Реклама
Книги по философии
Мишель Фуко
История сексуальности-III: Забота о себе
(страница 48)
_____________
1 См. Овидий. Лекарство от любви, 345-- 348; ср. также ст. 411-- 418: "Ставни раскрой навстречу свободному свету, ибо срамное в телах вдвое срамней на свету". Когда же любовь уже оставила тебя, "зоркий взгляд обрати на все, что претит в ее теле, и заприметив, уже не выпускай из ума".
240
Удовольствия же от связи с мальчиками, напротив, отмечены печатью подлинности1. Красота юноши истинна, потому что нерукотворна. Как говорит один из персонажей Ахилла Татия, "красота мальчиков не нуждается в помощи благовонной мирры и прочих чуждых ароматов,-- приятнее всех женских притираний запах пота отроческого тела"2. А Калликратид противопоставляет обманчивой обольстительности женского туалета образ мальчика, не заботящегося ни о каких приготовлениях:
ранним утром он вскакивает с постели, умывается простой водой (ему не нужны ни зеркала, ни гребни) и, накинув на плечо хламиду, спешит в школу; в палестре он усердно упражняется, тело его покрывается потом; наконец, он наспех умывается и, усвоив полученные уроки мудрости, вскоре засыпает от здоровой усталости, накопившейся за день, "сладким, достойным зависти сном".
Кто ж не пожелает разделить всю свою жизнь с таким бесхитростным и мальчиком?3 Как хорошо "сидеть против друга, слышать вблизи его милые речи" и "во всяком деле быть вместе с ним". Мудрое удовольствие, которое преодолевает быстротечность юности; если наслаждение связано не с одной только преходящей телесной прелестью, оно может продлиться и всю жизнь: старость, болезнь, смерть,-- все это нужно разделить с другом, и даже в могиле, "смешав кости с костями", не разлучать с ним свой "безгласный прах". Несомненно, мотив долгой мужской любви, как и дружбы, завязавшейся в годы юношеской близости и длящейся всю жизнь, вплоть до самой смерти, был знаком времени. Кажется даже, что Псевдо-Лукиан просто развивает одну из тем Ксенофонтова "Пира", излагая те же идеи в том же порядке и в схожих выражениях: "А если люди взаимно любят друг друга, разве не станут они смотреть один на другого с удовольствием и разговаривать с благожелательностью, оказывать доверие друг другу, заботиться друг о друге, вместе радоваться при счастливых обстоятельствах, вместе горевать, если постигнет какая неудача, радостно проводить время, когда они находятся вместе здоровые, а если который
_____________
1 Лукиан. Две любви, 44-- 45.
2 Ахилл Tamuй. Левкиппа и Клитофон, II, XXXVII.
3 Лукиан. Две любви, 46.
241
заболеет, находиться при нем еще более неотлучно, в отсутствии заботиться друг о друге еще более, чем когда оба присутствуют? ... Благодаря таким поступкам они любят эту дружбу и доживают до старости с ней"1. В своем трактате Псевдо-Лукиан особенно настаивает на одном важном пункте. Речь идет о том, что если близость с юношей сохраняется и по прошествии отрочества, то между любовниками устанавливается такая связь, в которой роли эраста и эромена уже не поддаются различению; это отношения совершенного равенства и полной обратимости. Так было и у Ахилла с Патроклом, говорит Калликратид, и у Ореста с Пиладом. Обычно спрашивают, кто здесь любит, а кто любим. Возлюбленным поначалу был Пилад, но когда друзья стали старше и пробил час испытаний,-- а речь шла о том, кто из них умрет,-- возлюбленный повел себя, как любовник. Это случай нужно принять за образец. Именно так, утверждает Калликратид, должна со временем преобразоваться, "возмужать" (androusthai) глубокая и ревностная любовь к мальчику (пресловутый spoudaios eros), когда молодость, наконец, обретет способность "мыслить разумно". В этой мужской любви тот, кто ранее был любим, теперь "платит ответной любовью", так что порой трудно бывает различить, "кто в кого влюблен". Чувства любящего возвращаются ему любимым, как образ, отраженный в зеркале2.
Педерастическая этика всегда требовала, чтобы возлюбленный отвечал любовнику той же нежной привязанностью, какую и сам видел с его стороны -- будь то помощь в беде, забота на старости лет, поддержка на жизненном поприще или самопожертвование в непредвиденных обстоятельствах. Но та настойчивость, с которой Псевдо-Лукиан возвращается к теме равенства любовников, и тот понятийный ряд, с помощью которого он характеризует супружескую взаимность, явно свидетельствуют о его намерении привести мужскую любовь в соответствие с моделью совместной жизни, описанной и установленной в брачных предписаниях. Подробно рассмотрев простое, естественное и не связанное ни с какими жертвами тело юноши, и обосновав, таким образом, "истинность" удовольствия, которое
____________
1 Ксенофонт. Пир, VIII, 18.
2 Лукиан. Две любви, 48.
242
оно способно дать, автор далее соотносит духовную близость любого рода не с педагогическим актом и вообще не с формирующим воздействием подобной привязанности, но со строгой взаимностью равноценного обмена. Следовательно, в той мере, в какой апология Калликратида противопоставляет друг другу описания мужского и женского тела, этика совместной жизни, в свою очередь, похоже, сближает мужскую любовь с супружескими узами.
Однако здесь есть одно существенное отличие: хотя любовь к мальчикам и описана как единственный род любви, способный сочетать в себе добродетель с удовольствием, речь никогда не идет о сексуальном наслаждении. Прелесть юношеского тела без "притираний" и каких бы то ни было иных ухищрений, очарование размеренной мудрой жизни и дружеских бесед, отрада ответного чувства,-- все верно. Но верно и другое:
из текста прямо следует, что в постели мальчик остается "без друга"; он ни на кого не глядит по дороге в школу, а вечером, утомленный дневными трудами, тотчас же засыпает "достойным зависти" сном праведника. Любовникам таких мальчиков Калликратид дает вполне однозначный совет: оставаться столь же целомудренными, как Сократ, когда тот возлежал вместе с Алкивиадом, приближаться к ним со всею "воздержанностью" (sophronas), не разменивая длительную привязанность на ничтожное наслаждение. Именно таков будет итоговый вывод беседы, когда Ликин торжественно-иронически объявит, что верх взял Калликратид: его апология любви к мальчикам, дескать, победила, но лишь в той мере, в какой она посвящена любви, практикуемой "мудрецами" и "завязывающей узы непорочной дружбы".
Таким образом, спор Харикла и Калликратида завершается "победой" любви к мальчикам. Победой, в соответствии с традиционной схемой, закрепляющей за философами педерастию, из которой исключены физические удовольствия. Победой, которая, однако, не только оставляет за каждым право жениться, но и вменяет брак в обязанность* (согласно формуле, встреча-
_____________
* "Жениться следует всем,-- говорит Ликин,-- а любить мальчиков пусть будет дозволено одним только мудрецам", обладающим "полной мерой добродетели" (Там же, 52).-- Прим. ред.
243
ющейся у стоиков: pan.tapa.si gameteon). Тем самым в действительности получен синкретический вывод, поставивший привилегированную любовь к мальчикам, право на которую имеют лишь философы, наделенные "полной мерой добродетели", выше универсальности брака. Но не будем все же забывать, что этот спор, традиционно-риторический характер которого явствует из текста, входит в обрамляющий диалог Ликина с Феомнестом, решающим, какой из двух родов любви ему выбрать, коль скоро он равно склоняется к обоим. Поэтому, едва только Ликин сообщает собеседнику о своем "вердикте", как Феомнест сразу же начинает иронизировать над тем, что составило существо спора и обусловило победу педерастической любви. Последняя победила, поскольку она связана с философией, с добродетелью и, стало быть, с отказом от плотских удовольствий. Но достоверно ли, что именно так на самом деле любят мальчиков? Феомнест не возмущен, подобно Хариклу, лицемерием этой речи. Там, где поклонники мальчиков, желая соединить удовольствие с добродетелью, казалось бы, надежно устраняют сексуальный элемент, он неизменно напоминает о себе и в качестве истинного основания этой любви вновь вызывает к жизни физический контакт, поцелуи, ласки и наслаждения. Ведь нельзя же поверить, говорит он, что все удовольствия таких отношений сводятся к тому, чтобы смотреть друг другу в глаза и наслаждаться беседой. Смотреть, конечно, приятно, но лишь первое время. Затем следует прикосновение, пробуждающее жажду наслаждений во всем теле. Затем поцелуи, сперва робкие, но вскоре все более страстные. Руки тем временем не лежат без дела, они проникают под платье, ласкают грудь, спускаются вниз по упругому животу, находят "цветок возмужалости" и, наконец, разят в цель1. Это описание не означает, будто Феомнест, несомненно, как и автор текста, не приемлет подобной практики. Перед нами просто напоминание о том, что только ценой неимоверных теоретических ухищрений можно вынести aphrodisia за пределы любви и ее оправданий. Ирония Псевдо-Лукиана -- это не попытка осудить или осмеять то удовольствие, которое способны доставить мальчики, но сущностное опровержение очень давней аргументации гречес-
___________
1 Там же, 53.
244
кой педерастии, из необходимости полагать, мыслить, обозначать, обсуждать и наделять значением любовь к мальчикам, вынужденной умалчивать о бесспорной присущности физического плотского удовольствия такого рода отношениям. Псевдо-Лукиан не утверждает впрямую, что любовь к женщине предпочтительнее или лучше, нежели любовь к мальчикам; вместо этого он просто демонстрирует ключевой недостаток любовного дискурса, который не оставляет места ни для aphrodisia, ни для порождаемых ими форм общности.
