Filosofa.net

Однако если уже есть объективные предпосылки для перемен, то личность способна ускорить или отдалить решение проблемы, придать этому решению особые черты, талантливо или бездарно использовать предоставленные возможности. При на место Петра I иной, “спокойный” государь, эпоха реформ в России отложилась бы, затем могла запоздать, как в Турции, в результате чего страна стала бы играть совсем иную (малую, подчиненную) в Европе роль и мире. А вот после Петра I правили часто не совсем талантливые люди, но фаза общества после петровских реформ и побед была уже иная, более спокойная. Даже время Екатерины II при всех ее выдающихся способностях менее велико, чем эпоха Петра I. Там ставились русская государственность и общественное устройство, здесь - лишь совершенствовалась.

Поэтому на вопрос о границах роли личности в истории можно ответить и так: если какая-то личность сумела сделать нечто, что кажется удивительным (все равно в данном случае, было ли это прогрессивно или наоборот), значит, потенциальные условия для этого были. Но далеко не всегда история преподносит деятелю стопроцентные шансы. Очень часто они неопределенны, нечетки, спорны, порой - ничтожны.

Сказанное объясняет и роль благоприятного момента: ведь поскольку история не запрограммирована и в каждый момент времени из ряда потенций реализуется одна, то в определенных ситуациях шансы слабых тенденций возрастают и вообще возможность выбора увеличивается. Найдутся ли деятели, способные воспользоваться случаем, и кто они будут? Иногда говорят, что, не будь одной личности, ее заменила бы другая. В принципе это было бы так, если ситуация могла ждать долго. Но дело-то в том, найдется ли нужный человек в наиболее благоприятный момент (когда, по известному выражению Ленина, сегодня - рано, а послезавтра - поздно). Стоит упустить случай, и потом уже в десять раз более одаренная личность ничего не сможет сделать. А поскольку темп истории возрастает, времени на эксперименты у обществ становится меньше, чем раньше, когда история могла переигрываться, разрушая и вновь создавая цивилизации. Общий уровень перерастает определенную ступень, и затем уже общество должно догонять других, используя не собственную, а чужие модели.

Следовательно, при оценке значения какого-то деятеля встает вопрос о то, мог ли кто-то другой сделать то же при наличных условиях? Нередко мы можем констатировать, что нет, не мог. То, что сделал этот человек (хорошего или плохого): сумел сконцентрировать силы нации, использовать крошечный шанс, проявил небывалую жестокость и т.д. - это выше сил не просто обычного, но и человека много выше (ниже) нормы. Не этим ли также объясняется притягательность образов Александра Македонского, Цезаря, Наполеона и др.?

Разрешая глобальные противоречия, накопившиеся внутри старой системы, общество никогда не имеет перед собой однозначного решения. Это невозможно по многим причинам, потому уже, что каждые класс, группа, партия и т.п. имеют свой вариант решения проблемы, а борьба партий личностей и идей лишь усиливает такое множество. Разумеется, к этому моменту тенденции имеют более или менее предпочтительные шансы на успех. В то же время политические или иные силы нельзя зафиксировать в каких-то единицах, это очень подвижные и изменчивые факторы (например, настроения масс), а осуществляют изменения именно они. Сила личностей проявляется часто не сама по себе, а по способности представить определенные слои и группы, что не отменяет того факта, что способ и “качество” решения наболевшей проблемы сильно окрашивается личными данными деятеля.

Поскольку же политические силы отнюдь не безлики (а для некоторых случаев и должны быть выражены в личности конкретного человека, например, истинного, законного царя), от руководителей и видных сторонников этих сил во многом и зависит победа той или иной группы, направления. Между лидерами существует острое соперничество, что способствует быстрому выдвижению часто весьма талантливых в том или ином отношении людей. Каждый из них может претендовать на единоличное решение проблемы. Какая из сил победит, определяется многими факторами, в т.ч. более удачливым или волевым руководителем, случаем и умением им воспользоваться и т.п.

Конечно, говорить о том, что великие эпохи рождают великих людей в смысле того, что они приходят, как по заказу, неверно. Трагедией многих эпох явилось несоответствие лидеров задачам, которые время ставило, и напротив, появление человека, сумевшего воспользоваться обстоятельствами, чтобы увести общество в сторону от наиболее правильного пути, становилось их проклятием. Таким образом, наличие более или менее соответствующей личности общественным задачам является случаем, хотя и достаточно вероятным.

В такие переломные периоды лидеры иногда могут играть роль как бы гирек, способных перетянуть чашу исторических весов. Нет сомнения, что исключительная воля Ленина, Троцкого и других сыграла выдающуюся роль в плане завоевания и удержания власти большевиками. Окажись более влиятельными Каменев и Зиновьев с их неуверенностью, и нет сомнения, что судьба России была бы более благополучной.

Это похоже на влияние резонанса в физике. И когда частота колебаний общественных возможностей (в самом различном виде, например, в желаниях масс или армии) совпадает с колебаниями личности, когда в ней как бы аккумулируется гигантская воля общественной силы, роль ее увеличивается тысячекратно. Поэтому побеждает не просто более мощная общественная сила, но сама мощь этой силы во многом зависит от того, кто ее возглавляет. Это почти подобно результату сражения, когда вдруг со сравнительно малыми силами удачливый полководец побеждает более крупные. Следовательно, в определенные моменты сила личностей, их личные качества, соответствие своей роли и другое имеет огромное, часто определяющее или завершающее значение. Это волевой, нередко иррациональный и подверженный случаю фактор может быть и благотворен и опасен, поэтому гораздо надежнее, если у общества есть ограничители таких влияний.

После победы какой-либо силы наступает третья фаза. Но эту победу нужно еще отстоять в тяжелой борьбе. И под воздействием множества нужд создаются нередко такие общественные формы, которые никто не планировал и не мог планировать.

И эти, по сути дела, случайные вещи затем становятся уже данностью, которая начнет определять будущее устройство обновленного общества. Мы видим здесь, что в наиболее переломные эпохи роль личности огромна, но в то же время обычно совсем иная, чем она сама предполагала. А дальнейшие последствия и вовсе не ясны. Мы видим также, что во время таких переломов происходит масса изменений, выявляется много вариантов, “мутаций” различных общественных институтов и отношений, которые могут быть как вредны, так и благотворны. Это уже определит конкретный расклад сил и случай. Такие взрывы дают много возможностей для различных эволюционных вариантов развития. Беда только в том, что метод проб и ошибок истории требует (как это имело место в XX в. у нас в России) миллионов жертв и загубленных поколений тех, кто попал под несчастливый Случай. В этом отношении революционеры подобны игрокам: они уверяют, что можно легко выиграть крупное состояние, но нередко проигрываются вчистую.

Итак, общество ослабло, скрепляющие его связи распались, жесткие конструкции разрушились. По сути, перед нами весьма аморфный, а потому очень податливый к силовым воздействиям социальный организм. В такие периоды роль личностей может носить неконтролируемый, непрогнозируемый характер и для неокрепшего общества быть и формообразующей силой.

Бывает и так, что, получив влияние на общество, лидер вовсе не заводит его (под воздействием самых разнообразных личных и общих причин) туда, куда никто не мог и помыслить, “изобретает” новые методы управления или даже общественную конструкцию (хотя и определенную географическими, социальными, идеологическими и иными предпосылками, поскольку с некоторыми силами не считаться никто не может).