Filosofa.net

Авторы статьи считают, что настороженность инквизиции в деле Галилея была отчасти обусловлена тем, что в этом ученом она, хотя и совершенно ошибочно, заподозрила сторонника бруновских ересей. Неоднократные, хотя и безуспешные попытки запретить книгу Фонтенеля "Беседы о множестве миров" и др.

В XIX в., когда учение о бесконечности Вселенной и множественности обитаемых миров получило повсеместное распространение, имя Бруно было занесено в почетный список мучеников за науку, а в 1889 г. в Риме на Площади цветов был установлен памятник, на котором написано: " Джордано Бруно от столетия, которое он провидел, на том месте, где был зажжен костер". Тем самым справедливость восторжествовала, однако в этом же столетии были обнаружены считавшиеся безвозвратно потерянными документы процесса по делу Бруно.

Архивы венецианской инквизиции, арестовавшей Бруно, были найдены Ц. Фукаром в 1848 г. и впервые опубликованы Д. Берти в 1868 г. Кроме того, последний в 1876 г. издал несколько документов, осветивших ход римского процесса. Еще 26 декретов римской инквизиции по делу Бруно были напечатаны в 1925 г. Основной же массив документов по этому делу погиб в 1809 г., когда архивы римской инквизиции были на некоторое время вывезены в Париж. В 1886 г. в архиве Ватикана обнаружили "Краткое изложение следственного дела Джордано Бруно, составленное в 1597 - 1598 гг. по распоряжению кардиналов-инквизиторов и послужившее основой для вынесения обвинительного заключения и приговора. Это "Изложение", однако, удалось опубликовать только в 1942 г., так как папа Лев XIII тайно перенес его в личный архив, где оно было обнаружено лишь в 1940 г. архивариусом А. Меркати, которые стали для историков подлинной сенсацией, так как заставили по-новому взглянуть на вопрос о причинах осуждения философа. В частности, католические историки А. Меркати, Л. Фирпо, Л. Чикуттини пришли к категорическому выводу о полной невиновности церкви в этом процессе, где речь шла не о научных и философских проблемах, не о бесконечности и вечности Вселенной, а о проблемах богословия и религии. Джордано Бруно судили не как мыслителя, настаивали эти историки, а как беглого монаха и отступника от веры. По их мнению, церковь могла и должна была вмешаться в его дело. "Способ, которым церковь вмешалась в дело Бруно, - писал Чикуттини, - оправдывается той исторической обстановкой, в которой она должна была действовать; но право вмешаться в этом и во всех подобных случаях для любой эпохи является прирожденным правом, которое не подлежит воздействию истории".

Следует признать, что у этих историков были серьезные основания для такого категорического вывода. Из материалов процесса по делу Бруно видно, что перед инквизицией предстал не мирный философ, а матерый враг церкви. Что же касается хода процесса, то скорее стоит удивляться терпению следователей и судей. По-видимому, они хорошо понимали всю серьезность брошенного церкви вызова и бессмысленность "выбивания" нужных показаний любой ценой. Инквизиции было нужно действительно добровольное и чистосердечное раскаяние Бруно. Именно поэтому он, наверное, и бросил своим судьям ставшие знаменитыми слова: "Вероятно, вы с большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его". Но что могло испугать судей Бруно, видевших немало различных еретиков? Для того чтобы ответить на этот вопрос, а также понять, какую все-таки роль в осуждении Бруно сыграла его философия, рассмотрим вначале основные моменты процесса над ним.

За что же, в конце концов, сожгли Джордано Бруно?

В начале многих трагедий были слова. Сначала слова новых, не слыханных ранее учений, а затем старых, как мир, доносов. В ночь с 23 на 24 мая 1592 г. Джордано Бруно был арестован инквизицией Венецианской республики. Основанием для ареста послужил донос дворянина Джованни Мочениго. 26 мая начались допросы Бруно, а 2 июня, отвечая на вопрос о сути своей философии, Бруно сказал: "В целом мои взгляды следующие. Существует бесконечная Вселенная, созданная бесконечным божественным могуществом. Ибо я считаю недостойным благости и могущества божества мнение, будто оно, обладая способностью создать, кроме этого мира, другой и другие бесконечные миры, создало конечный мир. Итак, я провозглашаю существование бесчисленных миров, подобных миру этой Земли. Вместе с Пифагором я считаю ее светилом, подобным Луне, другим планетам, другим звездам, число которых бесконечно. Все эти небесные тела составляют бесчисленные миры. Они образуют бесконечную Вселенную в бесконечном пространстве”.

Вряд ли эти взгляды показались следователю Джованни Салюцци бесспорными, однако в тот момент философия Бруно интересовала его лишь постольку, поскольку о ней упоминал в своем доносе Мочениго, рассказывая при этом о вещах, куда более страшных, чем иные миры. Так, Мочениго утверждал, что Бруно, живший в его доме в качестве учителя, в разговорах неоднократно отвергал догматы католической церкви, называл Христа обманщиком, дурачившим народ, издевался над непорочным зачатием, рассуждал о каких-то бесчисленных мирах, заявлял, что хочет стать основателем "новой философии" и т. п.

Все эти обвинения Бруно категорически и "с гневом" отверг, а на первый (и обязательный!) вопрос следователя, знает ли арестованный, кто мог написать на него донос и нет ли у написавшего каких-либо причин для мести, сразу же назвал Мочениго и объяснил, что, хотя он добросовестно выполнил все взятые на себя обязательства по обучению Мочениго так называемому "лиллиевому искусству" (моделированию логических операций с использованием символических обозначений), последний не желает рассчитаться и стремится всеми силами оставить Бруно у себя в доме.

Договариваясь об уроках, Мочениго надеялся, что Бруно станет учить его не логике, а магии, которую Бруно неоднократно расхваливал в разговорах со знакомыми и намекал, что сведущ в ней. Намеки на тайные учения можно найти и в трудах Бруно, что стало предметом детального исследования Ф. Ейтс, полагающей, что важнейшей причиной осуждения философа была его приверженность магии. Следует, однако, отметить, что в XVI в. интерес к магии был массовым явлением, карали же не просто за магию, а за колдовство с целью порчи. Между тем, нет никаких свидетельств, включая протоколы допросов, того, что Бруно на практике занимался магией.

Тем самым по закону донос Мочениго терял силу, а венецианские знакомые Бруно отказались подтвердить предъявленные ему обвинения. В принципе, Бруно мог надеяться на освобождение, но тут на него поступил донос от сокамерников, которые сообщили, что Бруно издевается над их молитвами и проповедует какие-то ужасные вещи, утверждая, в частности, что наш мир - это такая же звезда, как те, которые мы видим на небе Согласно закону этот донос не мог рассматриваться как дополнительная основа для обвинения, так как исходил от лиц, заинтересованных в смягчении своей участи. Однако он был приобщен к делу, а у инквизиции появились весьма серьезные сомнения в искренности арестованного.

Предвосхищая вероятный вопрос о возможности провокаций со стороны инквизиции или просто ложных доносов, отмечу, что стремление лезть на рожон всегда было отличительной чертой характера Бруно. В воспоминаниях современников он сохранился как человек импульсивный, хвастливый, не желавший в пылу полемики считаться ни с чувством собственного достоинства противника, ни с требованиями элементарной осторожности, ни даже с законами логики. Причем все эти, безусловно, не украшавшие философа черты характера легко обнаружить и в его всегда ярких, полемически заостренных сочинениях. Поэтому у нас нет особых причин полагать, что доносчики - люди в основном малограмотные и богобоязненные - что-то специально выдумывали, чтобы опорочить Бруно. К сожалению, с этой задачей он справлялся сам. Вот лишь один из ответов Бруно следователям, зафиксированный в "Кратком изложении": "Обвиняемый отрицал, что высказывался о девственности (Богоматери): "Да поможет мне Бог, я даже считаю, что дева может зачать физически, хотя и придерживаюсь того, что святая дева зачала не физически, а чудесным образом от святого духа" - и пустился в рассуждения о том, каким образом дева может физически зачать".