Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Слезы мира и еврейская духовность
(страница 36)
Как и любое другое явление государственной жизни, данный особый порядок определяется Солженицыным чисто эмпирическим путем, и он не может иметь духовной характеристики, пока не применен к отдельным индивидуальным личностям. Однако, поскольку речь идет о государственно-правительственной процедуре, тобто о приказах, указах и постановлениях, их сущность может быть дана только на эмпирическом уровне, единственно корректным для сопоставительно-сравнительной аналитики с западноевропейским эталоном, исторически созданным для еврейского сообщества. Поэтому каждый выводной шаг сделанный Солженицыным как первооткрывателем особого порядка необходимо подлежит соотнесению с мнениями других аналитиков, но не в плане фактопочитательной операции, а по линии совсем иной методологии, где факт существует как ориентир истины, а отнюдь не как собственник истины. Екатерина II, первая русская правительница евреев, издала для них постановление, аналогов которому нет в европейских анналах, -- в уложении о присоединении евреев к Российской империи главнокомандующий русской армии извещал: "Чрез торжественное выше сего обнадежение всем и каждому свободного отправления веры и неприкосновенной в имуществах целости собою разумеется, что и еврейские общества, жительствующие в присоединенных к Империи Российской городах и землях, будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, коими они ныне в рассуждении закона и имуществ своих пользуются, ибо человеколюбие Ее императорского Величества не позволяет их одних исключить из общей всей милости и будущего благосостояния под благословенною ее державою, доколе они, со своей стороны, с надлежащим повиновением яко верноподданные жить и в настоящих торгах и промыслах по званиям своим обращаться будут" (цитируется по Ш.Эттингер, 1993,с.157-158). Оценивая значение этого державного акта, Солженицын писал: "Это постановление имело особенное, большое значение: оно разрушало еврейскую до сей поры национальную изолированность (Екатерина и хотела нарушить ее). Оно подрывало и традиционный польский взгляд на евреев как на элемент внегосударственный. Подрывало и кагальный строй, принудительную силу кагала" (2001,ч.1,с.37). Солженицын опирается на выводы замечательного еврейского историка Юлия Гессена, который говорит, что "С указанного момента начинается процесс внедрения евреев в русский государственный организм... Евреи широко воспользовались правом записываться в купечество". С аналогичным мнением выступил современный аналитик Эфраим Вольф: "В результате первого раздела Польши (1772 г.) к России, закрытой до этого для постоянного проживания евреев, были присоединены белорусские и литовские земли с многотысячным еврейским населением. Перед российским правительством встал вопрос, какую политику проводить по отношению к евреям: не давать им гражданских прав, но сохранить за ними культурно-экономическую автономию (как это было во времена польского владычества) или предоставить им гражданство, но свести автономию к вопросам религиозного культа (как это советовали некоторые просветители)?... Екатерина II избрала второй путь решения еврейского вопроса. В рамках торгово-промышленного сословия евреи были уравнены в правах и обязанностях с неевреями. Они получили возможность избирать и быть избранными в городские думы и органы сословного самоуправления. Одновременно с этим сузились функции кагалов (правлений еврейских общин) как автономных и представительных органов". (2000,с.с.88,89).
Еще один из числа авторитетнейших знатоков истории русских евреев Феликс Кандель представил этот государственный документ следующим образом: "Царский манифест о присоединении Белоруссии к России торжественно зачитывали в церквах и заносили в городские книги. Он провозглашал, что все жители, "какого бы рода и звания ни были", переходят в русское подданство и наравне с прежними подданными пользуются "всеми правами, вольностями и преимуществами... по всему пространству Империи Российской". Тот же манифест особо упомянул евреев и сохранил за ними прежние права, которыми они пользовались в Польше: свободу вероисповедания и право на собственность, -- "ибо человеколюбие Ея Императорского Величества не позволяет их одних исключить из общей всем милости и будущего благосостояния под благословенного Ея державою" (2002,ч.1,с.213).
Подобный акт вовсе не является проявлением царской милости или великодушного деяния, -- вслед за постановлением Екатерины II последовало "Положение 1804 года" Александра I -- первый законодательный свод о евреях за всю историю галута, а в итоге, как особо отмечает Солженицын,"... таким образом евреи получали гражданское равноправие не только в отличие от Польши, но раньше, чем во Франции и германских землях" (2001,ч.1,с.38). На фоне общеевропейской антисемитской стратегии отношение царского самодержавия к евреям составляло прецедент и должно считаться не иначе, как радикальным, и при этом важно помнить, что речь идет о начальных этапах становления русского еврейства. Так же аномальным в сравнении с христианской политикой гонения и изгнания евреев из мест проживания выгладит декрет царской власти о злополучной "черте оседлости", который закреплял евреев за определенными жизненными пространствами. На первых порах это благоприятным образом сказывалось на формировании общинной системы и консолидации специфического еврейского жизненного уклада в тех формах, какие, по заключению М.Нордау, составляют положительную сторону гетто. В гетто, как говорит Нордау, "еврей находил свой мир, духовная и нравственная ценность которого заменяла ему родину. Здесь находились его товарищи, для которых он желал что-то значить, желал и мог этого добиться; здесь существовало общественное мнение, признание со стороны которого являлось целью и пищей для честолюбия, а пренебрежение или отрицательное отношение служили наказанием за недостойное поведение; здесь умели ценить все особые еврейские качества... " (цитируется по Ш.Авинери,1983,с.151-152). Первоначально повод для царского постановления о черте оседлости не имел никакого отношения к еврейскому быту. В своем исследовании А.А.Гольденвейзер отмечает: "Возникновение черты оседлости связано с историческими событиями конца 18-го века. В ту эпоху все русские подданные, принадлежавшие к так называемым податным сословиям, -- т.е. крестьяне, мещане, ремесленники и купцы, -- не имели права свободного передвижения и повсеместного поселения в нынешнем смысле этих понятий. Каждый был "приписан" к местному "обществу" и мог заниматься своим делом лишь в данном месте. В соответствии с этим порядком, евреи, оказавшиеся русскими подданными после разделов Польши, были приписаны к мещанским и купеческим обществам тех местностей Юго- и Северо-Западного краев, в которых они проживали при переходе этих областей к России. Указом, изданным в 1791 году, Екатерина II подтвердила этот порядок и даже распространила территорию поселения евреев на вновь образованные Екатеринославское наместничество и Таврическую область (так называемую Новороссию -- Г.Г.). Как отметил Милюков, основная цель указа состояла именно в том, чтобы подтвердить для евреев равные с остальным населением присоединенных земель права" (2002,с.125-126). В конце концов, любая государственная граница есть та же черта оседлости граждан страны. Компактное обитание евреев и их экологическая укорененность в определенную географическую среду были начально необходимыми условиями для формирования русского еврейства в качестве самостоятельного еврейского тела и только впоследствии по мере развития этого тела черта оседлости стала тормозом для самого процесса и превратилась в дурно пахнущую трещину царской России.
В своем доказательном демарше Солженицын придал много места Г.Р.Державину и его работе "Мнение об отвращении в Белоруссии голода и устройства быта Евреев". Хотя Солженицын тщательно исследует сочинение Державина-сенатора, но трудно не догадаться о его скрытом замысле: Державин суть выдающийся русский поэт и его "Мнение..." вправе звучать как голос русского культурного сословия и как взор русской культурной elite на вновь появившихся чужеродцев с такой богатой и древней культурой. Невзирая на то, что в тексте Державина наличествуют "тяжелые" и неудобоваримые для евреев словообороты ("евреев род строптивый", "сей по нравам своим опасный народ"), Солженицын не находит здесь противопоказаний для своего вывода о Державине: "но в плане его не было замысла угнетать евреев, напротив: открыть евреям пути более свободной и производительной жизни" (2001,ч.1,с.59). По этой причине знаменательно, что из уст Державина, тобто как бы санкционирование русской культурой, исходят слова, выражающие смысловую суть особого порядка в отношении царского правительства к еврейскому народу на своей территории: "... и правительства, под скипетр коих он прибегнул... обязаны простирать и о Жидах свое попечение таким образом, чтобы они и себе и обществу, между которыми водворились, были полезными" (цитируется по А.И.Солженицыну, 2001,ч.1,с.52). Сделать евреев полезными членами русского общества или, как написал Ю.Гессен, "дать государству полезных граждан, а евреям -- отечество", -- таково, уже не благое намерение и не праздное пожелание, а полнокровная целевая установка, определяющая в теоретическом разрезе политику правительства в его многочисленных попытках решить еврейский вопрос. Именно этой теоретически-целевой установкой еврейская политика в России принципиально отличается от антисемитской стратегии европейских стран, основанной на впитанном с молоком материи обращению к евреям как пришлому и чуждому элементу.
