Реклама
Книги по философии
Алексей Лосев
Из бесед и воспоминаний
(страница 3)
Если бесконечность, данную в виде единораздельной цельности, приписывать не действительности, а только челове- ческому мышлению, тогда действительность, лишенная такой структурной бесконечности, окажется даже и не дырой, а какой- то дырочкой. И это тем более дико, что действительность не только есть единораздельная цельность, но она еще ведь также существует во времени, она же еще и развивается, она ведь жи- вая, и она тоже ведь движется.
Если мы и все мыслительные типы конструирования, на ко- торых базируются наука и техника, тоже припишем только одно- му человеческому субъекту и откажем в этой самой действи- тельности, то подобного рода действительность, лишенная принципов своего собственного конструирования, окажется уже не просто дырочкой, но дырочкой весьма воинственной, окажет- ся вселенским кладбищем идей, превращенных в трупы. Мышление есть постоянное созидание принципов кон- струирования.
Жизнь есть прежде всего становление, то есть нерасчле- ненное, сплошное, непрерывное, неделимое ни на какие устой- чивые и взаимораздельные точки становление. Жизненное ста- новление нельзя составить из одних дискретных точек. Движе- ние вовсе не есть сумма неподвижных точек. Это, как говорят математики, континуум.
Если брать процесс жизни как он созидается в самом себе, то всякая жизнь, конечно, слепа. Но дело в том, что в результате тех жизненных процессов, которые происходят в развитии расте- ния, появляются вдруг листья, цветы и даже плоды. Но тогда и надо говорить, что жизнь растения не значит жизнь вообще, ко- торая была бы бессмыслицей, но жизнь именно растения. Дру- гими словами, цель растения находится выше самого процесса жизни, почему его и надо считать слепым. А с другой стороны ? процесс развития растения переходит к цветам и плодам, а это значит, что цель растения присутствует даже в этом бессмыс- ленном процессе жизни, но присутствует не целиком, а, так ска- зать, регулятивно, атрибутивно, а не вещественно- субстанционально.
Что такое жизнь, никто не знает, хотя все живут. А мне ма- ло жить. Я еще хочу и понять, что такое жизнь. А вот если коп- нуть эту мыслительную целину, то окажется, что тут глубочай- шая диалектика рационального и иррационального. Жизнь нельзя составить из безжизненных, то есть непо- движных точек. Жизнь есть прежде всего непрерывный контину- ум, в котором все слилось воедино до неузнаваемости. Поэтому жизнь, взятая в чистом виде, именно как только жизнь, а не что- нибудь другое, есть бурлящая и клокочущая бессмыслица, апо- феоз безумия. Ведь в континууме каждая его точка исчезает в тот самый момент, в который она появляется. Не хаос ли это не- известно чего? Конечно, жизнь не есть всегда только жизнь, а она всегда есть и еще и жизнь чего-то. От этого ?чего-то? она и получает свое осмысление, уже перестает быть слепым поры- вом. Поэтому, если мы хотим осмыслить жизнь, то нужно брать какие-то идеи, которые не есть просто сама же слепая жизнь, но нечто такое, что выше жизни и поэтому может ее осмыслить. Но это-то как раз и значит, что жизнь как бессмыслицу мы обяза- тельно должны учитывать. Ведь при любом ее смысловом на- полнении она в каждое мгновение может прорваться наружу, по- скольку тайно и для нашего сознания незаметно эта клокочущая в глубине магма всегда может прорваться наружу в виде дей- ствующего вулкана.
Личность ? тайна одного. Что такое тайна двух? Это есть любовь, так как только любящие видят друг в друге самое важ- ное, самое существенное, что неведомо другим, нелюбящим. Брак ? тайна двух. А коллектив как организм ? тайна трех. А все- общий коллектив как исторический организм, вечно стремящийся себя утвердить,? это тайна уже и не одного и не двух, и не трех, но тайна всего человечества.
В любимом всегда имеется для любящего такая тайна, ко- торая неисчерпаема. Любить ? это и значит видеть в любимом тайну, которую другие, нелюбящие, не видят. Эти нелюбящие часто даже смеются над любящим, который, как в этих случаях думают, избрал для себя недостойный предмет любви. Но лю- бящий непобедим, потому что он видит, а нелюбящие всегда по- бедимы, потому что они ничего не видят в том, что для любя- щего является любимым. Любовь есть ощущение родства с любимым. Любящий и любимый всегда один другому родственны, всегда дышат одним воздухом, и этот воздух ? их общая родина.
Но любовь к родному не есть слепота. Любить ? значит критиковать, то есть находить в любимом положительное и отри- цательное. Любить ? значит радоваться тому, что в любимом по- ложительно, хорошо и страдать от его недостатков. Это значит поощрять в любимом добрые начала и бороться с несовершен- ным в нем. Это и значит жить общей жизнью.
Когда я понял, что сумма углов треугольника равняется двум прямым углам, я почувствовал в этом нечто свое личное, бесконечно родное, чего никто у меня не отнимет. И среди мно- гочисленных волнений жизни и мысли я нашел в этом приют. Геометрия, если я ее изучил и понял,? моя родная и близкая, всегда ласковая и всегда приютная наука. Любить ? значит стре- миться к порождению. Если я полюбил какую-то истину, это зна- чит, что данная истина вот-вот породит еще новую истину. Знающая любовь и любящие знания всегда хоть чуть-чуть, но обязательно несут в себе стремление к небывалому.
Чтобы дело делать, не нужно сначала строить теорию этого делания дела. Ты должен дело делать так же прямо и непосред- ственно, как ты ешь и пьешь без всякого знания процессов пи- щеварения. А иначе получится, что есть и пить могут только профессора физиологии. Тем не менее, однако, этот простой и непосредственно, без всякой науки, данный процесс пищеваре- ния нисколько не мешает тому, чтобы появлялась также и теория пищеварения. Ты ешь и пьешь без теории пищеварения. Ведь музыкант-виртуоз тоже убил много лет на свою игру. А ведь эту виртуозность мы воспринимаем так же просто и непосредственно, как и белый цвет или как бездонную синеву неба. Настоящий художник тот, у которого мы не замечаем его усилий творчества, да и он сам этого не замечает. Гений творит, как природа.
А ведь где в жизни слепота, там также и отсутствие пер- спективы, там ведь и рабская зависимость от бесчисленных слу- чайностей жизни. Там сплошное рабство. Если не хочешь быть рабом бесконечных случайностей и если хочешь, чтобы ты свое дело делал не слепо, то вот тогда и занимайся философией и не осуждай ее как бесполезное занятие. Нет никакой возможности отрывать идею от материи или материю от идеи, как нельзя отрывать сущность вещи от явле- ния вещи и явление вещи от ее сущности. Сущность является, то есть проявляется, а явление существенно. Текучая сущность ? вот что самое главное. Разная степень смысловой напряжен- ности существующего от нуля до бесконечности ? вот что самое главное. Я сажусь не на материю стула и не на идею стула, а на сам стул. Вот это ?сам? и ?само? как раз и есть самое главное.
Вся история человечества есть не что иное, как эволюция свободы. Из-за чего бьется человек, из-за чего всегда бился? Только из-за отчаянного стремления к свободе, какие бы тяже- лые обстоятельства этому ни мешали. Только бы освободиться от всех тягостей жизни. Только бы ни от чего не зависеть. Только бы скорей наступил этот всемирный, этот всечеловеческий праздник свободы. Только бы не было драки. Только бы насту- пил всеобщий мир, торжественный мир, всечеловеческий и кос- мический мир, когда и человек перестанет быть человеку брев- ном, и сама природа так или иначе вступит в союз с человеком, а не будет мешать ему на каждом шагу.
Человек ? вечная проблема, которая вечно решается? ? и которая никогда не будет решена. Да, она никогда не будет ре- шена. А зачем окончательное решение? Чтобы перестать стре- миться? Чтобы перестать быть проблемой? Чтобы умереть для жизни? Чтобы мне превратиться в гроб, в могилу, а всему чело- вечеству превратиться во вселенское кладбище? Да, проблема человека никогда не будет решена. Разве мало того, что уже правильная постановка проблемы есть начало разрешения этой проблемы? Конечно, она так или иначе и в то или иное время будет разрешена. Но это только потому, чтобы достигнутое ре- шение проблемы тут же оказалось постановкой еще новой про- блемы. И так далее, до бесконечности.
Ведь даже если бы мы одолели смерть и, как учит Федоров, стали бы вечными, то мне кажется, что и сама вечность тоже будет находиться в вечном становлении, только что без убыли бытия, без антагонизмов, без крови, без драки.
Раз все есть стремление, весь человек есть только про- блема, то для этой проблемности, чтобы о ней говорить логиче- ски последовательно, требуется также и беспроблемность, и притом тоже абсолютная беспроблемность, абсолютная истина. Она нужна нам потому, что иначе нельзя будет обосновать и все- го нашего относительного и проблемного существования. Чтобы дело делать, надо отражать действительность. А чтобы по-человечески, по-людски ее отражать, надо ее мыслить. А раз действительность есть бесконечность, то и мышление есть бесконечность. Если действительность всегда есть творчество нового, то и мышление, если только оно на самом деле мышле- ние, тоже есть всегда творчество нового. Но творить новое ? значит создавать принципы его конструирования, значит быть руководством к действию, значит переделывать действитель- ность. Но переделывает действительность человек. А тогда для этого необходимо общественно-личное существование, разум- ная деятельность, необходимо вечно стремиться, необходимо быть вечной проблемой, необходимо вечно разрешать эту про- блему, необходимо исповедовать абсолютную истину, необхо- димо признавать действительность как свободное проявление абсолютной истины, необходимо в относительном находить аб- солютное; необходимо дышать воздухом свободы, и свобода эта ? общечеловеческая и окончательная.
