Реклама
Книги по философии
Мишель Фуко
История сексуальности-III: Забота о себе
(страница 21)
_______________
1 Seneca. De tranqiiilitate animi, XI, 11.
2 Ibid., X, 7.
3 Считается, что трактат Об изгнании адресован тому же персонажу, что и Рrаеcepta gerendae rei publicae [Наставления по управлению государством.].
* Имеется в виду государственные повинности, возлагавшиеся на состоятельных граждан (прежде всего, должностных лиц) полиса и метеков; были сопряжены с большими, порой совершенно исключительными финансовыми затратами, особенно возросшими в эллинистическую эпоху.-- Прим. ред.
4 Plutarchus. De exilio, 602с-- е.
5 Сенека. Нравственные письма, XXII, 1-- 12.
106
уникальный по своему проявлению в каждом человеке, универсальный по форме, которую он принимает во всем человечестве, и коллективный по устанавливаемой им общности, выступающей как связь между индивидуумами. Таков, по крайней мере для стоиков, человеческий разум,-- божественное начало, присутствующее в нас. Следовательно, этого бога, "нашедшего приют в теле человека", можно встретить как в римском всаднике, так и в вольноотпущеннике или рабе. С точки зрения отношения к себе, социальные и политические определения имеют смысл только как показатели образа жизни, как внешние, искусственные, лишенные оснований знаки. Всадник, вольноотпущенник, раб? Все это суть не более чем имена, "порожденные честолюбием и несправедливостью"1: "Нравы каждый создает себе сам, к занятию приставляет случай"2. Стало быть, сообразно с этим законом и следует решать, сохранять ли и дальше свою должность или необходимо будет отказаться от нее.
Очевидно все же, было б ошибкой утверждать, что моральная рефлексия рассматривала политическую деятельность по преимуществу с точки зрения простой альтернативы: воздерживаться или участвовать. Правда, часто проблему именно в таких выражениях и формулировали, однако сама альтернатива зависела от решения более общего вопроса о способе формирования себя как морального субъекта на пересечении общественной, гражданской и политической деятельности. Оставалось только установить, какова природа этой деятельности:
обязательна она или нет, естественна или основана на соглашении, должна ли она быть постоянной или ограниченной во времени, безусловной или же обусловленной обстоятельствами. Требовалось также определить правила, которым нужно было следовать при осуществлении этой деятельности, а также избрать надлежащий метод руководства собой, позволяющий человеку занять достойное место в жизни, определить меру законности в притязаниях власти и целиком и полностью включиться в сложную и изменчивую игру управления и подчинения. Действительно, проблема выбора между уклонением и ак-
_____________
1 Там же, XXXI, 11.
2 Там же, XLVII, 15.
107
тивностью возникала постоянно, можно даже сказать, это был реккурентный вопрос [эпохи], но способ его постановки и ответы, которые на него зачастую давали, ясно показывают, что печь шла не столько о стремлении свести общий упадок политической деятельности к морали ухода [в себя], сколько о попытке выработать этику, которая бы позволила человеку устанавливать себя в качестве морального субъекта своей собственной социальной, гражданской и политической активности, с учетом всего многообразия форм, которые такого рода деятельность может принимать, и той степени дистанцированности, которая будет сочтена приемлемой.
*
По этим изменениям в матримониальной практике и политической игре мы можем проследить, какую трансформацию .испытали условия, в которых утверждалась традиционная "этика самообладания", предусматривавшая тесную связь между господством над собой, господством в семье и, наконец, [политическим] господством в условиях "агонального" общества, охваченного духом соревновательности; более того, именно практика власти над собой была гарантом умеренного и разумного применения двух других типов власти.
Отныне мы находимся в мире, где эти отношения не могут оставаться прежними: господство, объектами которого являются супруга и домочадцы, должно теперь сочетаться с определенными формами обратимости, обоюдности и равенства. Что касается проникнутой духом соперничества агональной игры, с помощью которой пытаются проявить и утвердить свое превосходство над другими, то здесь мы вынуждены обращаться к значительно более обширному и сложному полю властных отношений. Следовательно, общую форму "геавтократизма" необходимо было подвергнуть такому структурному пересмотру, чтобы краеугольным камнем этики стал принцип господства над собой. "Геавтократизм" не исчез, его просто потеснила потребность в некотором равновесии между неравенством и обоюдностью в матримониальной жизни, а также в определенном "разведении" власти над собой с властью над другими,-- в жизни социальной, гражданской и политической. Значение, ко-
108
торое в эпоху эллинизма придавали проблеме "своего я", развитие культуры себя, достигшее апогея в начале Империи, обнаруживают эту волю к переработке "этики самообладания". Представления об использовании удовольствий, так непосредственно сопряженные с тесной корреляцией между тремя формами господства (над собой, над домашними и над другими), похоже, модифицируются прямо в ходе этой разработки. Усиление общественного принуждения, рост числа запретов? Индивидуалистический уход [в себя], сопровождаемый переоценкой частной жизни? Скорее, следует, говорить о кризисе субъекта, или, точнее, субъективации: об усложнении способов, с помощью которых индивидуум может формировать себя в качестве морального субъекта своего поведения, и об усилиях, необходимых человеку для того, чтобы найти в ходе работы над собой то, что позволит ему подчиниться правилам и придать своему существованию смысл.
ГЛАВА IV
ТЕЛО
1. Гален
2. Хороши они или плохи?
3. Режим удовольствий
4. Работа души
Давно замечено1, насколько велико был во времена Флавиев и Антонинов внимание ко всему, что связано с целительством. Все признавали медицину общественно значимой практикой2 и видели в ней видели одну из высших форм культуры, наряду с риторикой и философией. Как подчеркивал Боверсок, увлечение медициной сопутствовало развитию второй софистики, и многие известные риторы получили медицинское образование или выказывали интерес к этой дисциплине3. При этом очень рано было установлено родство философии с медициной, а их разграничение порождало теоретические проблемы и приводило к соперничеству в разделе сфер деятельности. С первых же строк Наставлений о здоровье мы сталкиваемся с отголоском этих дискуссий: врач, говорит Плутарх, заблуждается, если думает, будто сможет пренебречь философией; равно будет ошибкой ставить в упрек философу то, что он, выходя за отведенные ему пределы, обращается к вопросу о здоровье и поддерживающих его режимов. Поистине, заключает Плутарх, медицина ни в чем не уступает свободным искусствам (eleutherai technai), когда речь заходит об изяществе, изысканности, способности доставлять удовольствие: тем, кто ее изучает, она дает доступ к очень важным познаниям, касающимся благополучия и здоровья4.
_____________
1 Для создания этой главы я использовал исследование Дж. Пижо Болезнь души. Исследование отношения души и тела в античной медико-философской традиции (Jackie Pigeaud. La Maladie de 1'ame. Etude sur la relation de 1'ame et du corps dans la tradition medico-philosophique antique.-- P.: Les Belles Lettres, 1981.
2 G. W. Bowersock. Greek Sophists; см. также С. Allbut. Greek Medicine in Rome и J. Scarborough. Roman Medicine.
3 G. W. Bowersock. Op. cit.-- P. 67. Цельс в проэмии к трактату О медицине связывает возникновение медицины с развитием lifterarum disciplina.
4 Plutarchus. De tuenda sanitate, 122d-- e.
112
Подобным образом истолкованная, медицина уже не считалась просто техникой вмешательства, прибегающей в случае болезни к лекарствам или операциям. Она призвана была также в виде корпуса знаний и правил определять образ жизни, способ осмысленного отношения к себе, к своему телу, питанию, сну и бодрствованию, к различным формам деятельности и вообще ко всему, что окружает [человека]. Предлагая режимы, медицина предлагала добровольно избираемую и рационально обоснованную структуру поведения. Один из пунктов дискуссии касался форм и степени зависимости такой медицински оснащенной жизни от авторитета медиков. Полное подчинение пациента врачу, предусматривающему каждую деталь его существования, выступало объектом критики в той же мере, что и попытки руководства душой, практикуемого философами. И Цельс, при всей своей убежденности в высокой рациональной ценности медицины, предписывающей режимы, не советовал тому, кто, пребывает в добром здравии, прибегать к помощи врача1. Такого рода "автономию" и должна была обеспечивать литература о режимах. Именно для того, чтобы избежать слишком частых консультаций -- не всегда возможных, а порой и нежелательных,-- нужно самому вооружиться медицинским учением, которое постоянно будет под рукой. Таков совет Атенея: приобрести в молодости запас знаний, достаточный для того, чтобы всю жизнь быть самому себе советчиком в повседневных делах здоровья: "Каждому полезно, более того, необходимо освоить в числе изучаемых предметов и различных наук также и медицину, и придерживаться предписаний этого искусства, дабы всегда иметь возможность помочь самому себе надежным советом в делах здоровья, ибо в действительности нет и мгновения, что днем, что ночью, когда бы не было нужды в медицине: прогуливаемся мы или же сидим,
