Filosofa.net

Освобождающим из этих символов предстает у Ницше как дионисическое начало, как бы помогающее "снять" страдания кошмарного бытия. Оно становится отныне его постоянным спутником. «Танцуя и напевая, являет себя человек как сочлен высшего сообщества: он разучился говорить и ходить, а в танце взлетает в небеса . в нем звучит нечто сверхъестественное: он чувствует себя Богом, сам он шествует теперь так возвышенно и восторженно, как и боги в его снах».

Исходя из "метафизики ужаса" Шопенгауэра, Ницше стремился отыскать аппозицию христианству и находил ее в символе или мифе разорванного на куски Диониса, в раздроблении первоначала на множество отдельных судеб, на мир явлений, называемых им "аполлоновской частью". То что первоначало, Шопенгауэр назвал волей, есть основа бытия, оно переживается непосредственно, и прежде всего через музыку. От прочих видов искусства музыка, по мнению Ницше, отличается тем, что она выступает непосредственным отражением воли и по отношению ко всем феноменам реального мира является "вещью в себе". Поэтому мир можно назвать воплощенной музыкой так же, как и воплощенной волей.

Вечное существование по милости Бога в потустороннем мире и то, что смерть должна быть искуплением первородного греха Адама и Евы, казалось Ницше абсурдом. Он высказал поразительную, на первый взгляд, мысль о том, что чем сильнее воля к жизни, тем ужаснее страх смерти. Как можно жить, не думая о смерти, не боясь ее, зная при этом о ее неизбежности и неумолимости? Древние греки, чтобы выдержать такую реальность, создали свою трагедию, в которой происходило как бы полное погружение человека в смерть. Причину заката древнегреческой трагедии Ницше усматривал в том, что уже в пьесах Еврипида появилась идея диалектического развития, как следствие сократовского рационализма и веры в мощь науки. Сократ стал для Ницше символом реальной потенции духа с магическим воздействием. Вместе с тем Ницше твердо верил в то, что и наука имеет свои пределы. В исследовании отдельных явлений она, по его мнению, в конце концов непременно натыкается на то первоначало, которое уже невозможно познать рационально. И тогда наука переходит в искусство, а ее методы - в инстинкты жизни. Так что искусство неизбежно корректирует и дополняет науку. Такое противоречивое переплетение характерно не только для книги, но и, что не менее существенно, для самого автора.

"Рождение трагедии из духа музыки" - произведение, которое не сразу решились опубликовать, ведь еще находясь в стадии подготовки оно уже поражало воображение друзей творца - своей смелостью. Ницше, под камуфляжем темы отношения Шопенгауэра и Вагнера к эллинству, описал - отношения эллинства и христианства, причем древняя Греция являла собой своего рода трамплин для прыжка в современность, для сильного удара по нынешним церковным порядкам, которые - по существу являют собой, не что иное, как антихристианский тоталитаризм.

Старый Ричль, с нескрываемой грустью, напишет: «Но наш Ницше! – да, вот уж действительно темная история… Просто Удивительно как в нем уживаются две души. С одной стороны, строжайший метод квалифицированно научного исследования , с другой, этот фанатически чрезмерный, сверхостроумно перекувыркивающийся в непонятное вагнеро-шопенгауроэровский искуство-мистерие-религие-фанатизм! Ибо едва ли будет преувеличением сказать, что он и его – находящиеся всецело под его магическим влиянием – соадепты, Роде и Ромундт, в сущности помышляют основать новую религию. Бог в помощь! Конечно, все в то и упирается, что нам не достает взаимопонимания; для меня он слишком головокружительно высок, для него я слишком гусенично ползуч .»

В январе - марте 1872 г. Ницше выступает с серией публичных докладов "О будущности наших учебных заведений", имея в виду не столько швейцарские, сколько прусские гимназии и университеты. Там впервые прозвучала одна из главных идей Ницше - необходимость воспитания истинной аристократии духа, элиты общества. Его ужасала тенденция к расширению и демократизации образования. Он указывал: «Всеобщее образование - это пролог коммунизма. Таким путем образование будет ослаблено настолько, что не сможет более давать никаких привилегий». По Ницше, прагматизм должен присутствовать не в классических гимназиях, а в реальных школах, честно обещающих дать практически полезные знания, а вовсе не какое-то "образование".

В 1873 г. резкое и уже периодически повторяющееся всю жизнь ухудшение здоровья. По 200 дней в году будут проходить в жутких мучениях. Надо сказать, что Ницше не был физически здоров с самого детства: частые головные боли и болезнь глаз, не мешающие, однако, ежедневным занятиям и непрестанной сосредоточенности мысли на определенных научных вопросах. Затем, непомерная преподавательская нагрузка привела к желудочным болям и бессоннице. Страдания воспитывают его волю и оплодотворяют его мысли. Скоро Ницше объявит, что у него нет Бога и нет веры, он намеренно лишит себя всякой поддержки, но все-таки не согнется под тяжестью жизни и будет неуклонно двигаться ввысь, следуя генезису своего разума.

В 1874 г. Ницше задумал серию памфлетов (из двадцати задуманных увидели свет только четыре) под общим названием "Несвоевременные размышления". Эта книга с исключительной воинственностью линчует немецкую культуру с ее победоносным опьянением после создания империи. Этим произведением, томящийся своим вагнерианством и артистической метафизикой Ницше и втайне зачитывающийся Кантом, Дюрингом и Ланге, довольно учтиво прощается с периодом героического германизма Вагнера и Шопенгауэра.

Первое нападение "Давид Штраус, исповедник и писатель"(1873) было на современную культуру в которой Ницше не видел способности вырабатывать гениев - истинного предназначения последней. Низкие меркантильные интересы, холодный научный рационализм, стремление государства руководить культурой - все это ведет ее к упадку и кризису. Между тем путь к истинной культуре, определяемой Ницше как единство художественного стиля во всех проявлениях жизни народа, лежит через выработку в нас и вне нас философа, художника и святого.

Второе нападение "О пользе и вреде истории для жизни"(1874) выглядит еще более несвоевременным как раз в то время, когда немецкая историческая наука становилась образцом в Европе и переживала период подъема. В нем Ницше резко выступил против преклонения перед историей как слепой силой фактов. В прошлом он видел бремя, отягощавшее память, не дававшее жить в настоящем. А между тем прошлого нужно ровно столько, сколько требуется для свершения настоящего. В этом Ницше шел по стопам Гёте, сказавшего однажды: «Лучшее, что мы имеем от истории, - возбуждаемый ею энтузиазм». Ницше различил три рода истории:

Монументальная - черпает из прошлого примеры великого и возвышенного. Она учит, что если великое уже существовало в прошлом хотя бы однажды, то оно может повториться и еще когда-нибудь. Поэтому монументальная история служит источником человеческого мужества и вдохновения, источником великих побуждений. Опасность же ее Ницше видел в том, что при таком подходе забвению предаются целые эпохи, образующие как бы серый однообразный поток, среди которого вершинами возносятся отдельные разукрашенные факты.

Антикварная - охраняет и почитает все прошлое, ибо оно освящено традициями. Она по своей природе консервативна и отвергает все, что не преклоняется перед прошлым, отметает все новое и устремленное в будущее. Когда современность перестает одухотворять историю, антикварный род вырождается в слепую страсть к собиранию все большего и большего числа фактов, погребающих под собой настоящее.

Критическая, которую Ницше ставит выше других - привлекает прошлое на суд и выносит ему приговор от имени самой жизни как темной и влекущей за собой силы. Но он сразу предупреждал, что критическая история очень опасна, поскольку мы продукт прежних поколений, их страстей, ошибок и даже преступлений. И оторваться от всего этого невозможно.