Реклама
Книги по философии
Мишель Фуко
Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности
(страница 65)
Следует обратить внимание на это слово: "правление" - "gouvemement". Уже в резюме своих лекций предыдущих лет, говоря "gouvemement" - как разъясняет сам Фуко, - он имеет в виду, конечно же, не "правительство" как {i}институт{/i} (что предполагается нормальным употреблением этого слова в современном французском языке), но "деятельность, которая состоит в том, чтобы руководить поведением людей в рамках государства и с помощью его инструментов" ({i}ibid.,{/i} pp.110-111). И даже: "деятельность, которая берется вести индивидов на протяжении всей их жизни, размещая их под авторитетом вождя, ответственного за то, что они делают, и за то, что с ними происходит" ({i}ibid.,{/i} РР.99-100). Мысль Фуко отныне будет все более и более перемещаться от "аналитики власти" к "генеалогии субъекта" и форм субъективации. "Правление" берется теперь "в
375
широком смысле: как техники и процедуры, предназначенные направлять поведение людей. Правление детьми, правление душами или совестью, правление домом, государством или самим собой" ({i}ibid.,{/i} p.123).
В этот момент замысел {i}Истории сексуальности{/i} претер-певает радикальные изменения. Второй том, который теперь называется {i}Признания плоти{/i} ({i}Les aveux de la chair),{/i} но все еще отвечает прежнему замыслу- речь в нем идет о генеалогии вожделения и "человека желания", о практике исповеди и духовного руководства как она сложилась после Тридентского собора, - будет впоследствии уничтожен. На рубеже 70-80-х годов возникнет другой проект, о котором см.: "По поводу генеалогии этики: обзор текущей работы" ({i}Dits et ecrits,{/i} t.IV, pp.382-415), а также первый вариант общего "Введения" к последним томам {i}Истории сексуальности,{/i} написанный в 1983 году и опубликованный первоначально на английском языке в американском сборнике работ Фуко еще до выхода самих томов, а на французском языке - в: {i}Dits et ecrits,{/i} t.IV, рр.578-584. В рамках этого нового проекта Фуко пишет сначала книгу, которая имеет прежнее название - {i}Признания плоти,{/i} однако оказывается совершенно иной, новой по содержанию: в ней анализируется понятие {i}Я,{/i} а также рассматриваются на материале раннего христианства разного рода "{i}техники себя{/i}"{i},{/i} то есть техники, через которые субъект конституирует себя в качестве такового. Затем уже было написано {i}Использование удовольствий,{/i} где хронологические рамки анализа сдвинуты к поздней античности. "Я спросил себя, чем была {i}технология себя{/i} христианства- откуда, собственно, и происходит христианская технология себя - и какого рода сексуальная мораль преобладала в античной культуре" ({i}ibid.,{/i} p.384). Предполагалась еще и третья книга, не включавшаяся, однако, в состав серии: {i}Забота о себе{/i} ({i}Le Souci de soi),{/i} которая должна была разрабатывать идею Я {i}уже{/i} безотносительно к проблематике плоти и сексуальности; предполагалось, в частности, включить в нее комментарий к платоновскому {i}Алкивиа-ду,{/i} где, как говорит Фуко, "впервые встречается размышление о понятии {i}epimeleia heautou ,{/i} или "заботы о самом
{i}376{/i}
себе"" ({i}ibid.,{/i} p.385). Но и это еще не все. Окончательный вариант еще раз перетасовывает содержание и названия под". {i}Использование удовольствий{/i} охватывает теперь период классической античности, {i}Забота о себе,{/i} включенная в состав серии, рассматривает ту же проблематику, но по отношению к греческим и римским авторам первых двух веков нашей эры, и, наконец, {i}Признания плоти{/i} имеют дело с "опытом плоти первых веков христианства и той ролью, которую здесь сыграли герменевтика и очистительная дешифровка желания" (авторская вклейка в третьем томе {i}Истории сексуальности).{/i} Последний том этого, последнего варианта до сих пор не опубликован, хотя он был написан раньше двух других. Будучи уже тяжело больным, Фуко успел выполнить окончательную правку и отредактировать только два тома. Он собирался закончить доработку третьего тома вскоре - "месяца через два" - после выхода в свет первых двух. Однако к моменту их публикации (июнь 1984 года) Фуко был уже в больнице. 25 июня его не стало. Третий том попал, таким образом, под действие завещания Фуко, содержащего запрет на публикацию всего того, что не было им самим - или с его разрешения - опубликовано при жизни.
Перевод выполнен по изданию: Michel Foucault, {i}Histoire de la sexualite,{/i} tome II, {i}L'Usage des plaisirs.{/i} Editions Galli-mard, 1984, pp.9-39.
c.274 Тезис об {i}историчности{/i} "человека желания" занимает центральное место в размышлениях Фуко последних лет, стягивая на себе несколько различных контекстов. Как инструмент критики и {i}генеалогического анализа{/i} понятий секса и сексуальности, он нацелен против всякого рода "движений освобождения", ищущих обоснования в "репрессивной гипотезе" и направленных на "высвобождение" именно желания. С другой стороны, на линии, задаваемой этим генеалогическим анализом, Фуко и выделяет различные {i}формы субъективации{/i} и "{i}техники{/i}"{i},{/i} или "{i}технологии себя{/i}"{i},{/i} через которые "субъект конституирует себя в качестве такового". "Желание", "плоть", "вожделение" принадлежат одной такой фор-
377
ме, а греческие "", "удовольствия" - совершенно другой. "Мы видим,- говорит Фуко о своей работе в резюме курса лекций 80-81 годов "Субъективность и истина",- насколько все это далеко от такой истории сексуальности, которая была бы организована вокруг старой доброй гипотезы подавления и ее обычных вопросов: как и почему подавлен секс? Речь идет об актах и об удовольствиях, а не о желании. Речь идет об {i}образовании себя{/i} через разного рода техники жизни, а не о {i}подавлении{/i} при помощи запрета и закона. Речь идет не о том, чтобы показать, каким образом секс удерживался на расстоянии, но - о том, как было положено начало той долгой истории, которая в наших обществах устанавливает связь между {i}сексом{/i} и {i}субъектом{/i}" ({i}Resume des cours,{/i} pp.136-137). В этих лекциях Фуко показывает, что появление "человека желающего" как особой {i}формы субъективации,{/i} особой "культуры себя" связано по большей части с практиками {i}покаяния{/i} и процедурами {i}признания,{/i} сложившимися в рамках христианства. Наряду с формами "заботы о себе", которые сложились уже внутри философских школ античности (вечернее сосредоточение и постоянная бдительность по отношению к самому себе), эти практики включали и ряд новых моментов: безусловное послушание по отношению к учителю, постоянное отслеживание происходящего в душе и в мыслях, а также обязательная экстериоризация всех этих "движений души" в речи с одновременным выяснением того, откуда каждая мысль - хорошая или дурная - пришла: от Бога, от самого себя или от дьявола (см., кроме того, резюме курсов лекций: "О правлении живыми" за 1979-80 год и "Герменевтика субъекта" за 1981-82 год. Выдержки из этого последнего курса были опубликованы на русском языке в сб.: {i}Социо-Логос,{/i} вып.1, М., 1991, сс.284-311). с.275 В тексте первого варианта "Введения" находим поразительное место, которое отсутствует в окончательном тексте, но дает ключ к пониманию критически важных ходов мысли позднего Фуко. Здесь Фуко формулирует новое и во многом неожиданное понимание отношений между {i}опытом, практикой{/i} и {i}действием,{/i} с одной стороны, и {i}мыслью,{/i} или {i}историей мысли,-{/i} с другой. "Изучать формы опыта таким вот образом, в их истории,- пишет Фуко,- это тема, которая пришла ко мне из одного прежнего проекта: ис-
{i}378{/i}
пользовать методы экзистенциального анализа в поле психиатрии и в области душевной болезни. По двум причинам, которые не были независимыми друг от друга, я остался неудовлетворен этим проектом: из-за его теоретической недостаточности в том, что касается разработки понятия опыта, и из-за двойственности его {i}связи с{/i} психиатрической практикой, которую он и игнорировал, и, одновременно, предполагал. Можно было искать разрешения первой трудности, обратившись к общей теории человеческого бытия, и совершенно иначе обойтись со второй проблемой, воспользовавшись этим, столь часто воспроизводимым, прибежищем - "экономическим и социальным контекстом"; таким образом можно было принять господствовавшую в то время дилемму: {i}философская антропология{/i} или {i}социальная история. Я,{/i} однако, спросил себя, нельзя ли, вместо того, чтобы играть на этой альтернативе, помыслить самое {i}историчность{/i} форм опыта. Что предполагало две негативные задачи: "номиналистскую" редукцию философской антропологии, равно как и понятий, которые могли на нее опираться, с одной стороны, и сдвиг по отношению к области, понятиям и методам истории обществ - с другой. Позитивная же задача заключалась в том, чтобы выявить ту область, где образование, развитие и преобразование форм опыта могли иметь свое место: область {i}истории мысли.{/i} Под "мыслью" я понимаю то, что устанавливает - внутри различных возможных форм - игру истинного и ложного и что, следовательно, конституирует человеческое бытие в качестве {i}субъекта познания,{/i} то, что дает основания для принятия правила или отказа от него и, стало быть, конституирует человеческое бытие в качестве {i}социального и юридического субъекта,{/i} то, что устанавливает отношение с самим собой и с другими и, тем самым, конституирует человеческое бытие в качестве {i}этического субъекта.{/i}
