Реклама
Книги по философии
Мишель Фуко
Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности
(страница 60)
Тут нужно не упускать из виду две вещи. Во-первых, сильный накал страстей - и политических в том числе - во Франции в 60-е годы вокруг структурализма вообще и вокруг отношения Фуко к структурализму, в частности. В 1967 году, когда в Фуко видят "жреца структурализма", он скромно отвечает, что он - лишь "певчий в хоре" и что служба началась задолго до него. И в текстах и в интервью этого времени Фуко посвящает структурализму
{i}352{/i}
пространные анализы. Он различает структурализм как {i}метод,{/i} с успехом используемый в {i}частных{/i} областях: в лингвистике, в истории религий, в этнологии и т.д.,- и "{i}общий структурализм{/i}"{i},{/i} имеющий дело с тем, "что есть наша культура, наш сегодняшний мир, с совокупностью практических или теоретических отношений, которые определяют нашу современность. Именно здесь структурализм получает значение {i}философской деятельности-{/i} если принять, что роль философии состоит в том, чтобы {i}диагносцировать{/i}" ({i}Dits et ecrits,{/i} t.I, р.581; см. также лекцию, прочитанную в Тунисе в 1967 году. "Structuralisme et l' analyse litteraire").
А уже в 1968 году одного упоминания при нем о структурализме или о его к нему причастности было достаточно для того, чтобы вызвать у Фуко в лучшем случае сарказм и насмешки (скажем, Фуко загадывал собеседнику "загадку": "Какая разница между Бернардом Шоу и Чарли Чаплиным? Никакой, поскольку они оба носят бороду - за исключением, конечно же, Чаплина!", -{i}Dits et ecrits,{/i} t.I, р.788), а чаще всего - ярость. Вот только один из многочисленных примеров. На вопрос журналиста, как он на данный момент мог бы определить структурализм, Фуко отвечает: "Если спросить тех, кого включают в рубрику "структуралисты" - {i}Леви-Стросса{/i} или {i}Лакана, Алътюс-сера{/i} или {i}лингвистов, -{/i} они бы ответили вам, что у них друг с другом нет ничего общего или мало чего общего. Структурализм - это категория, которая существует {i}для других,{/i} для тех, кто не имеет к нему отношения. Только {i}извне{/i} можно сказать, что такой-то, такой-то и такой-то - структуралисты. Это у {i}Сартра{/i} нужно спрашивать, кто такие структуралисты, поскольку он считает, что структуралисты представляют собой сплоченную группу (Леви-Стросс, Альтюссер, Дюмезиль, Лакан и я), группу, которая образует своего рода единство; но как раз этого вот единства - заметьте себе это хорошенько, - его-то мы как раз и не обнаруживаем" ({i}Dits et ecrits,{/i} t.I, р.665). Фуко настаивает, стало быть, не только на том, что он {i}никогда не был{/i} структуралистом ("Я никогда не был фрейдистом, никогда не был марксистом и я никогда не был структуралистом", - скажет он в беседе 1982 года "Структурализм и постструктурализм" ({i}Dits et ecrits,{/i} t.IV, Р.435), но также и на том, что никогда не было и самого "структурализма"! Было нечто, что называли этим
{i}353{/i}
словом (в заключительной части {i}Археологии знания{/i} Фуко подчеркивает, что всей этой книгой он пытается "снять с себя ярлык "структурализма" - или того, что под этим словом имеют обыкновение понимать", - {i}L'Archeologie du savoir,{/i} р.259). И были отдельные люди, которые в различных областях выполняли конкретные анализы, исследования. Не отрицая того, что в работах этих исследователей, как и в его собственных, действительно было что-то "не чуждое методам структурного анализа" (но только Леви-Стросс, считает он, практиковал собственно структурный {i}метод),{/i} Фуко не устает повторять, что если у этих исследователей и было что-то общее, то только не "метод". Этим "общим" был у них "общий враг": {i}классическая рефлексивная философия{/i} и {i}философия субъекта.{/i} В беседе 1978 года с {i}Тромбадори{/i} (наряду с уже цитировавшимся "Структурализмом и постструктурализмом" она имеет исключительное значение для понимания не только философского пути Фуко, но и общей атмосферы интеллектуальных и духовных исканий во Франции после второй мировой войны), в ходе которой, в силу ее временной дистанции, ряд мыслей был высказан Фуко с гораздо большей ясностью и определенностью, чем, скажем, в {i}Археологии знания,{/i} Фуко говорит, что для тех, кого объединяли под именем "структуралистов", наиболее острой и настоятельной проблемой было "каким-то иным образом поставить вопрос о {i}субъекте,{/i} иначе говоря - преодолеть некий фундаментальный постулат, от которого французская философия, начиная с {i}Декарта,{/i} никогда не отступала и который феноменологией был только усилен" ({i}Dits et eс-rits,{/i} t.IV, p.52). Вся современная философия, будь то {i}марксизм с{/i} его навязчивой идеей {i}отчуждения,{/i} имевший во Франции сильную феноменологическую окраску, или же {i}феноменологический экзистенциализм,{/i} центрированный на {i}проживаемом опыте,{/i} так же, как и современная {i}психология{/i} с ее принципом {i}соразмерности опыта - человеку, -{/i} все это было только разными "формами рефлексии и анализа", которые вдохновлялись "философией субъекта" и ориентировались на "теорию субъекта". И в этом отношении традиция, идущая от {i}Соссюра{/i} к {i}Леви-Строссу,{/i} стала стратегической "точкой опоры для того, чтобы {i}поставить под вопрос{/i} теорию субъекта, но эту постановку под вопрос ни в коем случае не сле-
{i}354{/i}
дует отождествлять со структурализмом" ({i}ibid.).{/i} Про себя Фуко говорит, что эту проблематизацию теории субъекта он нашел у {i}Ницше, Батая{/i} или {i}Бланшо,{/i} т.е. у тех, кто был максимально далек от структурализма, а также у {i}Башляра{/i} и {i}Кангилема-{/i} в истории науки. Такой же точкой "прорыва", возможностью выйти за пределы философии субъекта был, для очень многих, и психоанализ. "Покончить с основополагающим актом субъекта", или, как его еще называет Фуко, с "конституирующим субъектом", "субъектом-дарителем смысла", - вот что было главным для Фуко и что определяло его интерес к тем исследованиям и практикам, которые обычно собирают под именем "структурализм". Подобного рода выпады против "привилегий основополагающего субъекта" находим мы не только в "Структурализме и постструктурализме", но и в {i}Порядке дискурса{/i} и в "Что такое автор?".
В этом контексте станут понятны - в их интонации, в их интенции - слова, сказанные Фуко в интервью 1966 года, т.е. еще изнутри, так сказать, "структуралистского" периода. В силу важности того, что говорит здесь Фуко, позволим себе привести несколько выдержек из этого интервью. "Мы ощущали поколение Сартра как, несомненно, мужественное и благородное, со страстью к жизни, к политике, к существованию... Но что касается нас, мы открыли для себя нечто другое, другую страсть: страсть к понятию и к тому, что я назвал бы "система"". На вопрос собеседника: "В чем состоял интерес Сартра как философа?" Фуко отвечает: "...столкнувшись с таким историческим миром, который буржуазная традиция, себя в нем не узнававшая, склонна была рассматривать как абсурдный, Сартр хотел показать, напротив, что всюду имеется {i}смысл{/i}"{i}.{/i} На вопрос же о том, когда Фуко перестал "верить в смысл", - он отвечает: "Точка разрыва - это тот момент, когда {i}Леви-Стросс{/i} для обществ, а {i}Лакан -{/i}для бессознательного показали нам, что "смысл", возможно, есть лишь своего рода {i}поверхностный аффект,{/i} отсвет, пена, а то, что глубинным образом пронизывает нас, что есть до нас и что нас поддерживает во времени и в пространстве, - это {i}система{/i}"{i}.{/i} И дальше: "Значение Лакана как раз в том, что он показал, как через дискурс больного и через симптомы его невроза говорят именно {i}структуры,{/i} сама система языка - а не субъект... Как ес-
355
ли бы до любого человеческого существования уже имелось некое знание, некая система, которую мы переоткрываем...". И на вполне естественный вопрос: "Но кто же тогда продуцирует эту систему?" Фуко отвечает: "Что это за такая анонимная система без субъекта, хотите Вы спросить, что именно мыслит? {i}"Я"-{/i} взорвано; взгляните на современную литературу - происходит открытие некоего {i}имеется".{/i} [...] В некотором роде здесь происходит возврат к точке зрения XVII века, с одним различием: не человека ставить на место Бога, но анонимную мысль, знание без субъекта, теоретическое без идентифицируемой субъективности {i}[identite]...{/i}" ({i}Dits et ecrits,{/i} t.I, pp. 514-515).
За шумным конфликтом в связи со структурализмом Фуко, стало быть, видит прежде всего попытку поставить такие теоретические проблемы и нащупать такие формы анализа, которые, будучи рациональными, не апеллировали бы при этом к идее субъекта. Именно поэтому его не устраивали формы рациональности, стоящие за марксизмом или за феноменологией, и именно в этом контексте Фуко не устает подчеркивать роль {i}Леви-Стросса,{/i} давшего "своего рода {i}рациональную точку опоры{/i} для этой постановки под вопрос [...] теории субъекта" ({i}Dits et ecrits,{/i} t.IV, р.52).
с. 91 ** О том месте, которое {i}Жорж Катилем{/i} и его работы по истории наук о жизни занимали во французской философии послевоенных десятилетий, см. "Жизнь: опыт и наука" ({i}Вопросы философии,{/i} 1993, 5, сс.43-53) - перевод статьи Фуко "La vie: Г experience et la science" ({i}Dits et ecrits,{/i} t.IV, pp.763-776), впервые опубликованной на французском языке в 1985 году.
с. 94 Ср. в уже цитировавшейся небольшой статье Фуко о {i}Жане Ипполите-.{/i} "Гегель обозначал для него тот момент, когда философский дискурс поставил перед самим собой, и внутри себя самого, проблему своего {i}мчала{/i} и своего {i}конца,{/i} момент, когда философская мысль берет на себя тяжкий неисчерпаемый труд, труд высказать все поле {i}не-философии{/i} в целом, а также берется возвестить, совершенно самодержавно, о собственном конце. [...] Философия, которая, начиная по крайней мере с {i}Декарта,{/i} была неустранимым образом связана с не-философией, стала вместе с Гегелем не только {i}сознанием{/i} этой связи, но и действительным {i}дискурсом{/i} этой связи: серьезное задействование игры философии и не-философии. Тогда как дру-
