Filosofa.net

Т.о. четырёхпринципная структура живой души последовательно сводится к двухпринципной - к конечному торжеству и неразрывному единству эйдоса вещи и её материи. «От этого совпадения эйдоса вещи с её материей богатеет не только материя, которая без эйдоса была бы просто пустой возможностью, а не действительностью, но богатеет и сам эйдос, который без своей материи, т.е. без своего фактического осуществления тоже оказался бы лишь пустой возможностью» [4, c.365]. Как было показано выше, наибольшую степень раскрытия четырехпринципная структура получает в бытии трансцендентного чувственному миру всеобщего Ума, в котором обретается предел всякому развитию и единству, единству желаемого и действительного. Причем эйдос всех эйдосов формирует как космическую материю, выражая посредством её содержание, так и «нематериальную», внутриэйдическую умственную субстанцию.

3. Учение Плотина о трех ипостасях и материи.

Значение вклада Плотина в развитие античной философской мысли трудно переоценить. По словам А.Ф. Лосева, «коренная реформа всего платонизма позднего времени была произведена Плотином, который впервые с огромной энергией выставил учение о сверхумственном первоединстве и о проистекающих отсюда эманациях единораздельных цельностей» [5, c.559]. По Плотину, всё мироздание представляет собой совокупность ступенчато эманирующих сущностей, причем по мере отхода от первоединой сущности свойства каждого последующего начала сужаются и сокращаются. Эти сущности Плотин называет вышебытийным Единым, Умом, Душой и космосом. Плотин отделяет чувственный космос от трех сверхчувственных природ или ипостасей (hypostseis) - Души, Ума, Единого. Единое является последним, наиболее общим основанием бытия, из которого проистекает всё и которому всё причастно. О Едином можно говорить только в апофатических терминах, его нельзя познать, но люди, одарённые высшей способностью, «способностью умственного созерцания (интеллектуальной интуиции) . устремляются к единому и остаются в лучах его свет. Они похожи на человека, возвратившегося после долгого отсутствия в отечество» [6, c.511]. Но личностей, способных возвыситься до созерцания первоначального единства, единицы. Поэтому для того, чтобы показать зависимость всего от первосущего Плотин в своих рассуждениях последовательно восходит от чувственного осязаемого мира к сверхчувственному истоку. Существование Души, цельной субстанции, управляющей телом, борющейся со страстями, с желаниями тела, не вызывает сомнений. Одушевление существует всюду и предполагает отличное от вещества (космоса) начало - Душу. Существование объективной красоты также подразумевает наличие деятельного начала, «осуществляющего форму и соединяющего форму и вещество, - сами по себе внешние друг другу. Деятель этот - душа мира. Т.о. от чувственного мира мы поднялись до души, всё оживляющей» [6, c.512]. Можно сказать, что под Душой Плотин понимает «субстанционально-смысловую и самодвижно творящую основу» [5, c.594]. Размышляя над устройством мира, Плотин замечает, что Душа, сообщающая материи жизнь, не является хаотическим началом. Ей присуща закономерность и целенаправленность, формирующая мир определённым образом. Следовательно кроме жизнетворящего принципа необходимо выдвинуть принцип Ума, «и притом такого ума, который был бы уже выше души и был бы не самой душой, а принципом её самодвижного становления». Ипостаси Ума и Души есть не только наименования совокупностей свойств, но они должны быть самими собою, определённым субстанциональным бытием, а не чем-либо другим, «т.е. законом единичным и . единственным» [5, c.594]. Высшее место в предложенной иерархии принадлежит Единому: это первосущее (to proton), лишенное границ, формы, каких-либо определений и стоящее выше всякого существования и мышления. «Поскольку природа Единого творит все вещи, - пишет Плотин, - оно само не есть что-либо из них. Следовательно, оно не есть ни качество, ни количество, ни душа, ни дух. Оно не движется и не покоится, не находится в пространстве или времени; оно совершенно однородно, более того, существует вне рода и до всякого рода, до движения и покоя. Ибо такие свойства присущи только сущему и делают его многим» (Энн., VI, 9, 3). По словам А.Ф. Лосева, учение о Едином не есть «ничем не обоснованная и фантастическая мистика», но его можно охарактеризовать как «простейшую и вполне рациональную диалектику» [5, c.498]. Любой предмет обладает некоей совокупностью разных свойств и качеств, но все его характеристики, взятые вместе, не являются этим предметом, а сам предмет есть их носитель. Именно Единое даёт возможность множеству свойств принадлежать одному предмету. Ни на что не сводимое первоединое есть беспредикатный носитель всех бесконечных свойств существующей действительности. Единое, как объединяющее начало, охватывает всё и существует во всём. Именно с этим связан крайний апофатизм при описании Единого. Благодаря его существованию возможен сам процесс познания - исследуя себя, человек познаёт и окружающий мир, т.к. все три ипостаси во всей полноте присутствуют в человеке. Познание же Единого невозможно, т.к. при этом происходит разделение на субъект и объект. Любая положительная характеристика противопоставляет Единому иной объект, разделяет и усложняет его. Единое просто, безусловно и самодовлеюще и совершенно неописуемо, т.к. нельзя выйти за его пределы и охватить его умным взором. И в то же время существуют и и положительные характеристики Единого, Плотин называет его абсолютным благом, абсолютной мощью - все положительные качества собраны в нем в превосходной форме.

Каким образом Единое существует во всём и всё причастно ему? Отвечая на этот вопрос Плотин развивает учение о последовательном нисхождении первоначала к чувственным фомам. Единое как бы переполнено самим собою, оно не может не творить, т.к. это свойство его природы, «и это-то переполнение произвело нечто другое. Произведённое им обращается к нему, наполняется им и его созерцает: таким образом возникает Ум» (Энн. V 2, 1). На уровне ума уже появляется некая множественность идей, которые есть «одновременно и мысль Ума, или даже сам Ум, и мыслимая сущность, ибо каждая идея не отлична от Ума, но есть Ум. Ум же в своей целостности есть совокупность всех идей» (Энн. V, 9, 8). По мере удаления от Единого множественность возрастает, сила же и мощь ограничиваются. На уровне Души мы уже имеем внешнее единство, объединяющее в себе различные формы, мысли, рассудочную деятельность и пр. [7, c.74]. Душа также является творческим началом, с её помощью оформляется материальный космос. Но в то же время нельзя сказать, что вне Души что-либо существует. Вне её - небытие, материя без формы, «не более как мертвый труп, земля и вода, или даже нечто худшее - тёмная бездна вещества и небытие, - нечто такое, чего, по словам поэта, ужасаются даже боги» (Энн. V, 1, 2). Единство небытия и Души порождает чувственный мир, следующую ступень умаления Единого. И все недостатки вещественного мира связаны именно с проблемой его удалённости от первоначала. Сама материя не является бытием, а только его возможностью, которая реально себя проявляет в виде становления чего-нибудь нематериального, а именно эйдоса или формы. Плотин различает два типа материи - чувственную и умопостигаемую. «Своё учение о непрерывном становлении материи он (Плотин) применяет во всех областях реальной действительности, и прежде всего в своих трех основных ипостасях» [5, c.615]. Своя собственная материя существует не только у Души, но и в Уме и в Едином. Ум, в котором мы уже можем проследить некую непростоту и множественность, делится на мысль и предмет этой мысли, на собственно Ум и бытиё. Идея формирует умопостигаемое вещество, противопоставляемое эйдосу или форме. Плотин говорит о том, что материя и Душа находятся в таком соотношении как сеть и море, чувственным аппаратом мы можем уловить лишь незначительную часть всего богатства, присущего Душе. Аналогично соотношение Ума и Души, Единого и Ума. Очень важна для философа и концепция неаффицируемости высшего низшим. Мир материальный не воздействует на Душу, также и мы в силах созерцать Единое, но не в нашей власти изменить умопостигаемый мир. Материя всегда является страдательным, подчинённым началом [8, c.11].