Filosofa.net

Индус забывал все, египтянин ничего не мог забыть. Индийского искусства портрета не существовало, а в Египте едва ли существовало что-нибудь другое. Египетская душа, наделенная предрасположенностью к истории и влекущаяся к бесконечному, ощущала прошлое и будущее как весь свой мир, а настоящее представлялось ей только тонкой гранью между двумя несоизмеримыми далями. Египетская культура есть воплощение заботы – душевного эквивалента дали, - заботы о будущем, которая выражается в выборе гранита и базальта в качестве художественного материала и в сети оросительных устройств, а также заботы о прошлом. Египетская мумия – символ высочайшего порядка. Увековечивали тело умершего и его личность посредством портретных статуй. На фоне этого мировоззрения является символом то, что эллины в противовес своему микенскому прошлому, в стране, изобилующей камнем вернулись от каменных построек к употреблению дерева, что и объясняет отсутствие архитектурных остатков между 1200 и 600 годами до нашей эры. Египетская растительная колонна с самого начала была каменной, дорическая – деревянной. В этом выражается глубокая враждебность античной души к долговечности. Кроме того, не существовало не одного предприятия эллинов, которое свидетельствовало бы об их заботе о будущих поколениях. Магистральные и оросительные системы существовали в микенскую доантичную эпоху. Буквенное письмо было принято античностью только после 900 года д.н.э, к тому же в самой скромной мере в хозяйственных целях, тогда как в египетской, китайской, вавилонской культурах письменность возникла гораздо раньше.

Существует глубокая связь между отношением к истории и пониманием смерти, как оно выражается в обряде погребения. Египтянин отрицает бренность, античный человек утверждает ее всем языком форм своей культуры. Египтяне консервировали даже хронологические данные и числа. Известны точные годы правления египетских фараонов третьего тысячелетия до нашей эры. В то же время от досолоновской истории греков не осталось ни одной даты, ни одного подлинного имени, ни одного конкретного события. В согласии с античным пониманием истории находится и традиция сожжения мертвых. Микенской эпохе были еще свойственны гробницы, в эпоху же Гомера осуществляется переход от погребения к сожжению, которое является символом отрицания всякой исторической долговечности.

С этого момента завершается и пластичность душевного развития отдельного человека. Античная драма мало допускает исторические мотивы и тему внутреннего развития, эллинское чувство противится портрету в изобразительном искусстве. Античная культура знала только один естественный для нее сюжет: миф. Даже изображения эллинистической пластики мифичны, как и биографии по образцу Плутарха. Ни один из великих греков не написал воспоминаний, которые зафиксировали бы перед его взором прожитую эпоху. После разрушения Афин персами все произведения древнего искусства были выброшены на свалку, и не разу не было слышно, чтобы кому-либо в Элладе было дело до руин Микен или Феста. Эллины читали своего Гомера, но не помышляли произвести раскопки Трои, т.е. они хотели мифа, а не истории. То, что в эллинистическую эпоху повсеместно собиралось и демонстрировалось, было достопримечательностями мифологического соблазна, где строгое историческое “когда” и “почему” вообще не принималось во внимание, тогда как египетский ландшафт представлял собой громадный музей строгой традиции.

Изобретенные в Западной Европе механические часы, символ убегающего времени есть самое сильное выражение того, на что способно историческое мироощущение. Ничего подобно не встречается в античных ландшафтах, лишенных времени. До Перикла время измерялось только длиной тени и только с Аристотеля вводится понятие часа. До этого точного подразделения дня не существовало. Водяные и солнечные часы были в самую раннюю эпоху изобретены в Вавилоне и Египте, которые были переняты греками, но не повлияли на их жизнечувствование.

Упомянем об одном различии между западной и античной математикой. Античное числовое мышление рассматривает вещи, как они есть, в качестве величин, вне времени, в настоящем. Это привело к эвклидовой геометрии, к математической статистики учению о конических сечениях. Западная математика рассматривает вещи в плане их становления и взаимоотношения как функции. Это привело к динамике, к аналитической геометрии и от нее – к дифференциальному исчислению. В греческой математике понятия времени не встречается вовсе. Греческая физика, будучи статикой в противовес динамике – не знает применения часов и не ощущает их отсутствия.

Таким образом, западной понимание истории в корне отличается от понимания других истории другими культурами. То есть, так называемая “Всемирная история” это картина западного мироощущения, а не картина “человечества”. Для индуса и грека не существовало понятия становящегося мира, и, когда однажды угаснет цивилизация Запада, возможно, никогда не появится такая культура, для которой история была бы столь мощной формой бодрствования.

3. Западное понимание истории.

Что же такое всемирная история? “Древний мир – Средние века - Новое время” – это схема принята на Западе, она мешает понимать действительное место, ранг, срок жизни маленькой части мира, проявляющегося на почве Западной Европы со времен немецких императоров, в его отношении ко всеобщей истории человечества. Можно сколь угодно говорить о греческом средневековье и германской древности, все равно это не приводит к ясной картине, в которой находят место Китай и Мексика. Это ограничивает объем истории и сужает ее арену. В качестве полюса выступает Западная Европа, с которого и оцениваются все события всемирной истории. В тоже время не существует европейца, как исторического типа. При рассмотрении истории нельзя руководствоваться географическими рамками. Так, например, география, по словам Шпенглера, связала Запад и Россию в единое целое, что является неверным, так как русский инстинкт словами Толстого, Аксакова и Достоевского четко и глубоко отмежевывает “Европу” от “матушки России”. Восток и Запад есть понятия исторические, а не географические. Все творения античности появились под знаком отрицания континентальной разницы между Римом и Кипром, Византией и Александрией. Если допустить, что Греция во времена Перикла “находилась в Европе”, то сегодня она уже там не находится.

Имеет место оптический обман, с помощью которого тысячелетняя история Китая и Египта суживается до эпизодических событий, а приближенные к нам события приобретают раздутый вид. Нам кажется, что темп египетской, индийской или китайской истории в самом деле были медленнее, чем темп недавнего прошлого. Нельзя класть приближенные по времени и расстоянию события в основу всемирной истории. Нельзя противопоставлять “Новому времени” длиной несколько столетий тысячелетнюю историю Древнего мира, которая насчитывает десятки культур. Например, история Египта или Вавилона по масштабам совпадает с историей историю Западной Европы от Карла Великого до 1 мировой войны. С точки зрения западного человека развитые культуры вращаются вокруг него, как мнимого центра мироздания. На самом деле античность и Запад, наряду с Индией, Китаем, Египтом, арабской и мексиканской культурой – отдельные миры становления, имеющие одинаковое значение в общей картине истории.

Схема “Древний мир – Средние века – Новое время” есть в основе своей есть создание магического мирочувствования, впервые выступившего в персидской и иудейской религиях. Само словосочетание “Всемирная история” в смысле этого мирочувствования есть разовый драматический акт, сценой которого является ландшафт между Элладой и Персией. В нем достигает своего выражения строго дуалистическое сознание восточного человека в оптике катастрофы, рубежа двух эпох между сотворением мира и гибелью мира при полном, игнорировании всех элементов, не зафиксированных в священных книгах соответствующей культуры, например Библии.

Лишь на западной почве путем добавления новой эпохи- западного “Нового времени” в эту картину проникла тенденция движения. Восточная картина была покоящейся, замкнутой системой с однократным божественным действием в ее середине. Таким образом, к истории было прибавлено понятие “Нового времени”, которое не допускает продолжения процедуры и после неоднократных “растягиваний” со времен крестовых походов оказывается неспособным к дальнейшему удлинению. Выражение “Новейшее время” дает это понять. Дух запада, каким он отражался в голове отдельного человека отождествили со смыслом мира, придерживаясь мнения об окончательности настоящей эпохи. Как говорит Шпенглер, очевидно, что в потребности подводить собственной персоной итоговый баланс лежит некая потребность западноевропейского самоощущения.