Filosofa.net

Для того чтобы разобраться в проблеме истины следует разобраться в вопросах познаваемости мира, суверенности мышления, пути, который проходит наше мышление на пути к достижению истины, т.е. вопросе о переходе от абстрактного к конкретному, вопросах отношения абсолютной и относительной истины.

Основной вопрос философии об отношении мышления к бытию, духа — к природе можно рассматривать и с другой стороны, а именно: в состоянии ли наше мышление познавать действительный мир, можем ли мы в наших представлениях и понятиях о действительном мире составлять верное отражение действительности? Среди утвердительно отвечающих на этот вопрос есть не только материалисты, но и такие идеалисты как Гегель, только он считал действительный мир осуществлением некоей предвечной “абсолютной идеи”, причем человеческий дух правильно познавая действительный мир, познает в нем и через него “абсолютную идею”. Наряду с материалистами и последовательными идеалистами есть и такие философы, которые оспаривают возможность познания мира или хотя бы исчерпывающего познания. К ним принадлежат Юм и Кант, которые принципиально отгораживают “явления” от того, что является, ощущение от ощущаемого, вещь для нас от “вещи-в-себе”.

В своей работе “Материализм и эмпириокритицизм” [7] В.И. Ленин приводит три следующих гносеологических вывода:

1) Существуют вещи независимо от нашего сознания, независимо от нашего ощущения, вне нас.

2) Решительно никакой принципиальной разницы между явлением и вещью в себе нет и быть не может. Различие есть просто между тем, что познано, и тем, что еще не познано, а философские измышления насчет особых граней между тем и другим, насчет того, что вещь в себе находится “по ту сторону” явлений (Кант), или что можно и должно отгородиться какой-то философской перегородкой от вопроса о непознанном еще в той или иной части, но существующем вне нас мире (Юм), — все это пустой вздор, выверт, выдумка.

3) В теории познания, как и во всех других областях науки, следует рассуждать диалектически, т.е. не предполагать готовым и неизменным наше познание, а разбирать каким образом из незнания является знание, каким образом неполное, неточное знание становится более полным и более точным.

Все материалисты признают познаваемость вещей в себе. Познание человека отражает абсолютную истину, практика человечества, проверяя наши представления, подтверждает в них то, что соответствует абсолютной истине. Материалисты считают, что чувства дают нам верные изображения вещей, что мы знаем самые эти вещи, что внешний мир воздействует на наши органы чувств.

Для материалиста “фактически дан” внешний мир, образом коего являются наши ощущения. Для идеалиста “фактически дано” ощущение, причем внешний мир объявляется “комплексом ощущений”. Для агностика (юмиста) “непосредственно дано” тоже ощущение, но агностик не идет дальше ни к материалистическому признанию реальности внешнего мира, ни к идеалистическому признанию мира за наше ощущение. Из слов Энгельса видно, что для материалиста реальное бытие лежит за пределами “чувственных восприятий”, впечатлений и представлений человека, для агностика же за пределы этих восприятий выходить невозможно.

Нельзя быть материалистом, не решая утвердительно вопрос о существовании вещей вне нашего сознания, но можно быть материалистом при различных взглядах на вопрос о критерии правильности тех изображений, которые доставляют нам чувства.

Идея “трансцензуса”, т.е. принципиальной грани между явлением и вещью в себе, есть вздорная идея агностиков и идеалистов. Энгельс в работе “Анти-Дюринг”, [10] пишет: ”Действительное единство мира состоит в его материальности, а эта последняя доказывается не парой фокуснических фраз, а длинным и трудным развитием философии и естествознания”. Материалисты отвергают, что существует нечто “вне чувственного мира”.

В работе Энгельса “Анти-Дюринг”, [10] встречаются следующие вопросы: “Могут ли продукты человеческого познания вообще и если да, то какие, иметь суверенное значение и безусловное право на истину? Суверенно ли человеческое мышление?” И он говорит, что прежде чем ответить “да” или “нет” на этот вопрос, следует исследовать, что же такое человеческое мышление. Это не есть мышление отдельного единичного человека. Но при этом оно существует только как индивидуальное мышление многих миллиардов прошедших, настоящих и будущих людей. Если предположить, что обобщаемое в представлении мышление всех этих людей, включая и будущих, суверенно, т.е. в состоянии познать существующий мир, поскольку человечество будет существовать достаточно долго и поскольку в самих органах и объектах познания не поставлены границы этому познанию, — то это будет банально и бесплодно. Ибо самым ценным результатом подобного высказывания было бы лишь то, что оно настроило бы нас крайне недоверчиво к нашему нынешнему познанию, так как мы, по всей вероятности, находимся еще почти в самом начале человеческой истории, и поколения, которым придется поправлять нас, будут, наверное гораздо многочисленнее тех поколений, познания которых мы имеем возможность поправлять теперь.

Нужно заметить, что сознание, а следовательно, также мышление и познание могут проявиться только в ряде отдельных существ. Мышлению каждого из этих индивидов можно приписать суверенность лишь постольку, поскольку не известно никакой власти, которая могла бы насильственно навязать ему, в здоровом и бодрствующем состоянии, какую-либо мысль. Что же касается суверенного значения познаний, достигнутых каждым индивидуальным мышлением, то судя по всему нашему прежнему опыту, эти познания всегда содержат в себе гораздо больше элементов, допускающих улучшение, нежели элементов, не нуждающихся в подобном улучшении, т.е. правильных. И Энгельс приходит к выводу, что суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно; познание, имеющее безусловное право на истину, — в ряде относительных заблуждений; ни то, ни другое не может быть осуществлено полностью, иначе как при бесконечной продолжительности жизни человечества. Здесь снова встречается вышеуказанное противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсолютным, и осуществлением его в отдельных людях, мыслящих ограниченно. Это противоречие может быть разрешено только в бесконечном поступательном движении, в таком ряде последовательных человеческих поколений, который, для нас по крайней мере, на практике бесконечен. В этом смысле человеческое мышление столь же суверенно, как несуверенно, и его способность познавания столь же неограниченна, как ограниченна. Суверенно и неограниченно по своей природе, призванию, возможности, исторической конечной цели; несуверенно и ограниченно по отдельному осуществлению, по данной в то или иное время действительности.

Другими словами поднятые Энгельсом вопросы можно перефразировать следующим образом: существует ли объективная истина, т.е. может ли в человеческих представлениях быть такое содержание, которое не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества? Если да, то могут ли человеческие представления, выражающие объективную истину, выражать ее сразу, целиком, безусловно, абсолютно или же только приблизительно, относительно? Этот второй вопрос есть вопрос о соотношении истины абсолютной и относительной.

Естествознание не позволяет сомневаться в том, что его утверждение существования земли до человечества есть истина. С материалистической теорией познания это вполне совместимо: существование независимого от отражающих отражаемого (независимость от сознания внешнего мира) есть основная посылка материализма. Утверждение естествознания, что земля существовала до человечества, есть объективная истина.

Обычно истину определяют как соответствие знания объекту — это “классическая” концепция истины. Истина — это адекватная информация об объекте, получаемая посредством его чувственного или интеллектуального постижения либо сообщения о нем и характеризуемая с точки зрения ее достоверности. Таким образом, истина существует как субъективная реальность в ее информационном и ценностном аспектах. Ценность знания определяется мерой его истинности.