Filosofa.net

Книга была написана Н. А. Бердяевым за восемь лет до смерти. Черновик ее под названием

"Философская автобиография " писался в 1939 – 1940 гг. в Кламаре и Пипе. Работа над

рукописью продолжалась фактически до последних лет жизни философа.

Книга вышла уже после смерти Н. А. Бердяева, последовавшей в конце марта 1948 г. Первое

издание " Самопознания " было осуществлено в парижском издательстве " YMCA – press " в

1949 г. Редактором этого издания была свояченица Бердяева Е. Ю. Рапп. Произведение

представляет собой уникальное свидетельство этапов духовного становления самобытнейшей личности русского философа, дающая полной грудью вдохнуть трагический воздух европейской истории первой половины 20 века и прочувствовать всю глубину ужасающей драмы событий истории России того времени.

Очевидно, что самыми значительными событиями русской истории этого периода являются

революция (-ции) и становление советского государства. Мне как интересующемуся русской

историей, интересен взгляд одного из самых значительных философов 20 в. на эти события.

Всем своим существом Бердяев чувствовал опасность цивилизации, когда научные,

технические и политико-правовые изменения почти автоматически сопровождались

культурным и нравственным отставанием, дегуманизацией человека. Примеров тому Бердяев видел предостаточно: эксплуатация и социальная несправедливость, ложь парламентаризма и демагогия вождей, рыночные отношения в культуре и засилье идеологии, тоталитаризм, разгул расовых и национальных инстинктов, война и апокалипсическое явление атомной бомбы. Во всем этом он предвидел конец целой исторической эпохи, "закат Европы", который наступал с начала 18 века, когда технизация и рационализация жизни привели к социализации личности и ее деперсонализации.

Возникновение машинной техники – это главное событие в цивилизации, которое, по мнению Бердяева, невозможно достаточно высоко оценить. Как бы мы ни старались, значение техники будет недооценено. Она – новый, созданный разумом человека космос. В нем все иное. Пространство (сжато!), время (ускорено!), ритм жизни (убыстрен!), человек (вынужден подчинить себя технике и не может жить вне ее). Рациональная по своему существу техника преображает всю жизнь общества, люди вынуждены приспосабливаться к новому космосу, теряя свое центральное положение в истории. Человек, полагавший себя носителем разумности, превратился в раба техники и государства, тех сил, которые сам же вызвал к жизни. Прервался естественный ход жизни, когда человек "питался от земли", техника загнала его в город и заставила пойти в услужение к машине. Огромные массы, скопившиеся в городах, разделяются на коллективы, своеобразную форму выживания людей. Человек не может не войти в коллектив, но, войдя в него, начинает жить по его нормам и правилам. Здесь отношение человека к другому определено не дружеским чувством и сердечной привязанностью, а структурой коллектива, его иерархией и организацией, принятыми нормами и ценностями. Чтобы выжить, человек должен забыть свою индивидуальность, быть как все. Процесс уничтожения индивидуальности зашел так далеко, что Бердяев с тревогой спрашивает: "Будет ли то существо, которому принадлежит будущее, по-прежнему считаться человеком?". Бердяев с такой полнотой и точностью анализирует " судьбы человека в современном мире ", что это ставит его в один ряд с крупнейшими гуманистическими критиками цивилизации 20 века – К. Ясперсом, М. Хайдеггером, Ортегой-и-Гассетом.

Мыслитель убежден: человечество стоит перед выбором между умиранием в старом мире и

возрождении в новом. Нужно найти в себе религиозно-волевое усилие и преодолеть гибель

мира, которая так очевидно в разложении " капиталистического режима ", " деспотизации

мира " и насильственном, механическом порядке коллектива.

Необходимо "внутреннее преодоление хаоса, победа духа над техникой, духовное восстановление иерархии ценностей, соединенное с осуществлением социальной правды ". Поиск пути "преодоления хаоса" современного мира – основное содержание философии русского мыслителя. А вот каким должен быть этот путь, Бердяев узнал, осмысливая опыт революций вообще и русской революции в частности.

Бердяев понимает и принимает вечную правду протеста людей против старого мира. Сам он,

прежде чем стать принципиальным контрреволюционером, неистово служил русской

революции. Но опыт революционных лет поведал ему о кровавых тяготах пути к свободе,

завершаемом насилием – уже в отношении тех, кто жаждал свободы. В революции

первенство свободы сменяется первенством порядка и она, свобода, превращается в рабство.

Бердяев с печалью наблюдает за чудовищными метаморфозами судеб русских революционеров. Свобода революции обратилась в тиранию потому, что революция была

навязана нищетой, нуждой, злом старого мира. Цель ее виделась только в том, чтобы

разрушить прежний мир, расчищая дорогу для идеала. Свобода была признана правом тех, кто разрушил старый мир; и кто его разрушил, был признан свободным. В революции говорит обида на старое, она движима корыстью масс. Она – скорее конец старого мира, чем

начало нового.

В чем же видит Бердяев истинные причины революции? Что она для него? Единственный

возможный выход или новое рождение, перевоплощение, связанное с очищением от всего

греховного… Придет ли философ к разочарованию от того, что люди, приветствовавшие

новый режим и делывавшие все для его скорейшего укоренения, вскоре сами оказываются в

кандалах как духовно, так и физически.

Мне кажется логичным понять, в начале, что приблизило Бердяева к марксизму, к

революционному духу: "Какие основания, заложенные в моей природе, побудили меня

вступить на этот путь?"

"Моя революционность, которая в нынешний звериный мировой период еще возросла,

представляется мне явлением сложным, и она, вероятно, носит иной характер, чем у большей части русской революционной интеллигенции. Революционность, присущая моей природе, есть прежде всего духовная, есть восстание духа, то есть свободы и смысла, против рабства и бессмыслицы мира." (стр. 112)

Приверженность Бердяева, в целом, к революционным идеям исходила, в общем-то, из него

самого.

"Источник своей революционности я всегда видел в изначальной невозможности принять

миропорядок, подчиниться чему-либо на свете". (стр. 113)

Считаю нужным обратить внимание на то, что он считал революционность, не каким-то

общим состоянием угнетенного класса, а собственным :"это есть восстание личности, сне

народной массы." Любопытно, что имея " всю жизнь абсолютное презрение к так

называемому " общественному мнению", философ говорит о том, что в конечном счете от

этого самого мнения "рабски зависят профессиональные революционеры". И логически автор выводит потрясающую по глубине и в то же время ужасающую мысль о том, что не смотря на то, что революционеры хотят построить новое общество, на началах равенства и братства, оно общество, государство потребностей: "Чисто политические революции отталкивали меня не только практикуемыми средствами борьбы, отрицанием свободы и пр. Меня отталкивало более всего, что они не являются духовными революционерами, что дух ими всеми отрицается или остается старым. Все политическое устройство этого мира на среднего, ординарного, массового человека, в котором нет ничего творческого. На этом основаны государство, объективная мораль, революции и контрреволюции. Вместе с тем есть правда, есть божественный луч во всяком освобождении. Революции я считаю неизбежными, они фатальны при отсутствии или слабости творческих духовных сил, способных радикально реформировать и преобразовывать общество. Но всякое государство и всякая революция, всякая организация власти подпадает под власть князя мира сего". (стр. 113)