достаточно будет заметить, что я вовсе не покушался на совершение такого удивительного подвига; я пытался только показать, что объективные действия вместе с их объективными формами непостижимы для нас, - что те символические представления, которые мы имеем о них и которыми должны пользоваться, не похожи на реальные, как это доказывается теми противоречиями, которые обнаруживаются между ними при окончательном их анализе. Но положение, что объективное бытие не может быть выражено в терминах субъективного бытия, представляется критику совершенно равносильным выражению: "наши основные понятия" (субъективные продукты) "непостижимы" (не могут быть созданы субъективными процессами)! Указывая на это как на образец, по которому можно судить о его способности обсуждать эти конечные вопросы, я оставляю в стороне его физико-метафизические замечания и перехожу прямо к тем, которые вследствие его специального образования могли бы быть более достойными внимания.
Приводя одно место, касающееся того закона, что "все центральные силы изменяются обратно пропорционально квадрату расстояния от центра", он осмеивает утверждение, что "это - закон не только эмпирический, что он может быть математически выведен из отношений пространства; что это закон, отрицание которого немыслимо".
Может ли это положение быть вполне доказано или нет, - во всяком случае, оно вовсе не представляет собою такой нелепости, как это кажется критику. Когда он ставит вопрос: "Откуда м-р Спенсер это берет?" - он заставляет подозревать, что его мышление не отличается большой смелостью. Ему, по-видимому, не приходило никогда в голову, что если лучи, подобные, например, световым, испускаются по прямым линиям из какого-нибудь центра, то число их, падающее на всякую данную площадь сферы, описанной из этого центра, будет уменьшаться в квадрате по мере увеличения расстояния, так как площади кругов изменяются пропорционально квадратам их радиусов. Ибо, если бы это ему пришло в голову, то он не спрашивал бы, откуда я взял этот вывод, настолько простой, что он естественно должен представляться всякому, чьи мысли идут далее школьной геометрии { Что не я один придерживаюсь этого взгляда, доказывается даже в эту минуту, когда я пишу это, только что вышедшим трудом проф. Джевонса "Основы науки. Трактат о логике и о научном методе". На стр. 141 этого сочинения проф. Джевонс говорит по поводу закона изменения притягательной силы, что "он несомненно связан в этом отношении с первичными свойствами пространства".}. Если критик вздумает далее спросить, откуда я взял заключающееся в этих словах предположение, что центральные силы действуют только по прямым линиям, я скажу ему, что это предположение доказывается так же, как и первая аксиома Ньютона, что движущееся тело продолжает двигаться по прямой линии, пока не встретит какого-либо препятствия. Ибо для того, чтобы сила, проявляющаяся по направлению от одного центра к другому, стала действовать по кривой линии, нужно непременно предположить какую-нибудь другую силу, осложняющую прямое действие первой силы. И даже если бы действительно возможно было предположить, что какая-нибудь центральная сила действует не по прямым линиям, то в среднем распределение ее действия на внутреннюю поверхность окружающей сферы все же следовало бы этому же самому закону. Таким образом, будет ли этот закон признан по априорным основаниям или же нет, в обоих случаях приписываемая мне нелепость, относительно выяснения существования этих априорных оснований, не так уж очевидна. Далее по поводу этого моего положения критик говорит:
