Filosofa.net

Система Гегеля

Таким образом, абсолютная идея начинает долгий путь самопознания своих возможностей, первый этап которого — логика, развитие чистой мысли. Абсолютная идея как бы спрашивает себя: "Что я есть? Что я могу? В чём моя суетность?". Не удовле­творяясь игрой в чистые понятия и желая иметь "место" и "длительность", она превращается в пространство и время. Далее происходит материализация идеи — овеществление выработанных ранее понятий: возникает неживая ма­терия ("окаменелый интеллект"). Из неживой субстанции появляется живая. На основе живой материи возникает человек и человеческое общество. Разви­ваясь, общество рождает государство — высшую ступень мирового духа, по мнению Гегеля. В лоне государства возникает философия как попытка субъ­ективного осмысления объективного саморазвития абсолютной идеи. В лице философов она всё больше приближается к пониманию собственной сущно­сти. Эволюция философии в конце концов приводит к появлению философ­ской системы Гегеля, которая, наконец, даёт исчерпывающее объяснение — откуда и как всё возникло, и почему это "всё" именно таково. Абсолютная идея, образно говоря, теперь может передохнуть и удовлетворённо сказать себе устами философа: "Я прошла все ступени развития, стала всем, чем мог­ла стать, разобралась в своей собственной сущности". Круг замкнулся (см. рис. 4).

Рис. 4

Этапы развития абсолютной идеи

Можно представить себе интеллектуальный восторг философа, завер­шившего в четырнадцати томах сочинений свой грандиозный замысел. И бы­ло чем гордиться: подобной энциклопедической системы философского зна­ния, в которой логика бытия сливается воедино с логики познания, история ещё не знала. Осознание сделанного, видимо, привело Гегеля к мысли, проти­воположной сдержанной позиции Канта относительно возможностей науки. В трудах Гегеля явственно прослеживается идея: нет ничего более высокого и значимого, нежели научная истина; стало быть, она выше морали.

Конечно, в системе Гегеля много мистического, особенно на первых её ступенях. Кроме того, философ подводит нас к мысли, что на его учении дальнейшее развитие философии как бы прекращается; всё объяснено, и дру­гим философам остаётся только осмысливать сделанное Гегелем.

Метод Гегеля

Но если мы обратим внимание на следующие после пространства и времени этапы саморазвития мирового духа, то увидим, что они легко согласуются с естественнонаучной картиной ми­ра. Правда, в заключительных стадиях системы Гегель вступает в противоре­чие с самим собой: если всё в мире находится в непрерывном изменении и развитии, то почему в таком случае философские вопросы он объявляет окончательно решенными? И практика жизни показывает, что развитие фи­лософии после Гегеля не остановилось. Однако не это главное.

Основная и великая заслуга философа заключается в том, что, строя свою систему, он разработал чрезвычайно эффективный метод познания — диалектику. Действительно, "строительные леса" гегелевского учения оказа­лись намного ценнее построенного с их помощью "здания". Гегель не только сформулировал три закона диалектики, но и применил их практически ко всем основным областям человеческой деятельности. С содержанием этих за­конов мы познакомимся в главе, посвященной методам познания.

Европа в XIX веке

В первой половине XIX в. в Европе продолжался процесс первоначального накопления капитала. Эту стадию развития капитализма характеризуют жестокая эксплуатация, широкое использование более дешёвого женского и детского труда, чрезвы­чайно низкая заработная плата. Положение рабочего класса было исключи­тельно тяжёлым. Социально-экономические процессы, происходившие в это время, подробно описаны Марксом в "Капитале", где он, используя диалек­тический метод Гегеля блестяще объяснил "тайну" прибавочной стоимости и показал товарный характер рабочей силы.

Однако во второй половине XIX в. ситуация начинает меняться. Разви­тие промышленного производства привело к тому, что предложение на рынке товаров всё больше стало опережать спрос. Начались кризисы перепроизвод­ства. Главной их причиной была низкая покупательная способность населе­ния. Рабочие, составляющие основную часть городского населения, получали за свой труд столь мало, что не могли позволить себе делать покупки за пре­делами минимальных потребностей.

В этих условиях перед предпринимателями во весь рост встала альтер­натива: либо сворачивать производство и разоряться, либо, напротив, расши­рять его, сопровождая это повышением заработной платы, дабы население могло покупать товары. Естественно, был избран второй путь. Стало быть, предприниматели оказались вынужденными "поделиться" с рабочими, преж­де всего наиболее квалифицированными (позже эту часть рабочего класса ре­волюционеры назовут "рабочей аристократией", "подкупленной" буржуази­ей), частью своих прибылей. Этот шаг был продиктован не какими-либо абст­рактными соображениями гуманности или страхом перед революцией, а кон­кретной экономической целесообразностью. В противном случае владельцев фабрик и заводов ожидала "закупорка сосудов" в системе оборота капитала, другими словами — банкротство.

Именно в это интересное и непростое время, время перехода от стадии хищнического накопления капитала к стадии, скажем так, более цивилизо­ванного капитализма, выпало жить и творить Карлу Марксу.

Социология Маркса

Маркса трудно назвать философом в строгом смысле этого слова. Он был скорее экономистом, социологом, политологом. Мощный ум этого незаурядного человека впитал массу идей, добытых предшественниками в анализе общественной жизни. Среди них прежде всего нужно назвать идею обвинения частной соб­ственности на средства производства, выдвинутую французским просветите­лем Жан Жаком Руссо.

Первобытное общество Руссо называл "золотым веком" человечества ("первобытный коммунизм"). Он длился, пока не нашёлся кто-то, кто вос­кликнул: "Это — моё!". И люди, вместо того, чтобы ударить его по рукам и образумить, сами начали растаскивать общее добро. Частная собственность, считал Руссо, стала, причиной социальных пороков. Именно она сделала лю­дей алчными, жестокими, коварными.

Отсюда — вывод: если мы хотим вернуть людям изначальное благо­родство души и чистоту помыслов, надо уничтожить частную собственность. Частная же собственность не может быть отдана добровольно. Отсюда — марксова идея социалистической революции, диктатуры пролетариата, кото­рая (идея) стала главным теоретическим выводом "Капитала".

Оппоненты Маркса предостерегали его: этот путь означает насилие, кровь, гражданскую войну; могут погибнуть миллионы людей; стало быть, призывы к диктатуре безнравственны, бесчеловечны. На что Маркс — один из радикальнейших учеников Гегеля — отвечал, что научная истина выше морали; если научный анализ приводит нас к конкретным выводам, то надо твёрдо следовать им, не оглядываясь на размягчающие волю соображения. При этом сам Маркс и его фанатичные ученики ни на йоту не сомневались в истинности своих выводов, не допускали мысли, что они, может быть, кое в чём заблуждаются. Предостережения Канта не были приняты во внимание. "Мы научимся предсказывать революции с такой же точностью, с какой нау­ка предсказывает лунные затмения!", — вот самонадеянный лозунг Маркса.

Европа развивается не по Марксу

Свобода частного предпринимательства и экономическая инициатива личности, не подавляемые структурами социального контроля в западном мире, всё более избавлялись от негативных черт, присущих им на ран­них ступенях накопления капитала. Трагедия наиболее ортодоксальных по­следователей учения Маркса об уничтожении частной собственности заклю­чалась в том, что лежащие на поверхности и ужасающие всякого морально здорового исследователя социальные язвы раннего капитализма были вос­приняты как неизбежные спутники, атрибуты частного предпринимательства вообще. Эти язвы были расценены как убедительные доказательства беспер­спективности данного общественного строя; как признаки его скорой гибели. "Детские болезни" капитализма были ошибочно диагностированы как старче­ская дряхлость со скорым летальным исходом. Умирающий социальный ор­ганизм требовалось лишь подтолкнуть в могилу объединёнными усилиями пролетариев.