Реклама
Книги по философии
Идрис Шах
Путь суфиев
(страница 7)
Я видел, что он был без гроша в кармане, но шел целеустремленно, напевая на ходу:
Я не обременяю верблюда,
И сам я не влачу верблюжью ношу;
Я не правлю, и мною не правят.
Нет во мне беспокойства
О Прошлом, Настоящем или Будущем.
Полной грудью дышу я, полной жизнью живу.
Некий купец, ехавший на верблюде, посоветовал ему вер-нуться назад. "В противном случае, -- сказал он, -- ты несомненно погибнешь от трудностей пути и отсутствия пищи".
Не обратив внимания на его совет, дервиш зашагал вперед.
Когда мы достигли оазиса Бени Хамуд, купец умер. Дервиш, стоя у его могилы, воскликнул:
-- Я не погиб от своих лишений. Ты же, со своим верблюдом, мертв.
Глупцы жгут лампады весь день.
Ночью они удивляются, почему остались без света.
Всю долгую ночь человек рыдал
У кровати больного.
На рассвете посетитель был мертв --
А больной по-прежнему жив.
Однажды ночью царю приснилось, что он видит царя в раю, а дервиша в аду.
Он воскликнул: "Что это значит? Я думал, что скорее должно быть наоборот!"
Голос ответил: "Царь этот в раю, потому что почитал дервишей. Дервиш же в аду, потому что потворствовал царям".
Кто подает совет невнемлющему, сам нуждается в совете.
Если бедняк подносит вам в дар йогурт, он, наверное, купил его по такой цене, что в нем будет две части воды на одну часть самого йогурта.
Что может тигр поймать в темных закоулках своего собственного логова?
Глупец орал благим матом на осла. Тот и ухом не вел. Человек поумнее, наблюдая это, сказал: "Глупец! Ведь осел никогда не научится твоему языку -- лучше бы ты замолчал и вместо этого выучил ослиный язык".
Боюсь, что ты не достигнешь Мекки, о странник!
Ибо дорога, по которой ты шагаешь, ведет в Туркестан!
Джами был гением и знал это, чем ставил духовенство и литераторов его времени в крайне неловкое положение, поскольку неписанный закон гласил, что великим может стать лишь предельно скромный внешне человек. В своей "Александрийской Книге Мудрости" Джами доказывает, что суфийская эзотерическая цепь преемственности азиатских ходжаханов (учителей) та же, что и принятая западными писателями-мистиками. В ряду учителей суфийской традиции он называет такие имена, как Платон, Гиппократ, Пифагор и Гермес Трисмегист.
Джами был учеником Сад ад-дина Кашгати, предводителя Накшбандийа, преемником которой в Гератской области Афганистана он впоследствии стал. Его высшим руководителем был ходжа Обайдулла Ахрар, Глава ордена.
Одно из кратких высказываний Джами иллюстрирует проблему, с которой сталкиваются все суфийские учителя, отказывающиеся принимать учеников на основании только их собственной самооценки:
"Ищущих множество; но почти все они ищут личных выгод. Я встречал так ничтожно мало Ищущих Истину".
Но это не было его единственной заботой. Группа религиоз-ных фанатиков в Багдаде, стремясь опорочить его, ложно истолковала отрывок из его "Цепи Золота" и спровоцировала скандал, который утих только после смехотворной и тривиальной публичной дискуссии. Более всего Джами сожалел, что такие вещи вообще возможны в обществе, именуемом человеческим.
Труды и учение Джами снискали ему в конце концов такую славу, что тогдашние монархи, начиная от самого султана Турции, постоянно докучали ему подношениями огромного количества золота и других даров и настоятельными просьбами украсить своим присутствием их двор. Поклонение толпы также досаждало ему, к большому изумлению толпы, которая не способна была понять, что он хотел от них не признания его в качестве кумира, но каких-либо действий в отношении самих себя.
Он не уставал указывать, что многие люди, пытающиеся искоренить гордыню, делают это потому, что такая победа дает им возможность еще более поднять себе цену в собственных глазах.
Если ножницы не касаются бороды ежедневно, не придется долго ждать, когда борода в своем буйном росте провозгласит себя головою.
Любовь становится совершенной лишь, когда она превосходит себя,
Становясь Единой со своим возлюбленным,
Приводя к Единству Бытия.
Я увидел человека, распростершегося в молитве, и воскликнул:
-- Ты возлагаешь бремя своего носа на землю, оправдываясь тем, что это необходимое условие молитвы.
Правитель -- это пастырь, его паства -- народ.
Он должен помогать им и оберегать их, а не эксплуатировать и истреблять.
Так кто здесь для кого: пастырь для паствы или паства для пастыря?
Обычная человеческая любовь способна возвысить человека до переживания истинной любви.
Сухое облако, безводное, не может обладать способностью одаривать дождем.
Поэт обратился за помощью к врачу.
Он сказал ему:
-- У меня целый ряд ужасных симптомов. Я несчастен и не нахожу себе места, у меня ломит руки и ноги, и даже волосы.
Врач спросил:
-- Может быть, вы еще не обнародовали свое последнее сочинение?
-- Да, это так, -- сказал поэт.
-- Отлично, -- сказал врач. -- Будьте так любезны прочитать его.
Поэт стал читать и по требованию врача повторял свои строки снова и снова.
Затем врач сказал:
-- Встаньте, вы излечены. То, что было внутри вас, поражало ваши внешние органы. Теперь, когда оно высвобождено, вы снова здоровы.
Нищий подошел к двери, прося о подаянии.
Хозяин вышел ему навстречу и сказал:
-- Извините, но дома никого нет.
-- А мне никого и не надо, -- сказал нищий. -- Мне нужна еда.
В Истории учителей отмечено, как однажды, когда Джами спросили о лицемерии и честности, он сказал:
"Какая прекрасная вещь честность, и какая странная вещь лицемерие!
Я ходил и в Мекку, и в Багдад и испытывал поведение людей.
Когда я требовал от них честности, они всегда смотрели на меня с уважением, ибо их с детства учили, что порядочные люди всегда так говорят, и они усвоили, что нужно опускать глаза, когда люди говорят о честности.
Когда я советовал им стыдиться лицемерия, они все соглашались со мной.
Но они не знали, что когда я говорил "истина", я знал: им не известно, что такое истина, и поэтому как они, так и я были при этом лицемерами.
Они не знали, что, когда я указывал им не быть лицемерами, они становились таковыми, не спрашивая меня о том, как этого достичь. Они не знали, что сам я становился лицемером, всего лишь говоря: "Не будьте лицемерами", ибо слова сами по себе не дают об этом представления.
Таким образом, они уважали меня, когда я поступал лицемерно. Их научили этому. Они уважали себя, в то время как мыслили лицемерно; ибо это чистейшее лицемерие -- думать, что ты становишься лучше от одной лишь мысли, что быть лицемером -- плохо.
Путь ведет поверх этого: к действию и пониманию, в которых не будет места лицемерию и пребудет честность, а не нечто, к чему стремится человек".
Не похваляйся, что избавился от гордыни, ибо ее труднее заметить, чем след муравья на черном камне в темную ночь.
И не думай, что ее легко выявить, ибо легче иголкой добыть гору угля из недр земли.
Довольно похваляться интеллектом и ученостью, ибо здесь интеллект -- препятствие, а ученость -- глупость.
Роза ушла из сада, что будем делать с шипами?
Шаха нет в городе, что будем делать с его двором?
Благовидность -- это клетка, красота и благо -- птица;
Когда птица улетела, что будем делать с клеткой?
Справедливость и честность,а не религия или атеизм
Необходимы для защиты Государства.
В присутствии Ануширвана Справедливого мудрецы обсуждали,
Какая волна самая тяжкая в этой бездне печали.
Один сказал, что это болезнь и страдание.
Другой назвал старость и бедность.
Третий сказал, что это -- приближение смерти, прекращающей все беды.
И в конце концов все согласились с ним.
Учитель Санаи жил в XI--XII веках и отмечен как первый афганский учитель, использовавший в суфизме тему любви. Руми признавал его одним из источников своего вдохновения.
Религиозные фанатики пытались заклеймить его как отступ-ника от ислама, но не преуспели в этом. Примечательно, что с тех пор духовные наследники этих ограниченных деятелей духовенства постоянно использовали его слова для подкрепления своих собственных притязаний. Когда суфийская терминология и структура речи усвоились религиозными поборниками настоль-ко, что различие между суфиями и этими носителями поверхностных знаний стерлось, фанатики не раз весьма знакомым образом выдвигали утверждение, что Санаи вовсе не был суфием. Причина этого в том, что его мысли не легко согласовывались с сугубой религиозностью.
"Огражденный Сад Истины", одна из величайших работ Санаи, построена таким образом, что многие места допускают несколько толкований. При этом происходит сдвиг в восприятии, подобный изменению фокуса при рассматривании какого-либо предмета. Если при толковании этой книги применять один смысловой ряд, перед читателем открывается очень интересно построенный учебный материал, почти строгая система.
