Filosofa.net

Ницше поднимает вопрос: почему же мы называем безнравственным человека, который причиняет нам вред? Ведь мы не обвиняем природу в безнравственности, когда она ниспосылает нам грозу и заставляет нас промокнуть до нитки. И сам даёт ответ: « Потому что здесь мы принимаем произвольно действующую свободную волю, там же — необходимость. Но это различение ошибочно.» Даже намеренное нанесение вреда общество не при всех условиях называет безнравственным. Например, мы сознательно наказываем преступника и причиняем ему страдания, чтобы защитить себя самих и общество точно так как без колебаний убиваем комара просто потому, что его жужжание нас раздрожает. Получаеться, что при необходимой самообороне мораль допускает намеренное нанесение вреда. Но используя этот подход удаеться оправдать все злые действия, совершаемые людьми против людей. А так не гуманно. Поэтому, «Сократ и Платон правы: что бы человек ни делал, он всегда поступает хорошо, т. е. делает то, что кажется ему хорошим (полезным), смотря по развитию его интеллекта, по степени его разумности.» Но убеждения настолько глубоко въелись в нас, что даже соглашаясь с этим утверждением мы мысленно оправдываем себя, а наше мнение о поступках других людей не изменяеться.

Человеку доставляет удовольствие испытывать и демонстрировать свою силу на другом и приобретать радостное чувство собственного превосходства. Поэтому злоба имеет своею целью не страдание другого человека, а наше собственное наслаждение, например наслаждение чувством мести. Состоит ли безнравственное в том, чтобы получать удовольствие от страдания других? Но мы наслаждаемся бросанием камней, ломанием ветвей, убийством дикого животного, и только для того, чтобы сознавать свою силу. «Знание того, что другой страдает от нас, должно здесь обусловливать безнравственность того самого дела, в отношении которого мы в других случаях чувствуем себя безответственными? Но если бы мы этого не знали, то мы не имели бы и наслаждения от собственного превосходства — наслаждения, которое только и узнается по страданию другого, как когда мы дразним кого-либо.» Получение удовольствия как таковое не хорошо и не дурно. Кто же сказал, что нельзя причинять страдания другим, чтобы таким образом получать удовольствие от самого себя? Просто это выполняеться из соотношения вреда и пользы, т. е. имея в виду последствия. Ведь за это возможна месть потерпевшего либо кара государства. И только эти соображения могли дать основание отказаться от таких действий. Точно так и сострадание не имеет своей целью удовлетворение другого человека. Оно скрывает в себе как минимум два элемента личного удовольствия, если не больше, и, таким образом, «является самонаслаждением: во-первых, удовольствие от эмоции — таково сострадание в трагедии — и, во-вторых, поскольку оно влечёт к действию, удовольствие удовлетворения от обнаружения силы. Если к тому же страдающая личность нам особенно близка, то, практикуя сострадание, мы освобождаем себя самих от страдания.» Поэтому не стоит высоко ставить сострадание в иерархии моральных чувств. Это будет не справедливо.

Из собственной любви к произволу Ницше дарует теперь свою благосклонность тому, что прежде стояло на плохом счету, - и с любопытством и желанием испытывать проникает к самому запретному, к самому скрываемому от всеобщего обозрения. В глубине исканий философа стоит знак вопроса, который ставит все более опасное любопытством. «Нельзя ли перевернуть все ценности? И, может быть, добро есть зло? А Бог — выдумка и ухищрение дьявола? И, может быть, в последней своей основе все ложно? И если мы обмануты, то не мы ли, в силу того же самого, и обманщики? И не должны ли мы быть обманщиками?»

Ницше заставляет читателя быть господином над собой и господином над собственными добродетелями. Прежде добродетели были господами человека, но они могут быть только орудиями владельца наряду с другими орудиями. «Ты должен был приобрести власть над своими «за» и «против» и научиться выдвигать и снова прятать их, смотря по твоей высшей цели. Ты должен был научиться понимать начало перспективы во всякой оценке — отклонение, искажение и кажущуюся телеологию горизонтов и все, что относится к перспективе, и даже частицу глупости в отношении к противоположным ценностям, и весь интеллектуальный ущерб, которым приходится расплачиваться за каждое «за» и каждое «против».»

В учении Ницше, как в любом серьезном нравственно-философском исследовании, есть много ценного для нашего времени. Прежде всего, это яркая критика низменности чувств. Никто до и после Ницше с такой прозорливостью не смог предвидеть всю опасность общества «маленьких» людей. Это, кроме того, неприятие социальной системы, построенной на безмерном подчинении какой-либо одной идеологии, где обесценено главное - личность, ее индивидуальность и неповторимость. Это идея возвышения человека, преодоление всего мелочного, обыденного, незначительного для жизни. Многие категории нравственного учения Ницше вошли в философско-этическую науку и в наш обыденный язык: "переоценка ценностей", "сверхчеловек"; "человеческое, слишком человеческое"; мораль "по ту сторону добра и зла".

Используемая литература:

http://www.skrijali.ru/Nietzsche_page/N-Menschliches.htm

(Ницше «Человеческое, слишком человеческое»)