Реклама
Книги по философии
Фрэнсис Бэкон
Великое восстановление наук. Разделение наук
(страница 57)
Следующее различение метода, близкое к первому по своей цели, на деле является почти полной его противоположностью. Общим для того и другого является то, что они отделяют толпу слушателей от избранных учеников, противоположным же то, что здесь первый метод использует более доступный способ изложения, тогда как второй, о котором мы сейчас будет говорить, -- более сложный и недоступный. Таким образом, второе различение метода сводится к тому, что первый метод -- экзотерический, второй -- акроаматический '^ Дело в том, что то различие, которое древние проводили при издании своих сочинений, мы решили перенести на сам метод изложения. Но и сам акроаматический метод широко использовался древними, которые применяли его разумно и обдуманно. В более поздние времена этот акроаматический, или энигматический, способ выражения был скомпрометирован многими авторами, использовавшими его для создания неверного и обманчивого света, при котором им легче было сбыть свой фальшивый товар. Назначением же такого метода является, как мне кажется, стремление не допустить к тайнам науки непосвященную чернь, используя покровы, представляемые сложным изложением, и допускать в науку только тех, кто либо со слов учителей познакомится с истолкованием смысла аллегорий, либо своим собственным талантом и проницательностью сможет проникнуть за покров тайны.
Следующее различение метода имеет огромное значение для науки. Речь идет о том, что знания могут передаваться или с помощью афоризмов, или методически. Прежде всего необходимо заметить, что во многих случаях у людей вошло в привычку на основании самых незначительных аксиом и наблюдений сразу же воздвигать чуть ли не законченное и величественное учение, поддерживая его кое-какими соображениями, пришедшими им в голову, украшая всевозможными примерами и связывая воедино определенным способом. Другой же тип изложения, с помощью афоризмов, несет с собой множество преимуществ, недоступных методическому изложению. Во-первых, такой способ дает нам представление о том, усвоил ли автор свою науку поверхностно и несерьезно, или же он изучил ее глубоко и основательно. Ведь афоризмы неизбежно должны выражать самое сущность, самое сердцевину научного знания, иначе они будут попросту смешными. Ибо здесь отбрасываются всякие украшения и отступления, все разнообразие примеров, дедукция и связь, а также описание практического применения, так что у афоризмов не остается никакого иного материала, кроме богатого запаса наблюдений. Поэтому никто не возьмется за создание афоризмов, более того, даже не осмелится мечтать об этом, пока не увидит, что он обладает достаточно широкими и основательными знаниями для того, чтобы писать их. При методическом же изложении
...приятность
Много зависит от связи идей, от порядка -- их сила ^,
что очень часто придает видимость какого-то замечательного искусства тому, что при более глубоком рассмотрении, если освободиться от всего внешнего и обнажить сущность, оказывается совершенно ничтожным пустяком. Во-вторых, методическое изложение обладает способностью убеждать и доказывать, но в значительно меньшей степени дает указания практического порядка; ведь такого рода изложение использует как бы круговое доказательство, где отдельные части взаимно разъясняют друг друга, и поэтому интеллект скорее удовлетворяется им; но так как действия в обычной жизни не приведены в строгую систему, а беспорядочно перемешаны, то тем более убедительными для них оказываются и разрозненные доказательства. Наконец, афоризмы, давая только какие-то части и отдельные куски науки, приглашают тем самым всех прибавить что-нибудь к этой науке также и от себя; методическое же изложение, представляя науку как нечто цельное и законченное, приводит к тому, что люди успокаиваются, думая, что они достигли вершины знания.
Следующее также чрезвычайно важное различение метода сводится к тому, что знания можно передавать либо в форме утверждений, сопровождаемых доказательствами, либо в форме вопросов, за которыми следуют определения. Если слишком злоупотреблять вторым методом, то он может нанести такой же вред развитию науки, какой могли бы нанести успешному продвижению вперед какого-нибудь войска беспрерывные задержки и остановки перед каждой маленькой крепостью или городком. Ведь если одержать победу в решающем сражении и сосредоточить все силы на главном направлении, то все эти мелкие укрепленные пункты сами сдадутся добровольно. Но я, однако, согласен и с тем, что далеко не всегда безопасно оставить у себя в тылу какой-нибудь значительный и хорошо укрепленный город. Пользуясь этим сравнением, можно сказать, что при изложении научных знаний следует соблюдать меру во всякого рода возражениях, использовать их осторожно и только в том случае, когда необходимо разрушить какие-то значительные предрассудки и заблуждения ума, и ни в коем случае не прибегать к ним для искусственного возбуждения всякого рода пустячных сомнений.
Следующее различение метода выражается в том, что метод приспосабливается к предмету изложения. Ведь по-разному излагаются математические дисциплины, являющиеся самыми абстрактными и простыми (simplicia) среди наук, и политические дисциплины, которые являются наиболее конкретными и сложными науками. Как мы уже сказали, вообще невозможно к многообразной материи успешно применить единообразный метод. Поэтому точно так же, как мы приняли частные виды топики в открытиях, мы в какой-то степени хотим применять 'частные методы и при изложении материала науки. Это различение метода требует обдуманного подхода к изложению знаний. Оно определяется наличием тех или иных сведений и представлений о предмете преподавания в умах учащихся. Ведь по-разному следует преподавать науку, которая является совершенно новой и незнакомой для слушателей, и науку, которая оказывается близкой и родственной уже воспринятым и усвоенным представлениям. Поэтому-то Аристотель, желая упрекнуть Демокрита, в действительности хвалит его, говоря, что "если мы хотим рассуждать серьезно, то мы не должны стремиться к уподоблениям" ^ и т. д„ ставя в вину Демокриту то, что он слишком злоупотребляет сравнениями. Но ведь тем, чьи доказательства основаны на общеизвестных положениях, не остается ничего другого, как рассуждать и логически подтверждать свои выводы. Наоборот, тем, чьи взгляды выходят за проделы общеизвестных истин, приходится выполнять двойную работу: во-первых, необходимо добиться понимания того, что они утверждают, а во-вторых, доказать истинность этих утверждений; таким образом, им по необходимости приходится прибегать к помощи сравнений и метафор для того, чтобы их мысли стали доступны человеческому восприятию. Именно поэтому мы видим, что в эпохи менее образованные, в период младенчества наук, когда те понятия, которые теперь стали уже общеизвестными и банальными, были еще необычными и неслыханными, на каждом шагу употреблялись метафоры и сравнения. А иначе все новые мысли либо, не встретив должного внимания, остались бы незамеченными, либо были бы отброшены как парадоксальные. Ведь существует своего рода правило искусства изложения, на основании которого "всякое знание, не совпадающее с предшествующими представлениями, должно искать себе опору в аналогиях и сравнениях" '^.
Вот что следовало сказать о различиях в методах, которые до сих пор не были отмечены другими исследователями. Что касается остальных методов -- аналитического, систатического, диеретического, а также криптического, гомерического ^ и т. п., то они совершенно правильно установлены и распределены, так что, как мне кажется, нет никакой нужды задерживаться на них.
Таковы разновидности метода. Частей же у метода две: первая часть касается архитектоники всего труда, т. е. содержания какой-либо книги, вторая -- ограничения предложений. Ведь искусство архитектуры занимается не только строением всего здания в целом, но и формой колонн, балок и т. п. Метод же -- это своеобразная архитектура науки, в этом отношении Рамус скорее заслуживает благодарности за то, что он восстановил великолепные старинные правила (katholoy proton, kata panthos, kath' auto ^ и т. д.), нежели за свой единственный метод и дихотомии. Однако неизвестно почему (как это часто изображают поэты) всегда самое драгоценное, что существует у людей, поручается самым опасным и ненадежным сторожам. И действительно, попытка Рамуса тщательно обработать предложения привела его ко всем этим эпитомам и посадила его на мель в науке. Ведь нужны поистине счастливые предзнаменования и покровительство какого-нибудь доброго гения тому, кто попытается сделать научные аксиомы обратимыми, не превращая их в то же время в круговые или обращающиеся в самих же себя. Тем не менее я не отрицаю того, что попытка, предпринятая Рамусом в этой области, была несомненно полезной.
Остаются еще два вида ограничения предложений (помимо того, что предложения становятся обратимыми): один из них касается расширения, другой -- продления предложений. Действительно, при правильном взгляде на вещи мы заметим, что наука помимо глубины обладает еще двумя другими измерениями, а именно шириной и длиной. Глубина характеризует истинность и реальность той или иной науки, а именно определяет ее основательность. Что же касается двух остальных измерений, то ширина может быть постигнута и измерена при сопоставлении одной науки с другой, длина же рассматривается как расстояние от самого высшего до самого низшего предложения одной и той же науки. Первая включает в себя установление истинных пределов и границ каждой науки для того, чтобы научные положения рассматривались в соответствующих областях науки, а не беспорядочно и чтобы можно было избежать повторений, отступлений и, наконец, вообще всякого смешения. Вторая устанавливает критерий, помогающий решить, до какого предела, до какой степени подробности следует выводить положения данной науки. Вне всякого сомнения, следует что-то оставить и на долю испытания и практики, ибо нужно избегать ошибок Антонина Пия, не превращаясь в науке в людей, разрезающих тминное зерно, и не увеличивая до бесконечности число подразделений. Поэтому вполне заслуживает рассмотрения то, в какой степени мы сами соблюдаем надлежащую меру в этом отношении. Ведь мы знаем, что слишком общие положения (если только они не подвергаются дедукции) дают слишком малую информацию; более того, они даже делают науку объектом насмешек со стороны практиков, потому что приносят так же мало пользы в практической деятельности, как всеобщая география Ортелия для поездки из Лондона в Йорк. Поистине нельзя отказать в меткости сравнению прекрасных правил с металлическими зеркалами, в которых вообще-то можно увидеть изображения, но только после того, как они будут отполированы. Точно так же правила и наставления оказываются полезными лишь после того, как они подверглись испытанию на практике. Однако если бы уже с самого начала эти правила могли оказаться прозрачными, так сказать хрустальными, то это было бы лучше всего, поскольку в таком случае не было бы необходимости в тщательной практической проверке. Но о науке, изучающей метод и названной нами мудростью сообщения, сказано достаточно.
