Реклама





Книги по философии

Марина Курочкина
Тринитарное мышление и современность

(страница 36)

В этот момент Марина, вся в сверкающих брызгах, вышла на берег вместе с белым гребнем волны. Она обвила свое стройное тело какими-то желтыми водорослями, которые сорвала, когда ныряла. Она сильно наколола ногу черной иглой мореного ежа.

- Наверно, монахи специально разводят ежей, боятся, что женщины к ним проберутся со стороны моря, - сказала она, пытаясь вытащить занозу. - Ты знаешь, я сейчас спасла крабика от осьминога, он меня увидел и разжал свои щупальца.

Когда Марина наконец вытащила занозу, мы стали есть сочные персики, купленные в порту. На ярком солнце Древней Греции наши белые блузки просто сияли белизной.

- Что за ткачихи, Афина, покровы нам эти соткали? - спросила я, глядя на них. - Они прямо-таки живая иллюстрация к стихам Рильке:

...Здесь и Там едино. Ты в объятье двух миров. Так просто!

- Белизна нераздельна с белой тканью платья, - ответила Марина и тихо добавила: - Это стихи о вечности, о смерти.

- Стихи красивые, но давай не будем о грустном, здесь так красиво, и персики такие вкусные, - сказала я.

- А я не считаю смерть грустной, - спокойно произнесла Марина, ложась на махровое полотенце. - Смерть - это освобождение. Через нее человек обретает беспрепятственное

269

выражение своего существа. Рождение и смерть - это своего рода условия жизни, как вход и выход.

- Как в пещере нимфы? - спросила я.

- Может, и так... Смерть - это рубеж, а не наказание. Я думаю, что познание не затрагивается ни рождением, ни смертью. Возникновение относится только к форме, но не к духу. По форме мы уже пойманы смертью, как кошка поймала мышь, и она только играет, чтобы в конце концов поглотить.

Загоревшая и златокудрая, с сияющими глазами и белым персиком в руках, и при этом размышляющая о смерти, Марина мне казалась какой-то "метареальной".

- Смерть - это сомнение жизни, а не опровержение, - продолжала она свои размышления, - а сомнение - это тень набегающая. Как эта тень от облака, что плывет сейчас по горе, под ее темнотой кажется, что все исчезает, но она пробежала, и опять все видно... В созидающей мысли нет смертоносного сомнения. Созидающего человека убить нельзя, можно только разрушить форму и причинить страдания...

- А странно, почему человек не хочет входить в этот мир и не хочет уходить? - спросила я, беря в руки еще один персик.

- Очевидно, здесь и привыкание срабатывает, и вот такие вкусные персики. Еще, я думаю, красота мира. Гора Афон имеет вид неприступной красоты, потому монахи ее облюбовали. Они уходили в красоту и там... оплакивали мир.

- А в "Лас-Вегасе" обсмеивают, - сказала я, имея в виду развлекательную часть Ханиоти, которую мы с Мариной так прозвали. - Судя по нашей экскурсии, монашеские проблемы уже никого не колышут. Все смотрят на это как на своеобразный заповедник.

- Да, это так. И оплакивание, и обсмеивание нерезультативно, если не вмешивается духовный смысл, если это не

270

развитие, потому что внешнее - это скорлупа, форма. И в монастыри могли уходить какие-нибудь кровопийцы или просто слабые люди, чтобы водить свои хороводы. Им это помогает уйти, но не жить. И если в Древней Греции была поэтизация жизни человека, то в христианстве - отсечение жизни, - сказала Марина, и мне показалось, что в ней самой каким-то таинственным образом переплелись эллинизм и христианство, давая что-то совершенно новое - "блеск духовных сил в гармонии телесной".

Морской ветерок ласково играл ее золотистыми кудряшками, рождая золотые мечты. Мы лежали на пляже "Аристотель" и под тихий плеск набегавших на берег волн вели вполне соответствующий названию пляжа разговор.

- А ты видела, что издали вершина горы сливается с небом и кажется, что нет грани? - спросила я Марину.

- Если бы люди точно знали, что там, за гранью, на земле бы никого не осталось, - ответила Марина.

Казалось, она думала о чем-то своем, ее глаза были в какой-то небесной глубине. Пытаясь вернуть ее к себе, я показала найденную раковину со следом моллюска в виде креста. Марина улыбнулась и сказала:

- Это след моего первого воплощения на Земле. Я засмеялась и поддержала ее шутку:

- А что, ничего, хорошенькая была.

- Да, симпатичная. Но я очень надеюсь, что мое сегодняшнее воплощение - последнее.

- А ты веришь в перерождение? - спросила я уже вполне серьезно. - Когда смотришь на морские волны, кажется, что оно есть.

- Я не знаю, как трансформируется энергия. Но вера в перерождение мешает воспринимать жизнь как уникальную. И в то же время человеку явно не хватает времени, чтобы совершить значимые вещи. Сознание у большинства людей - как типовые дачные домики... Волна, бьющаяся о

271

берег - это не скучно, смотри, как здорово. Это тайный ритм движения, идущего от центра. Если бы прибивался новый мусор, было бы скучно. А у человека в основном болтается "мусор" - засоренность психологическими субстанциями.

- Да, действительно, - сказала я, - слушаешь людей и кажется, что они "гоняют" одну и ту же мысль, только в разной упаковке в зависимости от ситуации.

- Человек не отрекается от своих наработок, созданных в детстве и юности, - этим он отказывается от динамики. Поэтому, если хочешь быть рядом с человеком, надо ползти с ним по жизни, подстраиваясь под его ритм... И часто только за пять минут до агонии он совершает волевую подвижку и с этим импульсом уходит в потусторонний мир. Поэтому мне кажется, что вера в перерождение освобождает от сочувствия к человеку и от ответственности.

- Да, человек действительно слаб и ненадежен, - сказала я, глядя на огромную гору.

- Поэтому Христос и не акцентировал на перерождении, чтобы не убить и ту хрупкую устремленность, которая есть в людях. Но в индуизме, где так сильна в это вера, мне очень нравится, что людей сжигают. Я бы очень хотела, чтобы меня сожгли, а пепел развеяли бы над морем, все равно над каким, но над морем. Не хочу, чтобы меня засыпали землей работники кладбища - эти пьяные ангелы смерти... Обещай, что ты это сделаешь.

- Что у тебя за мысли сегодня! - стала я слегка возмущаться, - и потом я старше, я умру раньше.

- Нет, я раньше, - тихо произнесла Марина.

- Ну все, пойдем куда-нибудь перекусим, становится очень жарко, - сказала я, поднимаясь с белого песка, - наверно, мысли о Николае производят в тебе такое на- строение. (Николай - это художник из Благовещенска, с которым Марина познакомилась, когда с группой психологов

272

участвовала в предвыборной кампании в Амурском крае.) Он обязательно тебе напишет, вот увидишь. Приедем в Москву, и тебя будет ждать письмо, полное любви и нежности.

Солнца становилось слишком много, и мы с пляжа пошли в уютный крошечный ресторанчик, заказали греческое блюдо "Рулет из фигового листа" (это типа наших голубцов, только вместо капустных используют виноградные маринованные листья). На десерт у нас был кофе и "ту- рецкий мед" - это такое засахаренное лакомство, напоминающее лукум, - "сладкий" след Османской империи.

Когда мы пришли к "Герасиму", бог Солнца Гелиос уже начал клониться к водам бога Океана, чтобы сесть в свой золотой челн и плыть на запад, - так об этом явлении говорит мифология. Дневной мир постепенно превращался в благоуханный вечер, когда нас на автобусе привезли в отель "Дафна". При входе на территорию отеля рос столетний дуб, мы с Мариной называли его "жилищем дриады" - нимфы, которая рождается и умирает вместе с деревом. Когда мы шли мимо, легкий шелест листьев был совершенно удивительньм, - наверно, дриада нахо- дилась в листве.

В этот вечер хозяин отеля устраивал "барбекю" - ужин с печеным мясом и греческой народной музыкой - древней музыкой струн, наподобие сельских празднеств Дионисий. По мере приближения к ресторану все более ощущалась Эпикурова воля, запах цветов и трав смешивался с пряным запахом печеного мяса, табачного дыма и парфюма. От немцев, которых было большинство в отеле, пахло особо сильно, казалось, что у них какой-то культ чистоты, будто они не просто соблюдают гигиену, а все дезинфицируют. За столиками вокруг голубого подсвеченного бассейна, залитые сиреневым светом заходящего солнца, сидели загорелые люди, одетые в основном во все белое, пили коктейли, пиво, вино, курили сигары.

273

Мы сели за свободный столик и заказали нашему официанту Афанасию ананасовый коктейль, орехов и черешни. За печеным мясом - "лакомой амброзией" - надо было идти самим, его сегодня раздавал сам хозяин. Марина была с ним в дружеских отношениях, мы довольно часто пили кофе в его прохладном кабинете и разговаривали по-английски на политические темы. Он хотел приехать в Москву, мы обещали показать ему столицу, а мне, как художнице, очень хотелось написать его портрет - у него были густые черные брови и грустные глаза, как у оленя, ну и, конечно же, настоящий греческий профиль, что встречается довольно редко в нынешней Греции. Его звали господин Федул, и мы с Мариной не могли удержаться, чтобы про себя не добавить: "...чего губы надул?" Сегодня, помимо раздатчика мяса, он исполнял роль виночерпия. Рядом с ним на подставке стояла амфора с вином - "красным нектаром", - на которой был изображен рельеф с грифоном. Рядом стоял еще один сосуд для воды, который назывался "гидрия". Виночерпий Федул, подобно мифическому Зевсу, черпал из двух сосудов "добро и зло". Рядом с ним стояла его жена, похожая на турчанку, на луноликую гурию с широкими бедрами. Мы обменялись с ними приветствиями, поделились радостью о победе Ельцина. Федул предложил нам возлечь на клинэ, это специальная высокая кровать для трапез, на одной из них уже была парочка подвыпивших немцев, очень громко выражавших свои эмоции. Но мы взяли печеное мясо "ассорти", вино, разбавленное водой, сказали "евхаристос", по-гречески "спасибо", и пошли за свой столик, чтобы поесть и понаблюдать за происходящим.

Название книги: Тринитарное мышление и современность
Автор: Марина Курочкина
Просмотрено 62009 раз

...
...26272829303132333435363738394041424344