Реклама
Книги по философии
Герберт Спенсер
Опыты научные, политические и философские. Том 2
(страница 61)
Даже если эти обстоятельства подтверждают популярное мнение, перенятое Дарвином, о том, что пение птиц есть некоторого рода ухаживание; даже если удовлетворительны доказательства, заменяющие собой массу опровержений того, что пение птиц есть развившаяся форма звуков, издаваемых при половом возбуждении самцом для привлечения самки, - заключения эти, я думаю, мало подтвердят ту мысль, что и человеческая музыка имела точное такое же происхождение. Во-первых, птичий тип, вообще развившийся в типе пресмыкающихся, в весьма малой степени родствен типу позвоночных, который восходит до своего высшего представителя - человека; во-вторых, к певчим птицам, за малыми исключениями, принадлежит единственный отряд Incessores (ходящие). Так что если бы изобразить тип позвоночных в виде дерева, высшей веткой которого есть человек, то на таком дереве ветвь, от которой идут ветки, образующие тип птицы, расположились бы гораздо ниже, а группа певчих птиц образовала бы собой только конечное подразделение этой ветви. Чтобы дать взгляду Дарвина ценное подтверждение, мы должны были бы найти, что, чем выше мы будем подниматься от низших форм позвоночных, от которых произошел человек, тем яснее становится звуковое выражение полового чувства. По отношению к другим особенностям прародителей человека дело обстоит именно так, что, чем ближе подвигаемся мы к человеку, тем яснее становятся эти особенности (например, приспособление рук и ног для лазания). Так, мы могли бы найти, что употребление голоса с целью удовлетворения полового возбуждения становится все более определенным и переходит в человеческое пение. Но этого-то мы и не находим. Южноамериканские обезьяны (иногда называемые ревунами) оглашают леса "ужасающим концертом": Ренджер (Rengger) объясняет эти концерты не чем иным, как просто желанием производить шум. Дарвин соглашается, что то же самое происходит и с гиббонами; единственное исключение, на которое указывает он, - это Hylobates agilis, который, по свидетельству Уотергауза, поет хроматическую гамму вверх и вниз { Более чем вероятно, что хроматическая гамма, распеваемая гиббоном, представляет собой непрерывающийся звук. Предположение, что их гамма состоит их определенных полутонов, есть, по моему мнению, большое преувеличение, принимая во внимание, что даже большинство людей, имеющих прекрасный слух, не могут безошибочно пропеть хроматическую гамму; успех возможен лишь после долгой практики, и совершенно невероятно, чтобы это могло удаваться обезьянам.}. Он думает, что такой сравнительно музыкальный подбор звуков служит для привлечения самки; однако нет никакого доказательства, что это действительно так. Если мы вспомним, что у форм, ближе всего стоящих к человеку, как у гориллы и шимпанзе, нисколько не выделяется их музыкальная способность, то увидим, что сама эта гипотеза должна отказаться от такого доказательства, которое само нуждается еще в подтверждении. И действительно, сам Дарвин говорит в своем труде о происхождении человека (т. 2, стр. 332): "Удивительно, что мы все-таки не имеем достаточно пригодного доказательства, что органы эти у самцов млекопитающих служат для привлечения самок", - такое допущение почти равносильно отказу от своего мнения.
Еще более заметно отсутствие доказательств, когда мы коснемся самой человеческой расы, - можно сказать лучше - не отсутствие доказательств, а присутствие опровержений. Я привожу здесь из моей Описательной социологии несколько показаний путешественников о первобытной музыке (найти эти ссылки можно в соответствующих главах). Начнем с описания самых низших рас.
"Песни туземцев (в Австралии)... чаще всего создаются под влиянием минуты и выражают то, что привлекает внимание поющих в данный момент." "Ватшандии, увидя, что я очень заинтересовался эвкалиптами, тотчас же сложили на эту тему песню." Огнеземельцы (Fuegians) страстно любят музыку и обыкновенно поют в лодках и, конечно, отбивают такт, как то делают многие первобытные народы. "Главный сюжет песен арауканцев есть прославление их героев", "песня, которую они пели за работой, была проста и касалась главным образом труда", она была таковой же "в каждом отдельном случае; только напев песни был то веселый, то грустный". Гренландцы поют "о своих подвигах на охоте" и "песни о деяниях своих предков". "Индейцы на верхнем течении Миссисипи изображали в песне, как они преподнесли нам жирную собаку", и затем хор повторяет это. О других североамериканских индейцах мы читаем, что "песня, которую пели женщины, была приятна... люди сначала произносили слова, восхваляющие самих себя". У карриеров (в Северной Америке) имеются профессиональные композиторы, "изощряющиеся в складывании песен на случаи празднеств, когда новые напевы слушаются с охотой". О новозеландцах мы читаем: "Пение этих произведений (рыдания) похоже на церковное пение". "Каждое событие изображается соответствующими песнями, которые повторяются, если понравятся." "Люди, работая, поют соответствующие песни." Предлагая путешественникам еду, женщины поют следующее: "Что будет вашей пищей? Моллюски и корень папоротника, вырытый из земли". У туземцев Сандвичевых островов "наиболее замечательные события их истории сохранились в песнях". Когда они учатся читать, "они не могут повторять урока иначе как на распев". Кук видел у таитян странствующих музыкантов, поющих только что сложенные ими сказания. "Житель о-ва Самоа не может сильно грести без того, чтобы не запеть." Вождь кийанов (Kyans) "Тамаван вдруг вскочил, и из его уст вырвалась импровизированная им песнь, в которой воспевались мистер Джемс Брук и я; в заключение был осыпан теплыми похвалами восхитивший его пароход". В Восточной Африке "рыбак гребет с песнями, носильщик тащится и поет, хозяйка дома также с песнями растирает зерна". Восточный африканец в пении "удовлетворяется импровизацией нескольких слов без смысла и без ритма и повторяет их до тошноты". У дагомейцев каждое событие "от приезда иностранца до землетрясения" перекладывается в песню. Когда береговые негры гребут, они поют "то о какой-нибудь любовной интриге, то восхваляют какую-нибудь женщину, известную своей красотой".
В Лоанго "женщины, обрабатывая землю, оглашают поля своими деревенскими песнями". Парк рассказывает, что бамбарры "облегчают песнями свою работу; одну из таких песен они импровизировали при мне, и я сам был сюжетом этой песни". "В некоторых частях Африки ничего не делается без песен." "Они весьма искусно приспособляют сюжет песни к текущим событиям." Малайцы "увеселяют свои свободные часы... повторением песен, которые по большей части комментируют разные поговорки... Нередко то, что они пересказывают на своих празднествах (bimbangs), есть рассказы о любовных похождениях". На Суматре девушки часто затягивают чувствительную песню, которой вторят молодые люди.
Баллады камчадалов, "по-видимому, навеяны горем, любовью или семейным чувством", и музыка их несет "отпечаток горя и смутной, беспомощной печали". Говорят, что у них "обыкновенно женщины слагают любовные песни". Киргиз - "певец сидит на одном колене и поет неестественным голосом; его песнь носит обыкновенно любовный характер". Нам рассказывали, что у якутов "напевы монотонны... песни их воспевают красоту пейзажа в таких выражениях, что мне кажется она преувеличенной" .
В этих выдержках, которые (за исключением повторений) составляют все, что содержится по этому вопросу в Описательной социологии, обнаруживаются несколько удивительных явлений. У самых низших рас то, что называлось музыкальным произношением, было лишь сообщение о только что прошедших событиях и, по-видимому, сообщение, сделанное под впечатлением о них.
В предыдущих статьях есть общий намек на происхождение напевов и песни от возбужденной речи, на то же намекают и некоторые свойства более развитых рас. Но они показывают нам также, что выраженные в форме музыки чувства, относящиеся к текущим или прошедшим событиям, суть чувства различных родов; то чувство приятного расположения духа, то чувство радости или триумфа, то удивление, восхваление или восхищение или, наконец, горе, меланхолия, упрек. Только у некоторых более развитых рас, как, например, у полуцивилизованных малайцев и народов Северной Азии, мы находим песни о любви, и то, к удивлению нашему, рассказывают, что песни эти поются не мужчинами, а женщинами. Ни одно из всех этих свидетельств не удостоверяет нас, что песнь о любви когда-либо была самопроизвольно спета для прельщения женщины. Выражение любви в музыке совершенно отсутствует у более первобытных и у многих более развитых народов; мы находим его, наперекор предположениям гипотезы Дарвина, совершенно в ином виде. Нам надо еще сделать исследования по этому вопросу среди цивилизованных народов, прежде чем принять, согласно его взглядам, что первой музыкой были серенады и тому подобное { После того как эта статья была отослана в типографию, я получил от одного американского антрополога, Овэна Дорсей, несколько статей, содержащих в себе подобные свидетельства Более чем из трех дюжин напевов и песен у омахов, понка и других индейцев, частью исполненных с музыкой или без нее, он сосчитал лишь пять, которые имели какое-либо отношение к чувству любви. В то время как выражение чувства любви исходило от женщин, мужчины только зубоскалили.}.
Даже в том случае, если бы этот взгляд был подтвержден фактами, то остался бы необъясненным самый процесс, при помощи которого звуки от возбужденного полового чувства превратились в музыку. В предыдущем опыте я указал, как различные качества, отношения и сочетания тонов, вызванные самопроизвольно всякого рода ощущениями, представляют собой в неразвитом виде характер речитатива и мелодии. Сведя свою гипотезу к такой форме, которая допускает сравнения, Дарвин должен был бы показать, что звуки, вызванные половым возбуждением, обладают теми же чертами, и, доказав, что его гипотеза наиболее устойчива, он должен был бы показать, что эти звуки обладают такими свойствами в наивысшей степени. Но он не попытался сделать это.
