Реклама
Книги по философии
Герберт Спенсер
Опыты научные, политические и философские. Том 1
(страница 60)
(Напечатано первоначально в "Forteightly Review", май 1870 г.)
Новые труды г-на Мак-Леннана о культе животных и растений немало способствовали выяснению этой весьма темной области. Следуя в данном случае, как и раньше по другим вопросам, научному методу сравнения явлений, замечаемых у современных нецивилизованных народов, с остатками преданий, сохранившихся у народов цивилизованных, он сделал гораздо понятнее, сравнительно с прежним, как те, так и другие явления.
Мне кажется, однако, что г-н Мак-Леннан дает лишь весьма неопределенный ответ на один из существеннейших вопросов - каким образом возник этот культ животных и растений? В самом деле, в своей заключительной статье он явно оставляет эту задачу неразрешенной, он говорит, прося это особенно заметить, что "не предлагает гипотезы, разрешающей вопрос о происхождении тотемизма, а лишь гипотезу, разъясняющую отчасти культ животных и растений у древних народов" Так что мы можем все-таки спросить почему же дикие племена так часто обращают в фетишей животных, растения и другие предметы? Что побудило такое-то племя приписывать особые священные свойства одному существу, а другое племя - другому? Если на эти вопросы ответят, что каждое племя считает себя происходящим от предмета своего поклонения, то сейчас же потребуется ответить на следующий вопрос: в силу чего появилась такая странная фантазия? Если бы это встречалось лишь в единичных случаях, мы могли бы отнести их к какой-нибудь прихоти или случайной иллюзии. Но раз оно является, как это и есть на самом деле, в разнообразнейших видах, среди стольких некультурных племен, в различных частях света и оставило немалые следы в суевериях вымерших культурных народов, то мы не можем уже допустить какой-либо специальной или исключительной причины. Мало того, общая причина, какая бы она ни была, может быть допущена лишь в той мере, поскольку она не отрицает у первобытного человека разума, по своему характеру совершенно подобного нашему. Изучая курьезные верования дикарей, мы готовы предположить, что ум у них не такой же, как наш. Но это предположение недопустимо. При том запасе сведений, каким обладает первобытный человек, при том несовершенстве словесных символов, каким он пользуется в разговоре и мышлении, заключения, обыкновенно делаемые им, являются наиболее разумными, судя относительно. Таков будет наш постулат; и, исходя из этого постулата, мы спросим, каким образом первобытные племена приходили так часто, если не всегда, к верованию, что они происходят от животных, растений или даже от неодушевленных предметов? На это я и надеюсь дать здесь удовлетворительный ответ.
Предположение, из которого исходит г-н Мак-Леннан, что поклонение фетишам предшествовало культу антропоморфических богов, может быть признано мной лишь отчасти. Оно справедливо в известном смысле, но не вполне. Если слова "боги" и "культ" принимать в их обыкновенном определенном значении, то высказанное предположение - справедливо; но если расширить значение этих слов и включить сюда самые первоначальные смутные представления, из которых развились уже определенные идеи о божествах и о культе, то я полагаю, что сделанное предположение - неверно. Первоначальная форма всякой религии - это умилостивление скончавшихся предков, которые предполагаются все-таки существующими и способными причинить благо или зло своим потомкам. Подготовляясь к дальнейшему исследованию принципов социологии, я несколько лет тому назад тщательно расследовал представления, распространенные среди простейших человеческих обществ, и наблюдения различного рода над всевозможными некультурными племенами заставили меня прийти к заключению, согласующемуся с тем, что было недавно высказано в этом журнале профессором Гексли, а именно: "Дикарь, воображающий, что тело покинуто обитавшим в нем деятельным существом, предполагает, что активное существо это не перестает еще жить; чувства и мысли, возникающие у дикаря по этому поводу, и составляют основу его суеверий. Всюду мы находим ясно выраженное или подразумеваемое верование, что каждый человек - двойствен, и когда он умрет, то его другое "я" - останется ли оно тут же, близ него, или отойдет вдаль - может, во всяком случае, возвратиться к нему и сохраняет способность причинять вред своим врагам и оказывать помощь друзьям { Критически относящийся к делу читатель может сделать одно возражение: если предлагать рационалистическое объяснение относительно культа животных, то каким образом такое объяснение может опираться на признании верования в духов умерших предков, - верования, которое само по себе требует не меньших разъяснений? Конечно, тут обнаруживается значительная брешь в моей аргументации, но я надеюсь, что буду в состоянии со временем пополнить ее. Пока же, между многими данными, способствующими обобщению приведенного верования, я могу лишь вкратце указать на некоторые главнейшие пункты. 1) Весьма возможно, что тень, следовавшая всюду за дикарем, шевелившаяся всякий раз, как он шевелился, могла в значительной мере породить у него смутную мысль о его двойственности. Достаточно посмотреть, какой интерес возбуждают в детях движения их тени и припомнить, что в первобытном состоянии тень не могла быть истолкована как отсутствие света: на нее смотрели как на особое существо; достаточно допустить, что дикарь весьма легко мог смотреть на тень как на нечто обособленное и составляющее часть его самого. 2) Гораздо более определенная мысль такого же рода могла возникнуть при отражении в воде лица и фигуры первобытного человека. Этот образ ведь передавал еще, по обыкновению, все его формы, окраску, движения и гримасы. Припомним еще, что дикарь зачастую противится рисованию портрета с него, полагая, что, кто снимет с него портрет", тот отнимет и частицу его существа; тогда мы увидим, насколько вероятно будет допустить в нем мысль, что его двойник в воде есть реальное существо, принадлежащее до некоторой степени ему самому. 3) Эхо также весьма немало способствовало утверждению в этой мысли о двойственности, явившейся иным путем. При неспособности понять естественное происхождения эха первобытный человек по необходимости приписывал отзвук живому существу, которое дразнило и увертывалось от его поисков. 4) Мысли, внушавшиеся теми или иными физическими явлениями, оказывались, впрочем, имеющими лишь второстепенное значение; укоренялась же вера в существование второго "я", собственно, благодаря видению снов. Различие, так легко делаемое нами между жизнью во сне и наяву, распознается дикарем лишь весьма смутным образом. Во всяком случае, он не в состоянии объяснить точно улавливаемое им различие. Когда он просыпается и рассказывает всем, кто видел его спокойно спавшим, где он сейчас побывал и что он там сделал, то его грубый язык не в состоянии установить различия между тем, что он действительно видел и что видел во сне, между его настоящими действиями и теми, что ему приснились. Вследствие таких неточностей языка дикарь оказывается не только не в состоянии правильно растолковать другим эту разницу, но и сам не в силах верно представить ее себе. Таким образом, при отсутствии понимания с обеих сторон и он сам, и те, кому он рассказывает о своих приключениях, приходят к тому убеждению, что его другое "я" уходило от него прочь и вернулось назад лишь при его пробуждении. Такое верование, встречаемое нами у различных существующих ныне диких племен, встречается равным образом и в преданиях современных культурных народов. 5) Понятие о втором "я", способном уходить и возвращаться, находит неопровержимое, должно быть, для дикаря подтверждение при случаях ненормальной потери сознания и умственных расстройствах, случающихся иногда среди членов их трибы Человек, упавший в обморок и не могший тотчас же прийти в себя (заметьте значение наших собственных выражений "прийти в себя" и пр. ), как приходит, положим, в сознание спящий, представляется им в таком состоянии, как будто второе "я" на некоторое время совсем ушло прочь от человека и его не могут дозваться. Еще более продолжительное отсутствие второго "я" обнаруживается при случаях апоплексии, каталепсии и других формах приостановленной жизни. Здесь целыми часами другое "я" упорно остается вдали и по возвращении отказывается сказать, где оно было. Далее, новое еще подтверждение дал какой-нибудь эпилептический субъект, в теле которого, во время отсутствия его второго "я", поселился неведомый враг, - ведь как же иначе могло бы случиться, что его второе "я", по возвращении, отзывалось полным неведением о том, что сейчас делалось с его телом? И это предположение, что тело бывает "одержимо" каким-то другим существом, подтвердилось явлениями сомнамбулизма и сумасшествия 6) В таком случае какое же неизбежное толкование должно возникнуть у дикарей относительно смерти? Второе "я" обыкновенно возвращалось после сна, напоминающего смерть. Оно возвратилось и после обморока, напоминающего смерть еще более, оно возвратилось даже после оцепенелого состояния каталепсии, которое чрезвычайно походит на смерть! Не возвратится ли оно и после этого еще более продолжительного состояния покоя и оцепенелости? Разумеется, это очень возможно и даже вероятно. Другое "я" мертвого человека отошло от него на долгое время, но оно все-таки витает где-то вблизи или вдалеке, оно может во всякий момент возвратиться назад и сделать все, что, по словам покойного, он намерен был раньше сделать. Отсюда различные погребальные обряды, помещение оружия и разных драгоценностей рядом с телом умершего, ежедневное доставление ему пищи и пр. Я надеюсь впоследствии показать, что при том знании фактов, какое имеет дикарь, - это толкование самое разумное, к какому он мог прийти Позвольте мне здесь, лишь в доказательство того, как явственно факты подтверждают подобный взгляд на вещи, представить одну из многих его иллюстраций "Церемонии, с которыми они (ведды) вызывают их (тени умерших), немногочисленны и весьма просты Самая обыкновенная - следующая в землю втыкается вертикально стрела и ведда, медленно танцуя вокруг нее, поет следующее заклинание, почти музыкальное по своему ритму:
