Реклама
Книги по философии
Владимир Вернадский
Дневники. 31 января 1919 - 4 апреля 1920
(страница 8)
Приехав в Лондон с Наташей, я устраивал возможность прожить для своей работы, работая в Британском музее. Я писал, Наташа переводила. Устроило возможность пережить эти месяцы Королевское общ[ество], которое дало мне помещение и возможность лабор[аторной] работы после того, как мой доклад с изложением главных результатов моего труда о живом веществе встретил горячее сочувствие в Комиссии Кор[олевского] об[щества]. Одновременно с этим я пробивался в Лондоне, обрабатывая научный каталог коллекции силикатов Бри[танского] музея и давая первую пробу таких каталогов;
в[о] введении к этому каталогу я изложил свою теорию и систематику силикатов на англ[ийском] яз[ыке]; причем, сделал обративший внимание доклад в Англ[ийском] хим[ическом] обществе. Составление каталога силикатов дало мне некоторый заработок и связи. Выступив в Корол[евском] об[ществе] с просьбой о поддержке, я одновременно поднял вопрос о необходимости ввести геохим[ическое] изучение и хим[ические] исследования живого вещества в прикладных морских биол[огических] лабораториях, и с этой целью поднял эти вопросы перед Англ[ийской] морск[ой] биол[огической] ас[социацией], причем, мне удалось возбудить интерес к этим вопросам среди химиков и биологов, и я явился консультантом морск[ой] биол[огической] станции в Плимуте, где исследование химии рыб сразу дало интересные результаты, а мой доклад с общими соображениями этим путем выдвинул эти вопросы и перед английскими] биологами. К этому времени я получил известие от М. И. Бессмертной об ее результатах над нахождением металлов. Ее результаты и результаты в Плимуте дали возможность мне возбудить перед Корол[евским] общ[еством] вопрос о создании научной организации здесь, в Лондоне, для исследования жив[ого] вещ[ества]; были получены средства на помощников (англичанин и М. И.) и было поставлено продолжение киевских работ в Фарад[еевской] лаборатории] или другой какой-то. По приглашению Брит[анской] ас[социации] выступил с огромным успехом на ее заседании с общим докладом (О свойствах жив[ого] вещ[ества]) и с изложением эксп[ериментальных] результатов в Киеве, Плимуте, Лондоне (О нахож[дении] и значении металлов в ж[ивом] вещ[естве]). Этот доклад, где я указал на необходимость и важность создания Инст[итута] жив[ого] вещ[ества], вызвал интерес и в Амер[ике]. Я указывал на необходимость создания такого института в Америке. Все это создало известную атмосферу около моей книги и когда она через несколько месяцев после - через год почти после моего приезда в Лондон - вышла в свет - она имела огромный успех. И в результате в Америке создали Комитет для организации Инст[итута] жив[ого] вещ[ества] и сбора средств. Издание книги дало и материальную независ[имость]. Она вышла одновременно и на русск[ом] яз[ыке] и была быстро переведена на другие языки. Я стал известностью.
Такова схема первых успехов. В течение болезненных мечтаний на этой почве шли разнообразные более мелкие картины, иногда очень яркие и полные подробностей: новые дружеские связи, сношения с Россией и Америкой и т. п., напр[имер], указания на то, что для выработки приборов (о которых дальше) я нашел главн[ого] помощника в Плимуте среди химиков, а среди переписки, вызванной изданием "Мыслей о жив[ом] вещ[естве] с геохим[ической] точки зрения", среди немецких зоологов - нашел друга, который явился одним из главных помощников и организаторов биологической] части будущего института в Америке. Все это ярко и очевидно, все это художественные создания той формы охвата явлений, в какие вылилось мое сознание, а не сущности этим процессом открываемого.
После выхода книги, потребовавшей новые издания, я немедленно принялся за написание курса минералогии, который переводила Наташа, и в котором я как бы переносил в мировое научное сознание всю ту работу, которую я проделал во время долгих лет московской] университетской] деятельности. Я подводил итоги своей жизненной работе, и кроме того, считал издание этой книги, которая должна была внести в мировую культуру результаты русской культурной работы, для себя обязательным и с этой точки зрения. Книга, изданная в двух томах, имела тоже большой успех, особенно в Америке, а затем я непрерывно, до 80-летнего возраста, ее изменял, дополнял и перерабатывал. Одновременно вышло русское оригинальное издание и она была переведена на другие языки.
В промежутках между изданием двух томов первого издания я отправился на несколько месяцев в Соединенные Штаты] Ам[ерики] по приглашению образовавшегося там Комитета] для создания Инст[итута] жив[ого] вещ[ества], собравшего большие средства, и прочел ряд лекций с большим успехом, особенно в Балтиморе, пропагандируя идею о необходимости изучения жив[ого] вещ[ества]. В лекциях - около 8-10 - я развивал части учения, не затронутые в моих "Мыслях", как бы заменяя этим большой труд, начатый в Шишаках, рукопись которого была доставлена мне из Киева.
Скажу сразу, что этот труд как будто был мной оставлен, кроме II тома (биогеохим[ическая] ист[ория] хим[ических] элементов]), которая была мной позже издана - а остальное вошло в "Мысли" и отдельные речи и очерки. Среди американских речей имела успех особенно одна - о ближайших задачах и целях Института] жив[ого] вещ[ества] и необходимости его создания в Америке, вызвавшая приток денежных пожертвований, позволивший довести нужный капитал до нескольких десятков миллионов долларов (до 70!). В конце концов, уже во время этой поездки, было выбрано место для создания Института и началась выработка его плана.
Место было выбрано на берегу моря, Атлантического] ок[еана], аналогично морским биологическим] станциям в южных штатах С[еверной] Амер[ики]. К постройке и организации Института было приступлено немедленно. Основы его организации были мной продиктованы Нат[аше] и я их здесь оставляю. При Институте площадь земли с лесом, которая является неприкосновенной для сохранения нетронутой культурой природы.
После возвращения в Европу, в Лондон, и издания 2-го тома "Минералогии" я отправился в европ[ейскую] поездку - в Берлин, Петроград, Москву, Киев, Прагу, Мюнхен, Париж, Лондон, как бы прощаясь с Европой и заканчивая свои дела и подбирая сотрудников, вырабатывая и заказывая инструменты. В России я прочел три речи с новыми разъяснениями уч[ения] о жив[ом] вещ[естве], причем, речь в Петрограде - "О будущности человечества" - позволила коснуться глубоких вопросов философского характера, к которым я вернулся в конце жизни.
Я сейчас не мог найти слов для логического выражения ее содержания - но во время болезни я переживал это содержание. Исходя из идеи автотрофности человечества как результата мирового - геологического - процесса, идущего с неизбежной необходимостью во времени - и непроходимой пропастью между живым и мертвым - я пытался подходить к научному изучению сознания и резко выступал против его смешения с материей. Мне не удалось в Петрограде выяснить эти мои переживания - но мне казалось, что я еще раз в Америке после десятилетия Института с большой глубиной и успехом коснулся этих вопросов. Об этом позже. Во время поездки, среди встреч и прощаний с друзьями, среди всяких успехов в отношении научных достижений, я энергично подбирал сотрудников, выговорив себе право самостоятельного решения этого подбора, не стесняясь национальностью и приглашая много немцев и славян. В Институте до 50-70 постоянных научных сотрудников.
1/14. III. [1]920Во время этой поездки я как бы прощался с друзьями и хорошие беседы с Сергеем [Ольденбургом], Ферсм[аном] в Петрограде, как будто с Иваном [Гревсом], хотя фигура Ивана как бы в тумане. Е. Д. [Ревуцкая] решила ехать. Линденер не решился.
Вернувшись в Лондон, я в течение ряда месяцев заканчивал свою работу - второй том каталога силикатов Британского музея, в котором дал полную монографию этой главнейшей группы минералов и издал на англ[ийском] (и русск[ом] яз[ыке]) "Основы геохимии".
Постройка Института шла усиленным темпом. Мы переехали туда, когда было все готово, месяца за два до официального открытия. Я видел каким-то внутренним зрением весь институт - огромное здание, расположенное недалеко от океана. Кругом дома для научного персонала и служащих среди парка и цветов. Для директора отдельный дом недалеко от Института. В Институте огромная библиотека. Его организацию я в общих чертах продиктовал Наташе. Неясно и спорно было для меня объединение его с геохимическим институтом, необходимость которого неизбежно вытекала по ходу работ Инст[итута] жив[ого] вещ[ества].
Когда мы переехали - все было готово; там уже был весь Инстит[ут], организовывавший соответственные отделения - из старых сотрудников и друзей - Е. Д. [Ревуцкая], Ирина [Старынкевич], М. Ив. [Бессмертная], Добржанский. Е. Д. явилась моим личным секретарем и помощником; секретарь другой - американец, с которым я уже вошел в близкие отношения несколько лет раньше, еще в момент организации. Е. Д. вела иностранную (не англо-амер[иканскую]) корр[еспонденцию] и помогала мне в моей работе. Ир. и М. Ив. - в лаборатории, Д[обржанский] - помощн[ик] у немца-зоолога. Во главе отделов стояли лица разных национальностей. Работа [с] 9-12 и от 2-5 часов, официально все, от директора - фактически совещания. Спектроск[опический] отдел - американец, т. к. Линденер отказался.
Я ясно себе представил торжество открытия; прибыло много гостей; пароход из Европы (и русские). Удивительно ярко и несколько раз рисовалось мне действие двух больших приборов, разлагавших организмы в количестве десятков тысяч кило. Описания и принципы приборов продиктовал Наташе. Первая проба была сделана над морскими рыбами (какими-то колючими) и сразу дала результаты (будто бы открыт в значительном количестве галлий). По идее работа этих приборов - одного для сухопутных, другого для морских организмов, должна была идти непрерывно, и штат химиков - по специальностям (Ир. [Старынкевич] - редкие земли) работал так, как работают астрономы в обсерваториях. Материал накапливается десятками лет.
