Реклама
Книги по философии
В.Н.Порус
Рациональность. Наука. Культура
(страница 65)
Более того, как утверждают "конструктивные эмпиристы", теории являются лишь инструментами для "спасения явлений" и проверяются не на истинность, а на успешность или эмпирическую адекватность. Можно ли говорить о кумулятивном развитии "инструментов"? Очевидно, нет. Их просто применяют, пока они пригодны или пока нет лучших, а затем - откладывают в сторону.
"Научные реалисты" попытались занять среднюю позицию между плоским кумулятивизмом и дискретизмом, вытекающим из тезиса; о "несоизмеримости научных теорий"332. Лишь немногие из них отвергают полностью тезис о "радикальном сдвиге значений" при переходе одних научных теорий к другим. Большинство "научных реалистов" частично или целиком признают реальность такого сдвига. Но истолковывают они его так, чтобы избежать релятивистских крайностей, связанных с последовательным проведением тезиса о несоизмеримости. Понятие научного прогресса остается для них такой ценностью, которую не следует девальвировать.
Например, Х. Патнэм, исходя из своей концепции "конвергенции" значений научных терминов, отстаивает соответствующий вариант кумулятивизма. "Я утверждаю, - пишет он, - что, хотя научные постулаты обычно обнаруживают свою ложность, все же научное познание развивается кумулятивно в том смысле, что если даже хорошая научная теория не является абсолютно правильной, то все же разумно аппроксимированная теория обычно является правильной и в конечном итоге оказывается устойчивой частью наших "основ познания". В самом деле, если бы научное познание не было кумулятивно в этом смысле, то едва ли можно было бы понять, почему оно должно иметь теоретическое (а не только инструментальное) значение"333.
Очевидно, что "научные реалисты" не могут удержаться на реалистической почве. Многие из них прибегают к такой модификации понятия "научного прогресса", чтобы оно было максимально нейтральным по отношению к спорным метафизическим проблемам. Таков, например, "экспланативистский реализм". Переход к новой теории от старой объявляется прогрессивным, если она объясняет, до какой степени последняя способна описывать и объяснять объекты и почему в ряде случаев она терпит неудачу. Например, Дж.Розенберг считает, что даже в том случае, когда обе теории несоизмеримы, объекты, выступающие для старой теории как реальность, можно рассматривать как "кажущуюся реальность"; тогда новая теория должна объяснить, почему эта "кажущаяся" реальность выступала как подлинная для старой теории, а также почему последняя не справлялась с аномалиями. Новая теория должна содержать понятия и законы, являющиеся аналогами соответствующих понятий и законов старой теории. Можно сказать, что законы старой теории были бы законами или следствиями законов новой, если бы реальные объекты были таковыми, как они изображались в старой теории. Ряд понятий новой теории должны быть с формальной и количественной точек зрения хорошими приближениями понятий старой теории, могут изменяться представления ученых о том, что именно измеряется, но результаты измерений должны быть сравнимы. Тогда можно определить прогрессивность изменения: новая теория прогрессивнее старой, если она объясняет более широкий круг явлений (справляется с аномалиями старой теории) и к тому же объясняет, почему применение старой теории к ее "реальности" в одних случаях было успешным, а в других - неудачным334.
Экспланативистский вариант "научного реализма" не вполне ясен. Критерий лучшего объяснения, как его трактует Розенберг, вызывает следующее возражение: новая теория способна судить об отношении старой теории к реальности только "со своей колокольни", то есть с точки зрения "своей реальности" и своего к ней отношения. Можно ли в таком случае говорить об объективности и рациональности ее вердикта? Что касается близости результатов измерений, якобы обеспечивающей сравнимость понятий, то степень этой близости - вопрос условный. А аналогия между понятиями разных теорий, хотя и является распространенным способом рассуждения, все же не может служить достаточным основанием для объективного сравнения двух картин реальности, если по другим критериям они признаются "несоизмеримыми"!
Некоторые "научные реалисты" соглашаются с тем, что прогресс в науке может быть описан в терминах "решения проблем", как это предлагают, например, Л. Лаудан или "структуралистская" концепция Дж. Снида - В.Штегмюллера335. Однако они пытаются связать это описание с "реалистической" оценкой таких решений; не прибегая к "корреспондентной теории" истины, которая кажется им слишком метафизической, они пытаются определить ценность (адекватность) решения проблем через "степень правдоподобия" (в смысле К.Поппера) и таким образом затем перейти к сравнительной оценке теорий336. Однако такой путь зависит от методологической ценности самого попперовского понятия, а она-то и подвергается во многом справедливой критике в современной методологической литературе. Отметим также, что понятие правдоподобия у К. Поппера тесно связано с "предположительным реализмом", не совпадающим с "научным реализмом".
Налицо и встречное движение: некоторые оппоненты "научного реализма" пытаются представить содержание полемики таким образом, чтобы сгладить противоречия и выявить общие моменты и проблемы, требующие дальнейшего уточнения и решения. Так, Снид не отрицает серьезных разногласий между "структуралистской" и "научно-реалистической" концепциями, главное из которых в том, что для "научных реалистов" теории, разведенные научной революцией, все же oтносятся к одной и той же "реальности", а структуралисты утверждают, что с изменением "ядра" (основ и постулатов и законов) теорий изменяется и реальность, к которой они относятся. Но при уточнении обеих концепций можно увидеть не только противоречия, но и точки соприкосновения. Например, реалисты утверждают неизменность референтов теоретических терминов при изменении теорий, включающих эти термины: теории, развиваясь, говорят нечто иное о тех же самых объектах. Таким образом, развитие теории в идеале может привести к знанию о существующих независимо от всяких теорий законах, определяющих исчерпывающий объем теоретических понятий. По сути, замечает Снид, структурализм выступает против только этого последнего утверждения, но не против реалистического понимания объектов теории. Другими словами, структурализм согласуется с "умеренной" формой реализма: одно и то же эмпирическое содержание может быть выражено в различных теоретических структурах, и сами эти структуры выступают лишь как инструменты для выполнения сходных задач.
Нетрудно видеть, что возможность компромисса между "научным реализмом" и структурализмом возникает тогда, когда первый уступает в метафизических спорах; на почве методологии, отделенной от метафизики, полемистам не так уж трудно найти общий язык.
Понятие теоретического объекта, из-за которого ломаются копья, в структуралистской концепции является относительным. "Межтеоретическая редукция" позволяет так переформулировать утверждения одной теории, в которой фигурируют "ненаблюдаемые" сущности, чтобы они превращались в утверждения другой теории, в которых речь уже идет о наблюдаемых объектах. Например, утверждения электродинамики, использующие термин "электрон", могут быть переведены в язык применений этой теории, где описываются катодные лучи, электрические разряды, масляные капли между пластинами конденсатора и др. Но не так просто обстоит дело с "революционными" изменениями теорий, из-за которых радикально меняются значения теоретических терминов. Например, обозначает ли термин "электрон", фигурирующий в классической электродинамике, ту же самую "вещь", что и термин "электрон", фигурирующий в релятивистской электродинамике? "В этом примере структурные различия между двумя данными теориями, по-видимому, начинаются на кинематическом уровне и переходят на динамический уровень. Но на топологическом уровне эти две теории имеют одну и ту же структуру. Это говорит о том, что "революционные" изменения могут быть и такими, что структурные изменения происходят только на одном из теоретических уровней"337. Прочие же структуры могут оставаться неизменными даже при радикальном теоретическом изменении. Таким образом, по мнению Снида, можно говорить не о непримиримых конфликтах, а скорее о некоторых общих методологических проблемах, которые пока еще не решены ни "научным реализмом", ни структурализмом.
Наконец, упомянем еще об одной компромиссной тенденции, представленной А.Файном. Как бы признав бесполезность дальнейшей дискуссии между реалистами и анти-реалистами, он призывает занять позицию, которую называет "естественной онтологической установкой": развитие знания предполагает "внешнюю" по отношению к себе онтологическую реальность. Это как бы наиболее естественная установка ученых. И в этом, конечно, не сомневаются ни реалисты, ни анти-реалисты. Споры между ними возникают тогда, когда они задаются вопросом: что значит для научных теорий быть истинными? Но на подобный вопрос нельзя дать ответ, пригодный для любых научных теорий в любую научную эпоху. Понятие истины, заявляет А.Файн, "растет вместе с ростом науки"338. Не лучше ли вообще оставить этот вопрос, тем более что он ничего не проясняет, а напротив, затемняет отношение науки к ее объектам? Возможно, такие вопросы имеют какой-то смысл для формального анализа языка науки, но для эпистемологии - никакого. Наука сама решает, что для нее истинно, и обходится без теорий, будь то "научно-реалистическая" теория соответствия с реальностью или анти-реалистическая теория эмпирической адекватности.
