Реклама
Книги по философии
Фрэнсис Бэкон
Великое восстановление наук. Разделение наук
(страница 22)
Что касается практического применения, то история науки создается не для того, чтобы восславить науки и устроить торжественную процессию из множества знаменитых ученых, и не потому, что, охваченные пылкой любовью к наукам, мы стремимся узнать, исследовать и сохранить все, что так или иначе касается их состояния вплоть до мельчайших деталей. Наша цель значительно важнее и серьезнее. Она, коротко говоря, сводится к убеждению в том, что с помощью такого изложения, какое мы описали, можно значительно увеличить мудрость и мастерство ученых в самой научной деятельности и в организации ее и, кроме того, оттенить движения и изменения, недостатки и достоинства в истории мысли в такой же мере, как и в гражданской истории, а это в свою очередь даст возможность найти наилучший путь руководства ими. Ведь, по нашему мнению, труды блаженного Августина и блаженного Амвросия не могут принести такой пользы для образования епископа или теолога, какую может принести тщательное изучение церковной истории. Мы не сомневаемся, что аналогичный результат даст ученым история наук. Ведь всякое объяснение, которое не основывается на примерах и исторической памяти, неизбежно оказывается во власти случайности и произвола. Это все, что мы хотели сказать об истории наук.
О значении гражданской истории и о трудностях, связанных с ее созданием ^
Далее следует собственно гражданская история, значение и авторитет которой превосходят значение и авторитет остальных человеческих творений. Ведь ей доверены деяния предков, смена событий, основания гражданской мудрости, наконец, слава и доброе имя людей. Но огромное значение этой науки влечет за собой и не меньшие трудности. Ведь во всяком случае требуется огромный труд и мудрость для того, чтобы при создании истории мысленно погрузиться в прошлое, проникнуться его духом, тщательно исследовать смену эпох, характеры исторических личностей, изменения замыслов, пути свершения деяний, подлинный смысл поступков, тайны правления, а затем свободно и правдиво рассказать об этом, как бы поставив это перед глазами читателя и осветив лучами яркого повествования. Это тем более трудно, что все события древности известны нам плохо, а занятия историей недавнего прошлого сопряжены с немалой опасностью. Поэтому-то большинство сочинений по гражданской истории так неудачно. Очень многие исследователи излагают события как-то очень бледно и бездарно, и их сочинения недостойны этой науки; другие поспешно и беспорядочно соединяют вместе отдельные сообщения и незначительные заметки современников; третьи бегло перечисляют лишь основные события; четвертые, наоборот, роются во всяких мелочах, не имеющих никакого значения для понимания сущности событий; некоторые, слишком уж переоценивая силу своего таланта, бесстрашно фантазируют и придумывают многие события; другие же оставляют на всем изложении отпечаток не столько своего таланта, сколько своих чувств, и, думая об интересах своей партии, оказываются не слишком достоверными свидетелями событий; кое-кто всюду вводит излюбленные политические доктрины и, пытаясь найти повод для того, чтобы похвастаться, слишком легко прерывает повествование различными отступлениями; другие, не зная никакой меры, без разбору нагромождают в своих сочинениях множество всякого рода речей и обращений. Итак, совершенно очевидно, что среди всех сочинений, созданных людьми, ничто не встречается реже, чем истинная, совершенная во всех отношениях история. Впрочем, в настоящий момент мы лишь даем классификацию наук, чтобы указать на то, что было упущено, а не оценку и критику ошибочности выводов. Поэтому приступим теперь к установлению различных типов разделения гражданской истории на специальные области. Ведь будет меньше возможностей смешения ее видов, если вместо одного-единственного, настойчиво проводимого будут установлены различные типы разделения.
Первое разделение гражданской истории
Воспользовавшись аналогией с тремя родами картин или статуй, гражданскую историю можно разделить на три раздела. Картины и статуи могут быть незаконченными -- им кисть или резец художника еще не придали окончательного вида, могут быть законченными и совершенными и, наконец, испорченными и обезображенными временем. Пользуясь этой аналогией, мы разделим гражданскую историю (являющуюся своего рода образом событий и времен) на три вида, соответствующие указанным трем видам картин. Эти виды мы назовем мемориями (memoriae), адекватной историей (historia justa) и древностями (antiquitates). Мемории -- это незавершенная история (historia inchoata), или как бы первоначальные и необработанные наброски истории. Древности же -- это "деформированная история", иначе обломки истории, случайно уцелевшие от кораблекрушения в бурях времен.
Мемории, т. е, подготовительные материалы для истории, делятся на два рода, первый из которых мы будем называть комментариями, второй -- перечнями (registra). Комментарии излагают голые факты в их хронологической последовательности, не касаясь причин и поводов событий и действий, не упоминая того, что им предшествовало, и того, что их сопровождало, не приводя речей, не рассказывая о планах и замыслах исторических деятелей и обо всем остальном, сопровождавшем сами события. Такова сущность и природа этого жанра, хотя Цезарь по какой-то своей великодушной скромности и назвал комментариями самое выдающееся историческое сочинение из всех ныне существующих. Перечни бывают двоякого рода: они либо содержат перечень событий и лиц, расположенных в хронологическом порядке, и называются фастами или хронологиями ^, либо представляют собой сборники официальных документов, какими являются указы государей, постановления сенатов, документы судебных процессов, официальные речи, дипломатические послания и т. и., не сопровождаемые при этом последовательным изложением и толкованием.
Древности имеют дело со своего рода останками истории, похожими, как мы уже сказали, на обломки корабля, потерпевшего крушение. Когда воспоминания о событиях уже исчезли и сами они почти полностью поглощены пучиной забвения, трудолюбивые и проницательные люди, несмотря на это, с какой-то удивительной настойчивостью и скрупулезной тщательностью пытаются вырвать из волн времени и сохранить хотя бы некоторые сведения, анализируя генеалогии, календари, надписи, памятники, монеты, собственные имена и особенности языка, этимологии слов, пословицы, предания, архивы и всякого рода орудия (как общественные, так и частные), фрагменты исторических сочинений, различные места в книгах, совсем не исторических. Эта работа, конечно, требует огромного труда, однако она и приятна людям, и вызывает к себе известное уважение, и, поскольку мы отвергаем мифы о происхождении народов, безусловно, может заменить такого рода фантастические представления. Однако она не имеет достаточного веса, потому что, будучи объектом исследования незначительного числа людей, неизбежно оказывается в зависимости от произвола этой немногочисленной группы.
Я не считаю необходимым отмечать какие-то недостатки во всех этих видах незавершенной истории, так как они являются чем-то вроде несовершенной связи (imperfecte mista) и такого рода недостатки вытекают из самой их природы. Что же касается всевозможных аббревиариев (epitomae) ^, этих настоящих короедов и гусениц истории, то их (по нашему миопию) следует гнать от себя как можно дальше (и в этом с нами согласны очень многие весьма разумные люди), ибо эти черви изъели и источили множество великолепнейших исторических трудов, превратив их в конце концов в бесполезную труху.
Разделение адекватной истории на хроники, жизнеописания и повествования. Содержание этих трех частей
В зависимости от характера своего объекта адекватная история делится на три вида. Ведь история может рассказывать либо о каком-то более или менее продолжительном периоде времени, либо о той или иной выдающейся личности, представляющей интерес для потомков, либо о каком-то исключительном событии или подвиге. В первом случае -- перед нами хроники или летописи, во втором случае -- жизнеописания и, наконец, в третьем -- повествования (relationes). Среди этих трех жанров наибольшей известностью и популярностью пользуются хроники; жизнеописания лучше других способны обогатить людей полезными примерами; повествования же отличаются своей правдивостью и искренностью. Хроники излагают лишь значительные события общественной жизни, дают лишь внешнее представление о личности исторических деятелей, показывая их, так сказать, со стороны, обращенной к публике, и оставляя без внимания и обходя молчанием все менее значительное как в самих событиях, так и в людях. А так как только божеству доступно искусство "великое связывать с малым", то весьма части оказывается, что такого рода история, стремясь к изложению только великих событий и фактов, изображает лишь эффектную и помпезную их сторону, не выявляя истинные их причины и внутреннюю связь между собой. И даже если эта история и рассказывает при этом о самих замыслах и планах событий, она все-таки, увлекаясь все тем же величием изображенного, приписывает человеческим поступкам гораздо больше важности и мудрости, чем они имеют в действительности, так что иная сатира может оказаться более истинной картиной человеческой жизни, чем некоторые из подобного рода исторических сочинений. Наоборот, жизнеописания, если только они написаны добросовестно и умно (мы не говорим здесь о панегириках и тому подобных пустопорожних восхвалениях), дают значительно более правдивую и истинную картину действительности, поскольку они посвящены описанию жизни отдельных людей, и здесь автору неизбежно приходится сопоставлять и перечислять поступки и события важные и несерьезные, великие и незначительные, рассказывать о фактах личной жизни и о государственной деятельности этого человека; и все это, конечно, гораздо легче и с большим успехом может послужить в качестве примера и образца для читателя. Сочинения же, посвященные тем или иным отдельным историческим событиям (как, например, "Пелопоннесская война" Фукидида, "Поход Кира" Ксенофонта, "Заговор Катилины" Саллюстия и т. п.), вполне естественно отличаются во всех отношениях гораздо большей искренностью, безупречностью и правдивостью повествования по сравнению с историей, рассказывающей о целых периодах развития, поскольку авторы такого рода сочинений могут выбрать себе материал достаточно обозримый и удобный, дающий возможность как точного и надежного его изучения, так и исчерпывающего изложения. История же целой эпохи (особенно если она значительно удалена от времени жизни самого исследователя) весьма часто страдает от недостатка материала и неизбежно содержит известные пробелы, которые обычно писатели совершенно произвольно восполняют своей фантазией и догадками. Вместе с тем то, что было сказано нами об искренности отдельных исторических повествований, не следует понимать буквально. Во всяком случае нужно признать (поскольку вообще все человеческое не является во всех отношениях совершенным и почти всегда те или иные преимущества сопровождаются какими-то потерями), что такого рода сочинения, особенно если они написаны в то самое время, о котором они повествуют, с полным основанием считаются наименее надежными источниками, ибо они нередко запечатлевают на себе симпатии и антипатии самого автора. Но с другой стороны, существует средство и против этого порока: дело в том, что подобные повествования почти всегда создаются сторонниками не одной какой-либо партии, но пишутся, выражая при этом партийные пристрастия и стремления авторов, деятелями и той и другой партии и, таким образом, открывают и укрепляют дорогу для истины, находящейся где-то посредине между двумя крайностями. Когда же улягутся страсти и стихнет борьба, эти сочинения могут дать добросовестному и проницательному историку не самый худший материал для создания более совершенной истории.
