Реклама
Книги по философии
Марина Курочкина
Тринитарное мышление и современность
(страница 40)
- Мне кажется, это сила, которую нельзя победить, по крайней мере сейчас, - сказала я робко.
- А я и не хочу их побеждать, я просто хочу оставить их в покое, а они чтобы оставили меня. Жить среди таких людей - это нормально, а жить бок о бок - это совсем другое. В людях надо воспитывать уважение к чужой жизни, сейчас это воспитание идет через отсоединение. Сегодня занятие бизнесом - это строительство новой жизни.
- Сейчас это не просто строительство, а война. Это крайне опасно.
- Знаю, что опасно. Но у меня накопилась какая-то психологическая усталость от Совдепии. Одно дело - концлагерь как эпизод, а другое дело - концлагерь как процесс. У меня такое ощущение, как будто жизнь, витальность, как пасту из тюбика выжимают. Я понимаю, что
291
Сократа нельзя представить во главе газового концерна. Философия и бизнес - вещи несовместимые. Но пойми, я же не собираюсь всю жизнь посвящать зарабатыванию денег. Серьезно заниматься бизнесом для меня - это все равно что есть из кукольной посуды, я просто хочу вы- рваться. Нужно выйти из пределов Совдепии. Всякое развитие связано с покиданием пределов.
- Сейчас хаос, так много неразберихи. Может, подождать, когда побольше порядка будет?
- В России всегда будет как перед походом, как будто завтра конец света, поэтому ждать порядка просто смешно. Россия - это вечный котел неблагополучия. Когда говорят, что здесь особое место, это означает признание того, что здесь никогда не будет дорог, что это своего рода черная дыра. Зато не скучно. Здесь как в камере, где свет никогда не гасят, не заснешь, - вот и вся загадка русской души. Прекрасное место для мобилизации духа и создания идей. Бытие не должно быть неизменным, как дерево. Бытие должно быть подвижным. Человеку нужно переезжать с квартиры на квартиру, иногда в буквальном смысле. Это полезно... Я живу на краю жизни: меня не Прельщает власть, тусовка, деньги. Я хочу динамики и новой жизни. Кто хочет того же, пусть идет вместе со мной. Будешь мне помогать?
От Марины вдруг повеяло такой силой и свободой, что, казалось, ей тесно не только в четырех стенах, но и на земле.
- Помогать, конечно, буду, но я боюсь, что ты станешь мишенью для зависти.
Пока мы разговаривали, подошло время обедать. Я стала разогревать татарское блюдо "Имам упал в обморок" - оно делается из баклажанов, Марина приготовила его еще вчера, когда к нам в гости приходил новый знакомый по имени Игорь, который звал ее работать в свою фирму. Я стала разогревать еду, а сосед снизу включил музыку на всю громкость, понеслись слова его любимой песни:
292
Ты была кассиршей, Таечка святая, Стала ты банкиршей, Тая золотая...
Марина встала, чтобы плотнее закрыть окно, и увидела коршуна, который терзал воробья, эта птица уже несколько раз прилетала к нашему окну, вероятно из Кузьминского парка.
- Опять эта ужасная сцена, - сказала Марина и, распахнув окно, попыталась прогнать хищника. Когда коршун вместе с воробьем отлетел в сторону, Марина захлопнула окно и громче включила нашу музыку. Мы продолжили разговор уже за обедом.
- Материя, - говорила Марина, - помогает человеку зафиксировать полеты сознания. Но этого недостаточно для развития. Человеку дана еще и боль, чтобы прожить этот поворот. Я знаю, что буду испытывать боль.
- Но ты не знаешь степени этой боли, - сказала я, - вдруг случится, что заболеешь, не дай бог.
- Я так скорее заболею, если оставить все как есть. Во мне сейчас закручивается новый динамический процесс. Если я буду ему сопротивляться, я действительно заболею... Прежнее себя исчерпало... Моя мама, когда еще была жива, рассказывала, что в детстве, если ей нужно было меня оставить на некоторое время, она давала мне в руки пуговицу, и я могла, сидя на полу, часами ее разглядывать, она мне казалась аленьким цветочком. Но я очень любила в детстве и по двору погонять. Вот и сейчас я хочу внешнего движения. Я научилась жить свободной при тоталитарном обществе; живя в "камере", я не влипала в советскую идеологию. Сейчас засовы открыли, и нет нужды сидеть в кротовой норе. Когда я была в Китае, наш "помогайка" - там так называют китайцев-экскурсоводов - привел нас в чайную, где на стуле кто-то оставил книгу с
293
высказываниями Конфуция, я запомнила параграф одного из них и сверила дома с русским переводом:
Стыдись быть бедным и убогим, Когда в стране есть путь. Стыдись быть знатным и богатым, Когда в ней нет пути.
- Это верно, - сказала я, поглощая баклажаны, - стыдиться богатства надо было в советское время, это означало, что не одному человеку хребет поломал за свою идеологию.
- Сейчас осевое время, и надо эту ось двигать. Все хотят, чтобы все чудесным образом сделалось. Все сопротивляется новому. Трудно прыгнуть из социализма в капитализм, как только дело касается собственной жизни. Сейчас все сетуют, и в этих сетованиях тоже есть отвержение нового, все сопротивляются: армия - по-армейски, дворники - по-дворницки, быдло - по-быдлински. У людей нет желания принимать динамику, люди в основном ищут тихую гавань. Потребность в динамике задавлена Совдепией. У нас люди тянутся к свободе из-под палки.
- Если посмотреть, - сказала я, - то подвижники потому и подвижники, что способны на действия, которые не вписывались в реальную жизнь.
- Конечно, - согласилась Марина. - Если бы Авраам был человек упертый, не динамичный, он ни за что бы не решился принести жертву, потому что традиция, установления противоречили этому. А Христос?! Он тоже совершал непоследовательные действия. Фарисеи думали:
"Вот, не по-людски, заседал бы в синедрионе, "одежды" бы носил, нам умные нужны, а Он с кем разговаривает? Ужас какой-то! Зачем баламутить простых людей?"
- Но я надеюсь, ты не собираешься приносить себя в жертву?
294
- Конечно, нет. Но я осознаю опасность. Меня немного останавливает то, что я подставлю тебя, - будет целыми днями звонить телефон, будут ходить разные люди.
- Меня не это пугает, но какой-то голос внутри говорит, что не надо этого делать... Может, это предостережение?
- Ну хочешь, я сниму квартиру с телефоном, чтобы тебя не беспокоить?
- Нет, я хочу быть рядом с тобой. Я думаю, мне будет
интересно соприкоснуться с совершенно новыми людьми, способными к такого рода риску. Но я очень боюсь за тебя.
- Понимаешь, для меня это - как сальто-мортале, как переход в иную жизнь через смертельный прыжок, я хочу окончательно порвать с советскими установками, с навязанной формой жизни. Это не значит, что непоследовательные действия - единственная форма динамики. Но для меня сейчас идти в бизнес - значит открыть новые возможности. А я люблю крутые повороты...
После обеда мы гуляли у Москвы-реки, обсуждая грядущие изменения в жизни. На набережной мы нашли огромный букет ярко-малиновых флоксов. Марина подняла их с земли и сказала: "Это привет от мамы, она обожала эти цветы и всегда выращивала их на даче".
Поздно вечером к нам приехал Игорь и увез Марину на всю ночь кататься по Москве на машине. Утром они приехали обратно. Марина пришла на кухню, села на пол и, глядя в окно на ветки оранжевой рябины, сказала:
- Все! Я начинаю новую жизнь. Никто и ничто меня не остановит.
Это был странный день. Я ехала на электричке из Щербинки, с нашей подмосковной квартиры, в редакцию "Московского психологического журнала" за авторскими
295
экземплярами для Марины. Статья называлась: "Некоторые иллюзии взрослых о детях и о самих себе". Марина к этому времени уже занялась бизнесом, и у нее для такого рода поездок не было времени. Почти круглые сутки звонил телефон, постоянные дела, связанные с бизнесом, вытеснили все остальное, даже друзей и знакомых.
На Курском вокзале я встретила Языкову Иру, в прошлом нашу с Мариной "духовную сестру": когда-то мы вместе состояли в экуменической общине, которой руководил Сандр Рига. Мы были "сестрами" почти пятнадцать лет, а сейчас стояли рядом на остановке и даже не поздоровались. И хотя мы не общались уже много лет, меня охватило какое-то тяжелое чувство, слишком много переживаний было связано с теми людьми. Вдобавок я в этот день разбила большую банку меда и очень сильно порезала палец, когда жарила кабачок, и теперь он щипал.
Мы вместе ехали с Ирой в троллейбусе, она уткнулась в какую-то книгу, а у меня перед глазами возник зал суда, тот самый, в котором более десяти лет назад судили Сандра Ригу за религиозную деятельность. Я и Марина тоже проходили по делу как свидетели и участники его деяний. Я вспомнила, как судья смотрела на Марину, казалось, она не могла понять, почему такая симпатичная женщина оказалась в религиозной секте. Она понимала, что в религии могут быть разные люди, но все же должен быть какой-то изъян. "Неужели вам не хочется быть женой и матерью? У нас такие парни в КГБ служат!" - говорила она ей, пытаясь понять, что вынудило Марину на такой странный образ жизни. Со мной ей было как-то проще: художница, а художники, как известно, уши себе отрезают и вообще шизоиды, поэтому я ее не очень удивляла. Я когда-то описала все эти события для экуменического журнала "Призыв". Самого Сандра тогда, в 1984 году, сослали в Благовещенск на принудительное лечение, а Марина, когда с группой психологов участвовала в кампании по выбору
296
Президента в 1996 году, по иронии судьбы, тоже оказалась в Благовещенске, она нашла эту больницу, где Сандр провел два года, и когда Марина смотрела на унылые решетчатые окна, то вспомнила слова, какие он ей сказал, когда вовлекал ее в свою организацию: "Ну вот, Мариночка, теперь у тебя есть еще один брат, это я - Сандр". С разрушением Советского Союза наша организация распалась, Сандр уехал в Латвию наследовать дом, который когда-то принадлежал его отцу, а бывшие "братья" и "сестры" - кто женился или вышел замуж, некоторые братья стали священниками, а кто просто продолжал вести свободный образ жизни в нашей стране или за рубежом. И вот сейчас я ехала в троллейбусе вместе с женщиной, с которой когда-то делилась самым сокровенным, а теперь мы даже не поздоровались.
