Реклама
Книги по философии
Сатпрем
Мать или Новый Вид. Том 2
(страница 31)
Конечно, когда вы хоть немного сознаете то, что происходит, вы от- гоняете все это. Но оно прилипчиво. Вы отметаете это раз, два, десять раз, но оно возвращается в другой форме, под иным цветом. Вы поразили это: оно уходит вниз и надевает маску святоши, выглядит как ангелочек. А затем, бац! появляется снова. Вы справились с этой трудностью, вымели эту нечистоту пятнадцать лет назад; оно незаметно проскальзывает назад в вашу память: "О! Это старо, к счастью, с этим покончено" -- и мгновенно оно появляется снова, вызываемое памятью, пробуждаемое памятью, как ска- зала Мать, свежее и игристое, вдвойне энергичное из-за долгой спячки; и все начинается сызнова, как если бы ничего не было сделано. Эта труд- ность попросту спала пятнадцать лет. Дуновение памяти, неуловимая вибра- ция -- НИЧТО не исчезло. Есть нечто, некая ткань, которая использует все: встречу с кем-либо, поспешное замечание, чтобы все вернулось снова. И требуется искоренить не одну вещь, одну трудность, одну слабость, одну болезнь, нет -- есть целая ткань, почти телесная субстанция. Денатуриро- ванная субстанция. Тогда начинаешь видеть масштаб проблемы, как если бы нужно было выкорчевать вообще все. Как если бы заранее существовала не- кая гниль. И кажущаяся столь неразрывно связанной с телом, что остается только гадать, можно ли устранить ее, не выбросив из тела саму жизнь.
Это "физический разум". Некое первичное мышление в материи.
Но это даже не "мышление", а дыхание или, скорее, отпечаток. Веро- ятно, отпечаток или память всех катастроф, через которые должна была пройти материя, чтобы пробудиться к жизни -- катастрофическое пробужде- ние. Пробуждение от великого, покойного Сна. Материальное сознание, то есть, разум в Материи, был сформирован под давлением трудностей -- труд- ностей, препятствий, страдания, борьбы. Он был "увешан" всем этим, они наложили на него отпечаток пессимизма и пораженчества, что составляет самое большое препятствие. Это громадное желание избежать катастрофы. Великий базис, грандиозный базис Жизни. Жизнь заложена на этом, на этом НЕТ. "Нет", которое предполагает тысячи и миллионы форм и маленьких за- болеваний или маленьких слабостей, которые все жаждут окончательного "нет": смерти. Наконец, покоя смерти. Это совсем неуловимо, в совершенс- тве покрыто нашим ментальным шумом, нашими евангелиями, нашим социализ- мом, этим и тем, что является ни чем иным, как маленьким лихорадочным возбуждением на платформе смерти. Мы просто притворяемся на время. Затем мы больше не притворяемся (или оно больше не притворяется), и мы призы- ваем во спасение пеницилин, доктора или пастора или небеса. Но смерть приходит не внезапно, она всегда была там. На самом деле вещи не измени- лись: они только стали тем, чем уже и были. И мы называем это жизнью. Мы постоянно ходим со смертью, спускаясь или поднимаясь по ступенькам, раз- говаривая или смеясь... смерть шепчет и шепчет и шепчет... И это может зажать абсолютно все: если вы прислушаетесь к этому шепоту, чтобы под- корректировать или отчитать его, он становится очень изворотливым, он принимает видимость десятка добрых мыслей, каждая из которых представля- ет особенную ловушку. Это совершенная и бесспорная ловушка, независимо от того, с какой стороны вы посмотрите на нее: с хорошей или плохой. Она обманывает вас во плоти, предвидя заранее ваши мысли и поджидает вас впереди, растянув непредвиденные сети. Правильно думать -- неправильно, неправильно думать -- тоже неправильно. Все запятнано. Но конечно же! Это же РАЗУМ, так что никто ментальнее не сильнее разума. Разум не может подправлять Разум. Поистине полная гниль, укоренившаяся в теле, в каждом рефлексе, каждой реакции, в каждой ложке еды, в каждом шаге, который вы предпринимаете. Вы можете освободить себя от интеллектуальный рассужде- ний, остановить мыслительный процесс, вступит в освобожденные небеса. Все прекрасно наверху, а внизу бурлит. В самом деле, это борьба с ма- ленькой, поистине микроскопической вещью: привычками существа, способами мышления, чувствования и реагирования... Гран-ди-оз-ная битва с тысяче- летними привычками. Она интересна лишь для того, кого интересует ВСЕ, для кого ВСЕ интересно, то есть, для того, кто имеет тот тип воли к со- вершенству, который не пропускает ничего, ни единой детали, иначе... Ты понимаешь, в тот момент, когда ты находишься в Разуме, разум говорит: "О! нет, нет. Ты попусту тратишь время!" Это не так, но он считает все это пустяками. Но именно эти пустяки составляют саму субстанцию смерти. Наша жизнь сделана из миллиона фатальных пустяков. Может даже показать- ся, что наши глубины сделаны из непроницаемого осадка глины, составляю- щего микроскопическую пудру -- суглинистую, плотную и абсолютно черную. И это в сердце клеток, или, скорее, вокруг них. Вуаль рассыпчатой глины. Чуть задень ее -- и она взмоет вверх, как осадок на дне аквариума, и это ночь -- именно эту ночь "живые" называют днем. Они купаются в нем, в том пустяке. Тогда как если вы дадите всему успокоиться, вы наверняка увиди- те все яснее, аквариум станет прозрачным, но глина все же там, притаи- лась в глубинах. Так что же делать?
Может показаться, что этот пустяк составляет саму суть проблемы.
Но, несомненно, когда есть чрезвычайная трудность, тогда же сеть чрезвычайный ключ и чрезвычайная мощь. Именно препятствие открывает дверь. Препятствие существует для того, чтобы вести нас к открытию. Смерть -- это окончательное препятствие, которое скрывает от нас вели- чайшее открытие.
Поначалу Мать была очень горда собой (извините за то, что я подд- труниваю над ней, но временами мы можем меняться ролями). Она говорила мне: Когда эта мельница начинает работать, я подхватываю ее как пинцетом и... [она сделала жест, тянущий вверх, выше головы], затем я придерживаю ее там, в той недвижимой белизне -- мне не требуется держать ее там дол- го! Да, а когда она отпускала пинцет, все возобновлялось. Или же вы та- щите вниз Силу: в одну секунду вы практически взорваны вспышкой света, которая рассасывает бульканье... на пять минут, пока присутствует сила. Мать ясно видела, что это тоже не работает: Я хорошо понимаю, почему Ис- тина, Истина-Сознание не выражается более постоянным образом, потому что разница между ее Силой и силой Материи столь велика, сила Материи пере- черкивается ею, так сказать -- но тогда это означает не трансформацию, а сокрушение. Это то, что они обычно делали в древности: все материальное сознание сокрушалось под весом Силы, которой ничто не могло противосто- ять или сопротивляться. Так что тогда ты чувствуешь: вот оно! Я ухватил это!... Но ты вовсе ничего не ухватил! Потому что остальное, внизу, ос- талось прежним, неизмененным. А если вы не хотите или не можете исполь- зовать ту Силу, которая сокрушает это бурление, если вы не хотите или не можете подниматься вверх в недвижимую Белизну, тогда что же остается?... И если, в довершении всего, вы не можете использовать Разум, чтобы сра- жаться с разумом Материи, тогда что же делать?... Вы нигде. Или же, ско- рее, вы полностью в этом, на единственно возможном уровне, в сердце мен- тальной грязи Материи, и изнутри, изнутри самого препятствия, вы пытае- тесь найти силу, которая пройдет через препятствие и трансформирует его. Сама сила препятствия содержит саму силу победы. Все время сражаешься с Победой, и, возможно, секрет состоит в том, чтобы знать, как взглянуть в правильном направлении.
Короткие секунды смерти
Но близко наблюдая это бурление, сталкиваешься не с одним сюрпризом.
Мать наблюдала это, "была в нем", в длинном коридоре второго этажа, в гуще тысячи маленьких историй учеников, которые все были "ее" истори- ей, ее трудностью, ее глупостью; она следовала этому бурлению, прослежи- вала его во всех жестах и движениях, и казалось, что не было решения -- оно было вытеснено отсюда лишь для того, чтобы объявиться там, изменчиво и нескончаемо -- как если бы единственное решение заключалось в том, чтобы прожить трудность. И вот где проходит тонкая линия, отделяющая две разные грани одной и той же вещи, одной и той же трудности, одной и той же невозможности: грань смерти и грань жизни, закрытое, отрицательное лицо и положительное -- в зависимости от позиции. Переживаешь одну и ту же глупость и невосприимчивость, но на одной стороне она проживается по- зитивно, с вопросом, зовом, неким глубоким стремлением или охватом исти- ны, которая ощущается позади, которую стремишься отыскать за черным кле- ем: уподобляешься крику посреди всего этого. А на другой стороне отказы- ваешься, говоришь "нет", не хочешь видеть или допустить существование этого бурления, но оно все равно прилипает. Это означает, что ты не за- мечаешь врага, а пока ты отказываешься сражаться с ним, то и не имеешь силы над ним -- враг просто поджидает тебя на другой стороне.
Мать шаг за шагом продвигалась в этом болоте, и решение состояло в том, чтобы просто ходить в нем, даже если на это потребуется триста лет. Этот материальный разум любит катастрофы и притягивает их, и даже созда- ет их, потому что ему нужны эмоциональные стимулы, чтобы стряхивать свое несознание. Всему, что несознательно, всему тому, что инертно, требуются неистовые эмоции, чтобы пробудиться. И вся эта нужда порождает некое бо- лезненное притяжение или воображение всех тех вещей -- материальный ра- зум постоянно воображает любую возможную катастрофу и открывает дверь злым внушениям подлых маленьких существ, которые получают удовольствие как раз в том, чтобы создавать возможность катастроф... Дымка его вооб- ражения (если это можно назвать воображением) всегда катастрофична. Если материальный разум предвидит нечто, он всегда предвидит наихудшее. А на- ихудшее всегда очень маленькое, очень подлое и грязное -- поистине, это наиболее отвратительное условие человеческого сознания и материи... Ты чувствуешь маленькую боль -- О, может быть, это рак? И затем, после предвидения наихудшего (в долю секунды), этот чудесный персонаж предос- тавляет все это Господу и говорит Ему: "Вот, Господь, вот Твоя работа, и делай с этим, что хочешь!" Глупый дурак, зачем же сразу подготавливать катастрофу?! Катастрофа, всегда катастрофа, все катастрофа -- и затем он предоставляет эту катастрофу Господу! И, конечно же, мы ни на секунду не думаем, что это катастрофа или что это может быть катастрофичным: "Это пустяк", это только проходная "глупая идея" -- но мы ошибаемся. Это под- линно катастрофично. Это ходячая смерть. Требуется как раз маленький на- бор пустяков, чтобы вызвать рак или настоящую аварию. Через эти микрос- копические глупости Мать медленно отслеживала Смерть до ее истока. Она шла туда "без решения", она просто шла через все это, шла "через", со- вершая ошибки всякий раз, "неправильно реагируя" всякий раз, повторяя некий прошлый промах или, в другой раз... как если бы она была ни чем иным, как сплетеньем ошибки, лжи и просчетов. "Я" -- это ни что иное, как постоянная ошибка. Первый шаг к "прояснению" кажется квинтэссенцеий грязевой ванны. И она была как раз там, она была в этом. Она была не вы- соко вверху, она не была "непогрешима"; она была там для того, чтобы вырвать ключ к победе из самого препятствия. Это было грязное поле боя.
