Реклама
Книги по философии
Фрэнсис Бэкон
Великое восстановление наук. Новый Органон
(страница 37)
Это и подобное этому внушало нам иногда совершенно чудовищное сомнение, а именно: различается ли поверхность ясного звездного неба в то самое время, когда она действительно существует, или же несколько позднее этого, и не существуют ли (в отношении видения звезд) действительное время и кажущееся время, так же как действительное место и кажущееся место, которое отмечают астрономы при исправлении параллаксов[136]. Столь неправдоподобным нам казалось, что вид или лучи небесных тел могут тотчас донестись до зрения через столь безмерное пространство: они, скорее, должны пройти через него в какое-либо заметное время. Но то сомнение (в отношении сколько-нибудь значительного промежутка между действительным и кажущимся временем) совершенно исчезло, когда мы подумали относительно бесконечного уменьшения величины (что касается видимости) от действительного размера тела звезды и до ее кажущегося вида, которое причиняется расстоянием; и вместе с тем приняли во внимание, на каком расстоянии (а именно по меньшей мере шестьдесят миль) тотчас различаются нами тела, хотя бы только белеющие; тогда как нет сомнения в том, что небесный свет намного превосходит по силе излучения не только живую яркость белизны, но и свет всякого известного у нас пламени. Так же и эта бесконечная скорость в самом теле, которая проявляется в его суточном движении (она даже так удивила ученых мужей, что они предпочли верить в движение земли), делает более правдоподобным движение отбрасывания лучей от светил (хотя, как мы сказали, и удивительное по скорости). Но более всего нас убедило то соображение, что если между действительностью и видимостью пройдет значительный промежуток времени, то получится, что изображения будут часто прерываться появляющимися облаками и другими подобными изменениями среды и, таким образом, смешаются. Сказанного достаточно о простом измерении времени.
Но для нас гораздо важнее отыскать не только простое измерение действий и движений, но также и сравнительное измерение. Ибо оно приносит большую пользу и применимо по отношению к очень многому. Так, мы видим, что пламя какого-либо огнестрельного оружия замечается скорее, чем слышен звук выстрела, хотя и необходимо, чтобы пуля прежде ударила по воздуху, чем мог бы выйти огонь, который следует за ней; и это обусловлено тем, что движение света протекает быстрее, чем движение звука. Мы также видим, что зрение быстрее воспринимает видимый образ, чем отпускает его. Поэтому и происходит, что струны арфы, приведенные в движение пальцем, получают двойной или тройной вид, ибо новый их вид воспринимается прежде, чем отпущен предыдущий. Поэтому также вертящиеся кольца кажутся шарообразными, а горящий факел, быстро проносящийся ночью, кажется хвостатым. Исходя из этой неравномерности движений в отношении их скорости, Галилей выдумал и причину прилива и отлива моря, предположив, что земля движется быстрее, а вода медленнее и поэтому вода собирается вверху и затем падает вниз, как это видно в сосуде с водой, приведенном в быстрое движение. Но это он выдумал, сделав недопустимое допущение (а именно, что земля движется), и притом он не был хорошо осведомлен о шестичасовом движении вод океана[137].
Пример же того, о чем идет речь, а именно сравнительных измерений движений, -- и не только самого предмета, но и его замечательного использования (о чем мы говорили несколько раньше) -- дают подкопы, заряжаемые порохом. Огромные массы земли, строений и тому подобного сокрушаются и взлетают вверх от ничтожного количества пороха. Причина этого, несомненно, состоит в том, что расширительное движение взрывающегося пороха во много раз быстрее, чем движение тяготения, в силу которого могло бы быть оказано известное сопротивление. Так что первое движение выполняет свое дело прежде, чем начинается противоположное движение, и вначале сопротивляемости как бы не существует. Поэтому так же и происходит, что в каждом метательном орудии имеет наибольшее значение для переброски снаряда не столько сильный, сколько резкий и быстрый удар. Малое количество животного духа в животных, особенно в таких огромных телах, как киты и слоны, не могло бы также поворачивать такую телесную массу и управлять ею, если бы не быстрота животного духа и косность телесной массы, оказывающей ему сопротивление.
Наконец, одно из главных оснований магических опытов (о которых мы далее скажем)[ 138], когда малая масса материи превосходит значительно большие массы и подчиняет их, -- опережение движений, вследствие скорости одного из них, которое совершается раньше, чем начнется другое.
Наконец, надо отметить само различие между "раньше" и "позднее" во всяком естественном действии. Так, при изготовлении настойки из ревеня очистительная сила извлекается ранее, а стягивающая -- позднее. Нечто подобное мы заметили при настаивании фиалок в уксусе, когда сначала извлекается приятный и тонкий аромат цветка, а затем -- более землистая часть цветка, которая изменяет запах. Поэтому, если погрузить фиалки на целый день, то получится очень слабый запах; но так как ароматного духа мало в фиалке, то, если погружать их только на четверть часа, а затем извлекать и через каждые четверть часа погружать новые фиалки до шести раз, тогда наконец настой облагораживается. При этом фиалки, хотя и сменяемые, оставаясь в винном уксусе не больше полутора часов, дают приятнейший аромат, не уступающий самой фиалке и остающийся на целый год. Однако следует заметить, что аромат восходит к своей полной силе только через месяц после настаивания. При перегонках же настоек ароматных трав в винном спирте мы видим, что сначала поднимается бесполезная водянистая влага, затем жидкость, содержащая больше винного спирта, а затем уже жидкость, содержащая больше аромата. И много подобного, достойного быть отмеченным, обнаруживается в перегонках. Однако для примера этого достаточно.
На двадцать третье место среди преимущественных примеров мы поставим примеры количества, которые мы также называем дозами природы (взяв это название от лекарств). Это те примеры, которые измеряют способности в соответствии с количествами тел и указывают, как величина тела воздействует на меру способностей. Прежде всего есть способности, которые не существуют кроме как в космическом количестве, т. е. в таком количестве, которое соответствует очертаниям и строению Вселенной. Так, земля стоит, а ее части падают. В морях воды имеют приливы и отливы, а в реках -- нет, разве только от вхождения морской воды. Затем, почти все частные способности действуют сообразно с тем, велико или мало количество тела. Обильные воды портятся нелегко, а малые -- быстро. Вино и пиво созревают и делаются пригодными для питья гораздо скорее в малых мехах, чем в больших бочках. Если траву положить в большое количество жидкости, то произойдет, скорее, пропитывание, чем всасывание; если же в меньшее количество, то получится больше всасывание, чем пропитывание. По-одному, следовательно, действует на человеческое тело купание, а по-другому -- легкое орошение. Так же и малые росинки никогда не падают в воздухе, но рассеиваются и смешиваются с ним; и если подышать на драгоценные камни, то видно, как эта малая влажность тотчас расходится, наподобие тучки, рассеянной ветром. Так же кусок магнита не притягивает столько железа, как целый магнит. Есть также способности, для которых малое количество имеет больше силы. Так, при протыкании острый наконечник проникает скорее, чем тупой. Остроконечный алмаз режет стекло, и т. д.
Однако не следует оставаться здесь в такой неопределенности, а надо также исследовать соотношение между количеством тела и мерой способности. Ведь было бы естественно предположить, что количество и способность пропорциональны, например: если свинцовый шарик весом в одну унцию будет падать в течение такого-то времени, то шарик весом в две унции будет падать вдвое скорее, --что совершенно ложно. Не одни и те же соотношения существуют для всякого рода способностей, но очень различные. Поэтому меры должны быть извлечены из самих вещей, а не из правдоподобия и предположений.
Наконец, во всяком исследовании природы должно заметить количество тела, требуемого для какого-либо действия, как бы дозу его, и соблюдать осторожность в отношении как чрезмерного, так и недостаточного.
На двадцать четвертое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры борьбы, которые мы также называем примерами преобладания. Это те примеры, которые указывают преобладание и подчинение способностей по отношению друг к другу; указывают, какая из этих способностей сильнее и побеждает и какая слабее и покоряется. Ибо движения и устремления тел сложны, разложимы и запутаны не менее, чем сами тела. Итак, мы покажем прежде всего главные виды движений или действующих способностей, чтобы было более наглядным их сравнение в силе и отсюда -- разъяснение и обозначение примеров борьбы и преобладания.
Первое движение есть движение противостояния (antitypiae)[13][9] материи, которое присутствует в ее отдельных частицах, благодаря чему она не желает быть совершенно уничтоженной. Так что никакое сожжение, никакая тяжесть или давление, никакое насилие, никакая, наконец, продолжительность времени не могут обратить в ничто какую-либо, хотя бы мельчайшую, частицу материи; она всегда будет чем-то и будет занимать какое-то место, и, в какое бы безвыходное положение она ни была поставлена, она освободится, изменив либо форму, либо место, или же, если это невозможно, будет оставаться, как она есть; и никогда она не будет ничто или нигде. Это движение схоласты (которые почти всегда называют и определяют вещь, скорее, по ее способности и неспособности, чем по внутренним причинам) или обозначают посредством следующей аксиомы: "Два тела не могут быть в одном месте", -- или называют движением, которое "не допускает взаимопроникновения измерений". Предлагать примеры этого движения не имеет смысла, ибо оно присуще каждому телу.
