Реклама
Книги по философии
Фрэнсис Бэкон
Великое восстановление наук. Новый Органон
(страница 118)
149 До сих пор в классификации движений Бэкон не отходил от перипатетической системы физики, однако далее он вносит в нее существенные изменения (ср. афор. XXXV, кн. II). Заметим, что свои астрономические взгляды Бэкон изложил в "Descriptio Globi Intellectualis" и в "Thema Coeli". -- 201.
150 Бэкон имеет в виду теорию испанских астрономов XIII в. при дворе Альфонса X, короля Кастилии. Согласно этой теории небесные сферы совершают небольшую циркуляцию вокруг неподвижных центров, то есть как бы "подрагивают". -- 202.
151 Имеются в виду: "vacuum permistum" -- пустота, распределенная в каком-либо теле, и "vacuum coacervatum" -- собственно пустое пространство, лишенное всякой телесности. Это различение идет от Аристотеля ("Физика", кн. IV, 7). -- 204.
152 Это утверждение связано с некоторыми ошибочными соображениями и расчетами о плотности золота, винного спирта и его паров (ср. афор. XL, кн. II). Далее Бэкон имеет в виду большую силу ветра при ураганах. -- 204.
153 Lutum sapientiae --особое средство у алхимиков для герметического закупоривания сосудов. -- 207.
154 Замысел устройства водолазного колокола приписывают еще Роджеру Бэкону. Практически его применяли начиная с XVI в. -- 207.
155 Подводную лодку на 15 человек изобрел и построил в начале XVII в. голландский механик Корнелий ван Дреббел. -- 208.
156 См. афор. XLV, кн. II, а также примечание 135. --309.
157 Ксилобальзам получали из выделений особой породы деревьев в Галилее; кассия --дикая корица. --212,
158 Crocus martis -- использованная в качестве красной краски окись железа. -- 214.
159 В подлиннике стоит: "balneum Mariae", т. е. "ванна Марии". Этот термин встречался в сочинениях алхимиков, но был, видимо, испорченным "balneum maris", т. е. "морская ванна". Так называли способ постепенного нагревания жидкостей, когда сосуд с ними помещался в подогреваемый снизу сосуд с водой. -- 214.
160 т. Фаулер (Th. Fowler) полагает, что речь идет о школе Парацельса, уповавшей не на философский камень, а на умелое применение "лампы", т. е огня. -- 215.
161 Речь идет о триаде ятрохимиков в составе "серы", "ртути" и "соли" в смысле начал сгорания, улетучивания и обращения в пепел. Утверждение, что все тела состоят из этих трех "элементов", выдвинул Василий Валентин в XV в., а развил его Парацельс. -- 216.
162 В подлиннике стоит: "menstrua". Уже Аристотель (см. "О возникновении животных", кн. I, 20) употреблял это слово в смыслах: материя, пассивный материал, питательная масса. -- 217. Алхимический термин, см. подробно в [Author ID1: at Sun Jan 2 13:58:00 2000 ]Oxford[Author ID1: at Sun Jan 2 13:59:00 2000 ] [Author ID1: at Sun Jan 2 13:59:00 2000 ]English[Author ID1: at Sun Jan 2 13:59:00 2000 ] [Author ID1: at Sun Jan 2 13:59:00 2000 ]Dictionary[Author ID1: at Sun Jan 2 13:59:00 2000 ].[Author ID1: at Sun Jan 2 13:59:00 2000 ]
163 Полагают, что здесь речь идет о цистерц[Author ID1: at Sun Jan 2 13:49:00 2000 ]ианском монашеском ордене из Фельяна (Feuillans) во Франции, члены которого по воле их настоятеля в 70-х гг. XVI в. влачили полуголодное существование. -- 317.
164 Так называли яды и "заразу", которые оказывали строго определенное губительное действие. -- 220.
165 См. афор. XXII, кн. II. -- 221.
166 Ветх. Зав., кн. Бытие, гл. 3, ст. 19. -- 222.
Энтузиаст новых экспериментальных исследований и естественнонаучной методологии, провозгласивший, что отныне открытия надо искать в свете Природы, а не во мгле Древности, превосходно знал саму эту Древность -- ее литературу, историю и мифологию. Объясняется это не только классическим образованием, которое Бэкон получил в Кембридже, не только риторической выучкой первоклассного юриста, но и всей духовной атмосферой времени, в которой он жил. Фрэнсис Бэкон был последним крупным мыслителем европейского Возрождения и, естественно, выразителем и его стиля. Его сочинения пестрят многочисленными ссылками на греческих и римских ученых, писателей, историков, поэтов и риторов. Их высказывания, сентенции, стихи, рассказы о событиях и лицах он постоянно приводит по памяти и толкует в подтверждение своих соображений. Но из всего этого каскада цитат, замечаний, критики и толкований именно в трактате "О началах и истоках" и в сборнике "О мудрости древних" наиболее контрастно сфокусировано своеобразное бэконовское отношение к культурному наследию античности.
Хорошо известна заслуга Бэкона как критика догматизма и спекуляций перипатетиков. Однако его большая заслуга и в том, что, сумев избежать оппозиционных аристотелизму, модных в философии Возрождения увлечений идеями Пифагора, Платона и Плотина, он обратился к античной материалистической традиции, к древнегреческим физиологам и натурфилософам, к "линии Демокрита". Этот сторонник христианского дуализма боговдохновенной души и тела, учение которого еще кишит "теологическими непоследовательностями", вряд ли мог лучше продемонстрировать свои истинные философские симпатии, чем сделал он это, сказав свое похвальное слово греческим досократикам.
Их наивные, но свежие, жадно обращенные на мир взгляды напоминают ему о забытой в схоластической науке природе вещей, о подлинных природных телах и процессах, об опыте, о любезных ему проблемах естественной философии. В их понимании материи как оформленной, активной и заключающей в себе начало движения Бэкон видит исходный и единственно плодотворный принцип всякой истинной, то есть опытной науки. Именно его он противопоставляет перипатетикам, считавшим материю пассивной и бескачественной, лишь чистой возможностью и придатком другого, активного начала -- умопостигаемой формы. И в науке иногда надо отойти назад, освободиться от ненужного балласта, выработанного вхолостую работающей спекулятивной мыслью, и непосредственно взглянуть на вещи. Бывают времена, когда такая реформация особенно настоятельна. Грандиозная фантасмагория о сущем как о царстве форм, отвлеченных идей и фиктивной материи, Бэкон глубоко в этом убежден, отнюдь не способствовала ориентации на терпеливое и строгое опытное исследование природы, которого требовала новая наука. Поэтому, оценивая отношение Бэкона к Аристотелю, Платону и греческим материалистам, надо иметь в виду, что его интересует не то, каким образом можно мысленно, категориально охватить и определить природу сущего, а то, какова реальная природа той первой материи, тех простых начал, из которых образуется все в мире. Над его подходом доминирует интерес естествоиспытателя, физика, хотя сам анализ зачастую ведется на спекулятивно-метафизическом уровне и философском языке.
Вот его основные установки. Первосущее должно быть столь же реально, как и то, что из него возникает, А поэтому все рассуждения об абстрактной материи и противопоставленной ей форме имеют не больше смысла, чем утверждения, что мир и все существующее образованы из категорий и других диалектических понятий как из своих начал. Следует приветствовать тех, кто подчиняет свои мысли природе вещей, а не природу вещей мыслям, кто стремится рассекать, анатомировать природу, а не абстрагировать ее, кто полагает материю способной производить из себя всякую вещь, действие и движение, а не абстрактной и пассивной. И в свете таких установок Бэкон рассматривает и оценивает учения древнегреческих материалистов.
В трактате "О началах и истоках" Бэкон сплетает аллегорическое толкование мифа о Купидоне (в древнейшем мифологическом сознании греков олицетворявшем стихийное созидающее начало в природе) с анализом идей ионийских философов. Ведь это они первые представили Купидона одетым, или, иначе говоря, приписали первичной материи, началу всего сущего, определенную естественную форму: Фалес -- воды, Анаксимен -- воздуха, Гераклит -- огня. Не обольстили ли они себя при этом представлениями о таком совершенстве некоторых тел, что они окрасили своим цветом все остальные? Ведь, по существу, они удовлетворились тем, что нашли среди видимых и осязаемых тел такое, которое казалось им превосходящим все остальные, и назвали его "началом всего сущего". Но если природа этого начала есть то, чем она является нашим чувствам, и все остальные вещи имеют ту же природу, хотя она и не соответствует их внешнему виду, тогда встает вопрос -- правомерно ли подходить ко всем вещам неодинаково и считать за начало лишь то, что более значительно, распространено или деятельно. Ведь сам Бэкон принимает другую аксиому: "Природа проявляет себя преимущественно в самом малом". И еще возражение. Если в других вещах это начало, хотя бы временно, но утрачивает свою природу, не значит ли это, что за начало принято нечто преходящее и смертное, т. е. то, что, в сущности, противоречит самому понятию "начало". Пионер индуктивной методологии был мастером и спекулятивного анализа. Вместе с тем его тревожит постоянно возникающий призрак ненавистного перипатетизма. Поскольку ионийские физиологи не открыли (как полагает Бэкон, даже не думали о том), какой стимул и причина заставляет это начало изменять свою природу и вновь обретать ее и каким образом это совершается, в этой проблеме возникновения всего многообразия из одного начала у них намечается та же трудность, что и у перипатетиков, с той лишь разницей, что, будучи актуальным и оформленным в отношении одного рода вещей, их начало потенциально в отношении всех остальных. Редукция к позициям аристотеликов равносильна для Бэкона reductio ad absurdum.
