Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Слезы мира и еврейская духовность
(страница 45)
Безусловно, не стоит, -- тем более что таких отзывов, по крайней мере, серьезных и глубокомысленных, идентичных характеру европейской Философии, попросту не существует. Западная философская мудрость даже не оборачивалась в русскую сторону, будучи искренне уверенной, что отдельными психологическими этюдами Достоевского и Толстого исчерпывается вся русская философская зрелость. Но зато стоит для контраста привлечь отношение русского мыслящего сословия к европейским перлам философского воззрения. Н.А.Бердяев отмечает: "Основным западным влиянием, через которое в значительной степени определялась русская мысль и русская культура XIX века, было влияние Шеллинга и Гегеля, которые стали почти русскими мыслителями... Русские обладают исключительной способностью к усвоению западных идей и учений и к их своеобразной переработке. Но усвоение западных идей и учений русской интеллигенцией было в большинстве случаев догматическим. То, что на Западе было научной теорией, подлежащей критике, гипотезой или во всяком случае истиной относительной, частичной, не претендующей на всеобщность, у русских интеллигентов превращалось в догматику, во что-то вроде религиозного откровения" (1990,с.с.24,18). С того момента, когда российское имперское общество обрело свою более или менее обособленную мыслящую прослойку, -- а это произошло, по всей видимости, во вторую половину XVIII столетия, в правление Екатерины II, что симптоматично по фабуле ведущихся размышлений, русский думающий комплекс беспрерывно сотрясается под силой одного конфликта: 3апад-Восток. Отзвуки этого конфликта слышатся и в современной России но какое бы великое множество форм, видов и разновидностей он не принимал на своем историческом пути, самая действующая модификация этого столкновения оплодотворялась духовным источником и базировалась на распаде христианского вероучения, -- это коллизия католичество-православие. Вне зависимости от причин, вызвавших великий раскол, и сопроводительных признаков и критериев, неизменной остается связующая инстанция и фундаментальная общность обоих конфессий: антисемитизм как опора веры. Отправляющиеся в развод обе церкви -- западная и восточная -- оставили у себя антисемитизм как стратегию и политику, придав ему своеобразную форму каждая. В ракурсе ведущихся раздумий это означает, что русское еврейство, возникнув на обломках кагального устройства и устремившись на встречу с русской интеллигенцией, не может рассчитывать на благожелательный отзыв со стороны последней, пока духовный климат общества генерируется конфликтом Запад (католичество, западники -- Восток (православие, славянофилы), а идеология определяется панславянской парадигмой.
Таким образом, русская философия как таковая кажется стерильной по отношению к зародившемуся еврейству, а если учесть воздействующее влияние, какое оказывает на нее европейская философская мысль, то и антисемитски опасной. Так что палестинофильство представляется единственным и сугубо еврейским выходом для жизнедеятельности созревающего русского еврейства. Но почему же еврейский ценитель любомудрия, библиофил и коллекционер Юлий Вейцман задается вопросом: "Существует ли Философия в России? Русская философия?". Почему эта существенно русская забота становится предметом еврейского беспокойства? А Ю.Вейцман не только радеет по этому поводу, но и весьма убежденно отвечает: "Несомненно -- да, если вообще существует общепринятое определение понятия философии" и продолжает: "Мне как человеку, не только любомудрие любящему, но и собирающему редкие теперь труды (причем, исключительно оригинальные) русских философов, было особенно важно выяснить для подбора книг определение понятия философии в России" (1993,с.с.95,96). И не кажется ли странным с общезнаемых оснований библиографическое хобби Юлия Вейцмана: "С лишком пять лет коллекционировал я только книги, относящиеся к Вл. Соловьеву, и хотя собрание мое по количеству и, возможно, по качеству может быть причислено к одному из лучших частных собраний, но все же не заключает в себе и одной четвертой моих дезидерат, несмотря на мои большие старания и связи" (1993,с.96-98)? К чему, наконец, необходимо для еврейского интеллектуала знание "определения понятия философии в России"? (Уже по следам выступления Ю.Вейцмана в русской философской литературе появились философские обзоры монографического типа (В.В.Зеньковский,1950; Н.О.Лосский,1954), но только справочного и ознакомительного характера и где также отсутствует понятие о русской философии).
В 1874 году в Санкт-Петербургском университете Вл.Соловьев защищает магистерскую диссертацию на тему "Кризис западной философии (против позитивистов)". Нельзя сказать, чтобы диссертация прошла незамеченной в среде русского мудрословия, но разговор, о кризисе того, что почитается непогрешимым источником истины, естественно, не мог признаваться серьезным. Через три года появляется небольшая работа "Философское начало цельного знания", где Вл.Соловьев, как бы исподволь, но решительно, удаляется в сторону от европейской alma mater, однако, еще не в понятном направлении, поскольку академическая (классическая канто-гегелевская) философия этой перспективы не знала. И, наконец, в докторской диссертации "Критика отвлеченных начал" Вл.Соловьев явил величественное здание новой, и именно русской, философии, а крышей этого здания и вершиной соловьевского духовозвещения стал трактат "Оправдание добра. Нравственная философия", созданный в 1897-1899 годах. В последующем разделе будет конспективно изложена основная суть русской духовной философии в представлении Вл.Соловьева и в ее противопоказании европейской классической философии. Для русского духостояния новаторская суть Вл.Соловьева раскрылась в более менее понятном виде (полного и детального познания философии Вл.Соловьева не имеется и по сей день; исключением можно считать опыт князя С.Н.Трубецкого, но, по большому счету, и он недостаточен) только после смерти гениального мыслителя, а во время своей жизни вулканические выступления Соловьева, в основе которых были положены отдельные моменты его духовно-нравственного гнозиса, изменяли ноуменальный климат русского общества. Вл.Соловьев подверг разительной критике историческую гипотезу Н.Я.Данилевского, заклеймив ее шовинистическую направленность, а славянофильскую доктрину он расчленил на составные части и опроверг по отдельности, особенно упирая на "ура-патриотизм" -- элемент славянофильского воззрения, который более всего служил стимулом для psofanum vulgus (непросвещенная чернь) при антисемитских погромах. По этому поводу Вл.Соловьев порицал, иронизируя: "Что касается ура-патриотизма, то он, освободившись от всякой идеологической примеси, теперь стал действительно ура-патриотизмом и нашел себе широкое хождение среди низов. Этот лагерь представлен такими писателями, как мой друг Страхов, который по складу своего ума всецело принадлежит гнилому Западу, а на алтарь отечества жертвует лишь свое "ура" (цитируется по Н.О.Лосскому,1991,с.157). После соловьевских сокрушительных реноваций идеология славянофильства перестала существовать, но идея славянофильства в форме национального превосходства жива и по сей день.
Одного этого достаточно, чтобы понять как логия Вл.Соловьева расчищает небосвод над русским еврейством на становящемся русском философском фронте и в своем неопубликованном манифесте Вл.Соловьев писал: "Во всех племенах есть люди негодные и зловредные, но нет и не может быть негодного и зловредного племени, так как этим упразднялась бы личная нравственная ответственность, и потому всякое враждебное заявление или действие, обращенное против еврейства вообще -- против евреев как таковых, показывает или безрассудное увлечение слепым национальным эгоизмом, или же личное своекорыстие, и ни в каком случае оправдано быть не может... Вот почему уже из одного чувства национального самосохранения следует решительно осудить антисемитическое движение не только, как безнравственное по существу, но и как крайне опасное для будущности России" (2002,с.с.5?8,579). Тема "Соловьев и евреи" весьма обширна и специфична и требует специального разбора, что отчасти сделал сам Вл.Соловьев в работе "Философия библейской истории" (1887г.)(любопытна реплика Н.О.Лосского о том, что перед смертью Вл.Соловьев велел называть себя "евреем"), а по ходу рассматриваемого ракурса проблемы я ограничусь только одним изречением Вл.Соловьева, откуда можно узнать не только о глубине проникновения русского мыслителя в еврейскую тему, но и о предощущении сионистского сознания в его исконно еврейском духе: "Национальное сознание евреев не имело реального удовлетворения, оно жило надеждами и ожиданиями. Кратковременное величие Давида и Соломона было идеализировано и превращено в золотой век, но живучий исторический смысл народа создавшего первую в мире философию истории (в Данииловой книге о всемирных монархиях и о царстве правды Сына Человеческого), не позволил ему остановиться на просветленном образе прошедшего, а заставил перенести свой идеал в будущее. Но этот идеал, изначала имевший некоторые черты всемирного значения, перенесенный вперед вдохновением пророков, решительно освободился от всего узко национального: уже Исаия возвещает Мессию как знамя, тлеющее собрать вокруг себя все народы, а автор книги Даниила вполне стоит на точке зрения всеобщей истории" (1996,с.263). Таким образом, идея мессианского еврейского сознания, которое необходимо должно считаться историческим, в общем виде была высказана Вл.Соловьевым, и Бердяев в этом направлении шел по следам Вл.Соловьева.
