Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Слезы мира и еврейская духовность
(страница 34)
4. О происхождении русского еврейства.
Русское еврейство, став у Солженицына объектом познания, не дает ответа на первый вопрос, какой неизбежно возникает в связи с любым историческим явлением, -- о его происхождении. Тем не менее в исследовании русского писателя содержится достаточно, чтобы не отождествлять объект, известный под названием "русское еврейство", с той массой еврейского люда, какая досталась Российской империи при разделах Польши в XVIII столетии, а уже тем более с еврейским населением, которое обреталось в пределах России до того, включая и пресловутое хазарское царство. Проблему генезиса русского еврейства Солженицын, по сути дела, ограничивает одной фразой: "и в состав России вошло уже почти миллионное еврейство Литвы, Подолии и Волыни. И этот вход его в объем России был -- нескоро осознанным -- крупнейшим историческим событием, много затем повлиявшим и на судьбу России, и на судьбу восточно-европейского еврейства" (2001,ч.1,с.43). Но только уже постановка вопроса о появлении русского (российского) еврейства как "крупнейшего исторического события" делает Солженицына неординарным исследователем, несоответствующим традиционному общеевропейскому стандарту. Согласно европейской точки зрения на еврейский вопрос солженицынская постановка проблемы суть nonsens, а его попытки обозначить еврейское участие в государственном устройстве России, равно как общественной жизни, заранее, по этому определению, обречены на провал. Ибо, по этому мнению, никакого вхождения или участия евреев в общественно-государственной жизни страны быть не должно и не может: еврей изначально и издавна определен как элемент чуждый во всех державных отношениях, -- таков стереотип в еврейском вопросе, который отражает христианскую идеологию, сформировавшуюся в IV веке и действующую на протяжении многих веков. (Сноска. Я имею в виду Никейский собор (325 год), с которого, как мне думается, начался активный истребительный антисемитизм в Европе -- так называемая "Эпоха всеобщей ненависти" (по К.Каутскому) или "Темная эпоха" (по П.Джонсону). У других исследователей имеются иные предположения на сей счет). Исторически антисемитизм укоренился в Европе в качестве общего отношения и единой политики всех европейских правлений и стран без исключения к рассеянному среди них еврейскому народу. Естественно, что отношение к евреям в Российской империи необходимо должно быть соотнесено с этим стандартом.
А сам стандарт, оплодотворенный абсолютизмом никейского символа, строился на отношении к евреям, заложенного в христианство отцами церкви, и один из отцов-каппадокийцев св. Григорий Нисский вещал о евреях: "Губители Господа, убийцы пророков, бунтовщики и богоненавистники, они попирают Закон, глухи к милосердию, отвергают веру своих отцов. Приспешники дьявола, порождения ехидны, вместилище демонов, проклятые, ужасные палачи, враги всего прекрасного". По части популяризации христианской ненависти к евреям особая заслуга принадлежит одному из выдающихся христианских проповедников -- св. Иоанну Златоусту, окончательно превратившему антисемитизм в опору христианской веры и моментом христианской идеологии; Иоанн Златоуст, числящийся в ряду великих отцов церкви, являет собой наиболее характерное явление христианского миропредставления, сочетающее в себе проповедь любви к человечеству со звериной ненавистью к евреям. Малколм Хэй повествует: "В своих проповедях Иоанн использовал все бранные слова, какие только мог подобрать. Он называл евреев "похотливыми, прожорливыми, жадными, вероломными разбойниками". Он был первым христианским проповедником, который называл весь еврейский народ "богоубийцами". Кажется, что никто, даже в новое время не ненавидел евреев сильнее его" (1991,с.57). И эта ненависть есть единственное, что перекочевало без изменения из средневековой "Эпохи всеобщей ненависти" к евреям в просвещенно-гуманистически-либеральную эру Европы XVIII-XIX веков. Душа русского еврейства -- Ахад-ха-Ам написал: "Ненависть к еврейскому народу есть одно из наиболее властных велений прошлого, пустившее глубокие корни в сердцах европейских народов. Иерусалим и Рим, религия и жизнь, совместно погрузившие в гипнотический сон покоривших Европу "варваров" и давшие им много наставлений и велений, внушили им также и ненависть к еврейскому народу и многоразличными путями передали ее в наследство дальнейшим поколениям. Последние в свою очередь также продолжали укреплять это чувство в своих потомках, так что оно поистине превратилось как бы в душевную болезнь, переходящую по наследству от отцов к детям. Я не хочу этим сказать, что это чувство было болезнью при самом своем возникновении. Напротив, в течение многих веков, до конца средневековья ненависть к еврейству могла почитаться признаком здоровья европейского общества... " (1991,с.99). "Душевная болезнь" как признак "здоровья европейского общества" -- такова диагностика европейского стандарта ненависти к евреям.
Отсутствие иммунитета к этой "душевной болезни" оказалось характерным для культурной сферы Европы в целом и ни один из признанных властителей дум своего времени не обходился без изъявления злобы и ненависти к евреям. Король европейского вольномыслия Вольтер указал в статье "Евреи" своего "Философского словаря": "... вы обнаружите в них невежественный и варварский народ, который издавна сочетает самую отвратительную жадность с самыми презренными суевериями и с самой неодолимой ненавистью ко всем народам, которые их терпят и при этом их же обогащают"; великий просветитель Жан-Жак Руссо изрекает банальный штамп: "самый подлый из народов, которые когда-либо существовали"; бессмертная "Энциклопедия" -- конституция Французской революции, давшей, как считается, евреям благо эмансипации, -- зашлась в патетическом зове: "О Европа, осмелься, наконец, свергнуть невыносимое иго поразивших тебя предрассудков? Оставь нелепым евреям, неистовым глупцам, трусливым и опустившимся азиатам эти суеверия, столь же бессмысленные, сколь и унизительные; они совершенно не годятся для живущих в твоем климате... "; гениальный Иоганн-Вольфганг Гете становится в угрожающую борцовскую позу: "Мы не потерпим среди нас ни одного еврея, ибо разве можем мы уделить им часть высшей культуры, основы и обычаи которой они отвергают?", а кумир европейских эстетов Рихард Вагнер увещевает евреев: "Подумайте, что существует одно-единственное средство снять проклятие, тяготеющее над вами: искупление Агасфера -- уничтожение!". Особо показательны антисемитские настроения в немецкой классической философии, бывшей на то время авангардом европейского интеллекта. Великий философ Иоганн-Готлиб Фихте не пользуется в отношении евреев своим прославленным глубокомыслием и прямо заявляет: "... предоставить им гражданские права возможно лишь при одном условии: в одну ночь отрубить им всем голову и приставить другую, в которой не будет ни одной иудейской идеи"; не блещут философской глубиной суждения на еврейскую тему другого великого философа Георга Гегеля: "Трагедия евреев вызывает лишь отвращение. Судьба еврейского народа -- это судьба Макбета"; и аналогично еще один прославленный мыслитель Артур Шопенгауэр исключает историческое содержание из разряда знания, "... если, например, оно является историей народца маленького, обособленного, упрямого, подчиненного иерархической власти, т.е. предрассудкам, презираемого великими современными ему народами Востока и Запада; таковы евреи". Не лишено грустного смысла остроумное замечание знаменитого астронома Анджело Секки: "Когда мы занимаемся гуманностью, мы забываем о евреях, а когда мы занимаемся евреями, мы забываем о гуманности". В этой связи особого внимания заслуживает инвектива родоначальника европейского гуманизма -- Эразма Роттердамского: "Есть ли среди нас кто-либо, который не питал бы ненависти к этой расе?...Если нужно быть христианином, чтобы ненавидеть евреев, тогда мы все более чем христиане". Интеллектуальная Европа отмечает в своей истории особым знаком яркий диспут между Эразмом Роттердамским и великим реформатором Мартином Лютером, но в ненависти к евреям они не знали расхождений. П.Джонсон показывает с этой стороны судьбоносную реформацию Мартина Лютера: "Его памфлет "Von den Juden und iber Luden" ("О евреях и их лжи"), опубликованный в Виттенберге, можно назвать первым трудом в жанре современного антисемитизма и огромным шагом вперед по пути к Холокосту. "Первым делом, -- требовал он, -- следует предать огню их синагоги, а то, что останется, -- втоптать в грязь, дабы никто более не смог бы увидеть ни камня, ни пепла". Еврейские молитвенники должны быть уничтожены, а раввинам следует запретить проповедовать. После этого следует заняться еврейским народом, снести их дома, а жильцов "согнать под одну крышу, в стойло, как цыган, и втолковать им, что они -- не хозяева нашей страны". Евреев следует изгнать с дорог и рынков, их имущество изъять, после чего самих "ядовитых червей" принудить к труду и заставить зарабатывать свой хлеб так, чтобы "у них пот тек с носа"" А в конечном итоге их следует просто вышвырнуть "на вечные времена" (2000,с.277). Еще один европейский творец такого же ранга, но из экономического ведомства, Пьер-Жозеф Прудон завил, что евреи есть "... необщительная раса, упрямая, дьявольская... враги человечества. Нужно отправить эту расу обратно в Азию либо уничтожить". Эти фразы сами по себе, естественно, не могут быть основанием для аттестации их авторов, но однообразие включенного в них смысла, оглашенного великими адептами, делает их характеристикой общественного климата Европы.
