Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Слезы мира и еврейская духовность
(страница 69)
Два чувства дивно близки нам -
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога самого
Самостоянье человека,
Залог величия его...
Животворящая святыня!
Земля была без них мертва,
Без них наш тесный мир -- пустыня,
Душа -- алтарь без божества.
Таким образом, палестинского эффекта у русской духовности как будто не наблюдается, -- она твердо укорена в свою почву, -- но зато процесс развития еврейского духа, который никогда и нигде не затихал в условиях рассеяния, в русском еврействе был многократно активизирован русской культурой, -- в этом состоит принципиальное отличие русской еврейской диаспоры от европейской, -- и тем самым именно русская культура склонила еврейское сознание к палестинофильству, то есть к зачатию сионизма. Без национальных святынь, как дивно сказал А.С.Пушкин, "Душа -- алтарь без божества" и поэтому евреи возвращаются и не могут не возвращаться на свою Землю Обетованную -- собственную географическую и историческую родину, -- побуждаемые внутренними инстинктами и оправдываемые русской мыслью. В дальнейшем будет показано, что эта операция при истинном понимании сути сионизма проходит в направлении не ущемления, а напротив, -- духовного насыщения русской культуры.
Эта мистерия сионизма соседствует с еще большей мистерией русской идеи в советское время: не замечено, что, не имея возможности существовать в своеродной философской среде, русская идея перекочевала из философии в науку и превратилась в научное представление о будущем всей планеты. Автором этого дерзновенного акта стал академик Владимир Иванович Вернадский, который в своей величественной теории о биосфере Земли выделил особый раздел о ноосфере как будущего состояния биосферы (под биосферой понимается часть планетарной системы, где сосредоточено все живое, в том числе человеческое, население Земли). Советские аналитики решительно не желают (да и не умеют!) видеть в феномене Вернадского главную суть ученого: В.И.Вернадский был и остается плоть от плоти русской духовной школы. На заре своей сознательной жизни юный Вернадский записал в дневник: "Тогда каждая личность в своей жизни является отдельным борцом проникновения сознания в мировые процессы" и уже одного этого извещения достаточно, чтобы обозначить его мировоззренческую ориентацию, кардинально отстоящую от советской. И это обстоятельство необходимо выступает гарантом, что в подоплеку ноосферы как сферы будущего человечества заложена русская идея, понятая в качестве конституции отдельной личности, проникающей своим сознанием в мировые процессы. Если с научной стороны учение о ноосфере подано безукоризненно, как образец высшего постигающего мастерства, -- а теория биосферы Вернадского является самым значительным достижением естествознания XX века, -- то духовные константы учения творец, созидающий в условиях жесточайшего диктата идеологии воинствующего материализма, передал конспиративно, фрагментарно и обобщенно: ноосфера суть сфера разума и научной мысли, а человек, носитель научной мысли, суть геологическая сила природы. В собственно духовном ракурсе это последнее никак не решение проблемы русской идеи, а в лучшем случае лишь научно-исследовательская ее постановка. Понятия разума и научной мысли, данные Вернадским, как они не кажутся глубокомысленными в научном контексте, необходимо подлежат корреляции с аналогичными представлениями в духовной сфере. А эти последние получены на чужбине, в отрыве от русской идеи, но, прежде всего, подлежит освящению теория вдохновенного (пророческого) познания Франка как антипода рационального миропознания. Нельзя забывать, что большевистский режим в России и нацистский строй в Германии одинаково по своей познавательной сущности суть не что иное, как законнорожденные дети рационалистического миропорядка, восславляющего всемогущество человеческого разума и торжество факта. Иначе говоря, спонтанно возникает задача по введению русского постижения, достигнутого на чужбине, в лоно русской идеи и эта последняя должна вместить в суть ноосферы, как объект точного знания, идею веры и идеологию культуры. Этим возрождается былая мыслительная мощь русской философии, а русская идея приобретает вид, предуготовленный ей отцами-основоположниками: информации о русском качестве человеческого духа. Русская идея нуждается в сионистском сознании, тобто в осознании своего национального достоинства как культурного достояния.
Г л а в а IV
СВЕТ, СУМРАК И МРАК СИОНИЗМА
Пойди, народ мой, войди в покои твои,
и запри за собой двери твои, укройся на
мгновенье, доколе не пройдет гнев.
ИСАЙЯ, 26:20
... Народ родной,
зачем ты стал среди дороги,
поник седою головой?
Ты не один. Взгляни: толпой
к тебе твои вернулись дети.
Прими же их, -- и всей семьей
ты к сонму будущих столетий,
чрез бездну мук, чрез цепь невзгод
иди вперед!
Симон ФРУГ "Еврейская мелодия"
Мысль о том, что сионизм есть культурная форма еврейского исторического сознания кажется на первый взгляд весьма произвольной, но именно такого типа вывод напрашивается из оригинальной концепции исторического исследования, представленного выдающимся русским философом Н.А.Бердяевым под именем "религиозной философии истории", хотя будучи противником сионистской идеи, он не упоминает о ней в своей теории, да и о культуре имеет особое предположение. Для умозрительных суждений о русском еврействе самое важное в вольномыслии русского философа состоит в его философско-мировоззренческом уложении, ибо на этом сугубо духовном уровне пролегает самая прочная связь русского и еврейского начал, а потому в субстрате исторического созерцания Бердяева расположено общее основополагание: "Потому что, поистине, в центре мира стоит человек и судьба человека определяет судьбу мира, через него и для него... Поистине, вся историческая судьба и есть не что иное, как судьба человека" (1990,с.42; нелишне напомнить, что русские духовные мыслители воспринимали понятие "человек" в одном смысле с понятием "личность"). В этом пункте своего духо-познания русский философ оказался на одном поле с еврейской Торой и потому не удивительно, что свойства "исторического" более всего Бердяев обнаруживает в еврейском сознании. Но Бердяев недооценил свое открытие, полагая, что "еврейское сознание конструирует "историческое", -- оно (еврейское сознание) не конструирует "историческое", а в действительности это последнее суть архетип еврейского естества и оно выделяет из себя то, что называется "историческим". Поэтому еврейская история необходимо должна быть индивидуалистической, что и заключено в изобретенном русским философом понятии о "небесной истории", которое противостоит истории, раскрывающейся через коллективистские регалии, или "земной истории".
В лице бердяевской концепции русское еврейство сталкивается с замечательным явлением: еврейское участие осуществляется посредством русского национального лица. Если прежние примеры еврейского "вселения" в русскую культуру из области литературной критики и философии имели одностороннее направление от еврейского источника к русскому потребителю, то в исторической отрасли Бердяев поменял вектор направления и функциональный вид сублимации: он, русский ум, извлекает духовные ценности из еврейского исторического архива. Заслуга великого философа полагается не только в том, что он выявил двустороннее движение по еврейской радуге, дающее самую прочную гарантию стабильности внутренней организации русского еврейства, а прежде всего в том, что продемонстрировал воочию действие оригинального аппарата русской культуры -- систему со-общающихся сосудов. Религиозная философия истории Бердяева относится к числу наиболее глубокомысленных проницаний русской духовной философии, одновременно она есть русский вклад в философию иудаизма и философским ядром русского еврейства. Однако и по настоящий день бердяевское постижение остается в разряде теоретического широкомыслия и не имеет практического воплощения. Небесная история, -- эта жемчужина еврейского исторического сознания, -- пребывает для евреев, своего генетического материала, в состоянии умозрительной схемы, а в государстве Израиль так и не понято, что создание небесной истории евреев, начиная со времен Десятисловия Моисея, является первоочередной задачей, явочной акцией освобожденного сознания. Прямые же предпосылки небесной истории были налицо в еврейском творчестве русского еврейства еще до бердяевских лекций. Русской небесной истории, естественно, также не существует, но наличествует свод исследований по истории государства Российского, который сам по себе являет едва ли не самое замечательное произведение русской культуры. Созданная величайшими мастерами исторического жанра, российская хронология по объему и масштабу не имеет аналогов во всемирном опыте и должна быть определена шедевром земной истории как таковой в целом. И также, как в любом подобного типа сочинении, в русской земной истории нет упоминания об евреях и их исторической доле в общерусской балладе. Так что силлогистика Солженицына о ролиеврейского народа в русской истории получена не посредством выведения, а благодаря проницанию в бердяевское откровение, таящее
