Filosofa.net

,,Завоевание или игра, бесчиленные любовные увлечения, абсурдный бунт – все это почести, которые человек воздаёт собственному достоинству в ходе войны, заведомо несущей ему поражение”. И несмотря на это, человек должен бороться и оставаться верным своей борьбе. Абсурдная борьба, которую постоянно ведет человек, представляет собой игру, являющуюся преимущественно искусством. А искусство, как говорил ещё Ницше, необходимо для того, чтобы не умереть от истины.

В абсурдном мире произведение искусства – это уникальная возможность поддерживать своё сознание на соответствующем уровне и в соответствующей форме. Оно позволяет человеку фиксировать свои переживания в этом мире. ,,Творить – это жить дважды”. Правда, абсурдный человек не ставит своей целью объяснить действительность, решить какие-то проблемы, - нет, творчество состоит для него в испытании самого себя и в описании того, что он видит и чувствует. Таким образом, искусство выполняет эстетические функции самопознания и самоусовершенствования.

Произведение Камю ,,Бунтующий человек” - это история идеи бунта - метафизического и политического - против несправедливости человеческого удела. Если первым вопросом ,,Мифа о Сизифе” был вопрос о допустимости самоубийства, то эта работа начинается с вопроса справедливости убийства. Люди во все времена убивали друг друга, - это истина факта. Тот кто убивает в порыве страсти, предстает пред судом, иногда отправляется на гильотину. Но сегодня подлинную угрозу представляют не эти преступные одиночки, а государственные чиновники, хладнокровно отправляющие на смерть миллионы людей, оправдывающие массовые убийства интересами нации, государственной безопасности, прогресса человечества, логикой истории.

Человек 20-го века оказался перед лицом тоталитарных идеологий, служащих оправданием убийства. Еще Паскаль в ,,Провинциальных письмах” возмущался казуистикой иезуитов, разрешавших убийство вопреки христианской заповеди. Безусловно, все церкви благословляли войны, казнили еретиков, но каждый христианин все-таки знал, что на скрижалях начертано ,,не убий”, что убийство - тягчайший грех. На скрижалях нашего века написано: ,,Убивай”. Камю в ,,Бунтующем человеке” прослеживает генеалогию этой максимы современной идеологии. Проблема заключается в том, что сами эти идеологии родились из идеи бунта, преобразившейся в нигилистское ,,все дозволено”.

Камю считал, что исходный пункт его философии остался прежним - это абсурд, ставящий под сомнение все ценности. Абсурд, по его мнению, запрещает не только самоубийство, но и убийство, поскольку уничтожение себе подобного означает покушение на уникальный источник смысла, каковым является смысл каждого человека. Однако из абсурдной установки ,,Мифа о Сизифе” не вытекает бунт, утверждающий самоценность другого. Бунт там придавал цену индивидуальной жизни - это ,,борьба интеллекта с превосходящей его реальностью”, ,,зрелище человеческой гордыни”, ,,отказ от примирения”. В дальнейшем у Камю меняется само содержание понятий ,,абсурд” и ,,бунт”, поскольку из них рождается уже не индивидуалистический мятеж, а требование человеческой солидарности, общего для всех людей смысла существования. Бунтарь встает с колен, говорит ,,нет” угнетателю, проводит границу, с которой отныне должен считаться тот, кто полагал себя господином. Отказ от рабского удела одновременно утверждает свободу, равенство и человеческое достоинство каждого. Однако мятежный раб может сам перейти этот предел, он желает сделаться господином и бунт превращается в кровавую диктатуру. В прошлом, по мнению Камю, революционное движение ,,никогда реально не отрывалось от своих моральных, евангелических и идеалистических корней”. Сегодня политический бунт соединился с метафизическим, освободившим современного человека от всех ценностей, а потому он и выливается в тиранию. Сам по себе метафизический бунт также имеет оправдание, пока восстание против небесного всевластного Демиурга означает отказ от примирения со своим уделом, утверждение достоинства земного существования. Он превращается в отрицание всех ценностей и выливается в зверское своеволие, когда бунтарь сам делается ,,человекобогом”, унаследовавшего у отринутого им божества все то, что так ненавидел - абсолютизм, претензии на последнюю и окончательную истину (,,истина одна, заблуждений много”), провиденциализм, всезнание, слова ,,заставьте их войти”. В земной рай этот выродившийся Прометей готов загонять силою, а при малейшем сопротивление готов устроить такой террор, в сравнении с которым костры инквизиции кажутся детской забавой.

Такое соединение метафизического бунта с историческим было опосредовано ,,немецкой идеологией”. В разгар работы над ,,Бунтующим человеком” Камю говорил, что ,,злые гении Европы носят имена философов: их зовут Гегель, Маркс и Ницше . Мы живем в их Европе, в Европе, ими созданной”. Несмотря на очевидные различия в воззрениях этих мыслителей (а также Фейербаха, Штирнера), Камю объединяет их в ,,немецкую идеологию”, породившую современный нигилизм.

Чтобы понять основания, по которым эти мыслители были включены в ряд ,,злых гениев”, необходимо, во-первых, вспомнить об общественно-политической ситуации, во-вторых, понять, под каким углом зрения рассматриваются их теории.

Камю писал ,,Бунтующего человека” в 1950 г., когда сталинская система, казалось, достигла апогея своего могущества, а марксистское учение превратилось в государственную идеологию. В Восточной Европе шли политические судилища, из СССР доходили сведения о миллионах заключенных; только что эта система распространилась на Китай, началась война в Корее - в любой момент она могла вспыхнуть в Европе. Политические воззрения Камю изменились к концу 40-х годов, о революции он более не помышляет, поскольку за нее в Европе пришлось бы платить десятками миллионов жертв (если не гибелью всего человечества в мировой войне). Необходимы постепенные реформы - Камю оставался сторонником социализма, он равно высоко ставил деятельность тред-юнионов, скандинавской социал-демократии и ,,либертарного социализма”. В обоих случаях социалисты стремятся освободить ныне живущего человека, а не призывают жертвовать жизнями нескольких поколений ради какого-то рая земного. Такая жертва не приближает, а отдаляет ,,царство человека” - путем ликвидации свободы, насаждения тоталитарных режимов к нему нет доступа.

Параллельнно изменениям философских и политических воззрений Камю, менялось и его понимание искусства. В юности, осмысливая свои первые художественные опыты, Камю считал искусство прекрасной иллюзией, которая хотя бы на короткое время дает забвение боли и страдания. Даже о музыке он рассуждал на манер Шопенгауэра, хотя она никогда не занимала большого места в духовной жизни Камю (помимо литературы и театра, коими он занимался профессионально, ему были близки скульптура и живопись). Но очень скоро Камю приходит к мысли, что эстетическое бегство от действительности невозможно, ,,бесплодную сумеречную мечтательность” должно заменить искусство как ,,свидетельство” - яркий свет художественного произведения высвечивает жизнь, которую нужно принять, сказать ей ,,да”, не зная ни злобы на мир, ни удовлетворенности. Близость Камю ницшеанству ограничивается этим утверждением, ничего ,,сверхчеловеческого” он не признает, кроме прекрасной природы. Принятие жизни такой, как она есть, - это не ,,разнуздание чувств” Рембо, подхваченное сюрреалистами. Помимо прекрасного лица жизни есть еще и ее изнанка - к ней относится социальная реальность. Размышления о том, как совместить служение искусству и политическую деятельность, начинаются еще в 30-е годы, когда Камю играл в ,,Театре труда” и организовывал ,,Дом культуры” для рабочих.

Эта тема выходит на первый план в 40-50-е годы, когда Камю отказывается от абсурдного самопреодоления посредством художественного творчества. Всякое искусство для искусства им недвусмысленно осуждается: эстетизм, дендизм в искусстве неизбежно идут рука об руку с фарисейством. В башне из слоновой кости художник утрачивает связь с реальностью. Ошибкой современного искусства он считал сосредоточение всего внимания на технике, форме - средства ставятся вперед цели. Но бесплодность грозит художнику и тогда, когда он делается ,,инженером душ”, идеологическим бойцом. Искусство умирает в апологетике.