Filosofa.net

Возникает вопрос: в какой связи находятся сущности, выражаемые с помощью эмпирического и теоретического законов? Характеристика закона как отражения «суще­ственного в движении универсума» поможет нам разо­браться в этой связи, а также в гносеологическом отли­чии эмпирических законов от теоретических.

По отношению к отдельным, конкретным, частным фактам и эмпирические и теоретические законы выступа­ют как сущности явлений. Однако сущность, выражаемая в теоретическом законе, имеет более глубокий характер, ибо по отношению к частным фактам она представляет сущность второго порядка, в то время как эмпирические законы выступают для них сущностью первого порядка. « .Закон и сущность,—указывает В. И. Ленин,—поня­тия однородные (однопорядковые) или вернее, односте­пенные, выражающие углубление познания человеком явлений, мира etc». Поскольку теоретический закон по отношению к эмпирическому выступает, как сущность к явлению, то его открытие не может быть достигнуто на эмпирической стадии исследования. Какое бы количест­во эмпирической информации мы ни имели, в том числе и информации, сконденсированной в эмпирических зако­нах, непосредственно с их помощью мы не можем от­крыть теоретический закон. Для этого необходим скачок от эмпирии к теории. Ученый строит догадки, делает предположения, выдвигает гипотезы и тщательно про­веряет их на опыте, пока не придет к установлению закона.

Не существует никакого чисто логического пути от фактов к закону. И это вполне понятно, ибо «если бы форма проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы излишня .». Но без эмпирической информации невозможно было бы про­верить как эмпирические, так и теоретические законы. Связь эмпирических законов с фактами довольно ясна: по сути дела эти законы систематизируют и объясняют факты. Подобным же образом теоретические законы свя­зывают в единое целое эмпирические законы и объясня­ют их. Такое объяснение принимает форму вывода эмпи­рических законов из теоретических. Конечно, непосредст­венно вывести эмпирический закон из теоретического не­возможно, так как эмпирические понятия, или термины, не встречаются при формулировке теоретических законов, ибо последние имеют дело с ненаблюдаемыми, абстракт­ными объектами, свойствами и величинами. Эмпириче­ские же законы выражают связи между наблюдаемыми, конкретными предметами, свойствами и величинами. По этой же причине теоретические понятия, или термины, в принципе не могут быть определены или сведены к эм­пирическим. Вот почему оказались бесплодными усилия позитивистов Венского кружка перестроить всю науку с помощью редукции всех теоретических понятий и зако­нов к эмпирическим терминам и законам.

В каком же смысле мы можем тогда говорить о вы­воде эмпирических законов из теоретических? Для та­кого вывода необходимо прежде всего установить связь между теоретическими и эмпирическими терминами. По­скольку теоретический термин нельзя определить с по­мощью эмпирического, то речь может идти только об установлении определенного соответствия между ними. Между тем в литературе по методологии и логике на­уки нередко можно встретить утверждения о возможно­сти операционального определения теоретических поня­тий (П. Бриджмен) или установления «соотносительных определений» (Г. Рейхенбах). В действительности же ни о каком определении теоретических понятий с по­мощью эмпирических говорить здесь не приходится. По­жалуй, ближе всего связь между теоретическими и эм­пирическими терминами может быть пояснена с помощью представлений о словаре и интерпретации. В самом деле, когда мы истолковываем среднекинетическую энергию молекул газа как его температуру, то по сути дела пе­реводим или интерпретируем эмпирически ненаблюдае­мый термин — кинетическую энергию молекул — посред­ством эмпирического термина — температуры. Темпера­тура тела может не только восприниматься на ощупь, но и точно измерена. А это имеет немаловажное значение для определения тех параметров, которые встречаются в уравнениях, связывающих между собой величины, отно­сящиеся к ненаблюдаемым объектам. В противном слу­чае мы не имели бы никакой возможности проверить тео­ретические законы.

Соотношение между теоретическими и эмпирически­ми законами во многом аналогично отношению между абстрактными геометрическими системами и интерпрети­рованными, или конкретными, геометриями. Изучая гео­метрию Евклида в школе, мы обычно связываем с такими ее основными понятиями, как «точка», «прямая» и «плос­кость», определенные пространственные представления. Так, точку можно представлять в виде крохотного пят­нышка на бумаге, прямую линию — как путь светового луча в пустоте или же тонкую натянутую нить, плос­кость — как идеально ровную поверхность. Все эти обра­зы представляют лишь интерпретации основных понятий геометрии, но отнюдь не их определения. С равным ус­пехом мы могли бы избрать в качестве таких интерпре­таций объекты совершенно другого рода: например, точ­ку определить с помощью трех действительных чисел, прямую — с помощью линейного уравнения и т. д. Важ­но, чтобы свойства рассматриваемых объектов удовлет­воряли соответствующим аксиомам геометрии. Вот поче­му в абстрактной геометрии хотя и пользуются термина­ми «точка», «прямая» и «плоскость», но не связывают с ними каких-либо конкретных образов, а тем более не определяют основные геометрические понятия с по­мощью этих образов.

Аналогичное положение существует и в наиболее раз­витых отраслях естествознания. Здесь также теоретиче­ские термины связываются с эмпирическими, с той, од­нако, существенной разницей, что для интерпретации тео­ретических терминов мы должны располагать знанием о конкретном механизме связи между ненаблюдаемыми объектами теории. Действительно, для того чтобы уста­новить соответствие между средней кинетической энергией молекул газа и его температурой, мы должны допустить существование мельчайших частиц газа — мо­лекул и дополнительно к этому руководствоваться опре­деленными гипотезами о характере движения этих ча­стиц. Конечно, на первых порах теоретические модели оказываются весьма приближенными. Так, например, молекулы первоначально уподобляли биллиардным ша­рикам, а законы их столкновения сводили к механиче­ским законам удара идеально упругих тел. Постепенно, по мере того, как обнаруживалось несоответствие между предсказаниями теории и результатами опыта, вносились уточнения и исправления в теоретические представления и таким образом достигалось лучшее описание и объяс­нение соответствующих явлений.

Развитие естествознания со всей убедительностью сви­детельствует о том, что переход от многочисленных эм­пирических обобщений и законов к сравнительно неболь­шому числу фундаментальных теоретических законов и принципов содействует более углубленному и адекват­ному постижению сущности исследуемых явлений. Одно­временно с этим происходит также концентрация инфор­мации об этих явлениях. Вместо многих десятков и даже сотен различных обобщений и эмпирических законов на­ука открывает несколько теоретических законов фунда­ментального характера, с помощью которых оказывается возможным объяснить не только сотни эмпирических законов, но и огромное количество самых разнообразных фактов, которые на первый взгляд кажутся совершенно не связанными друг с другом. Так, например, когда Нью­тону с помощью законов движения и гравитации удалось связать воедино движение земных и небесных тел, то тем самым было покончено с прежними представлениями о делении мира на «земной» и «небесный», подчиняю­щихся якобы совершенно различным законам.

Поиски фундаментальных теоретических законов ха­рактеризуют стремление к познанию взаимосвязи и един­ства материального мира. Самая главная трудность, с которой здесь встречаются ученые, состоит в том, чтобы найти такие общие принципы, из которых с помощью не­которых правил соответствия можно вывести логически эмпирически проверяемые законы. Этой цели в значи­тельной мере были посвящены усилия А. Эйнштейна в последние десятилетия его жизни. Стремление устано­вить связь между электромагнетизмом и гравитацией привело его к. идее создания единой теории поля. Однако до сих пор основным недостатком этой теории продолжа­ет оставаться то, что с ее помощью не удалось вывести какие-либо эмпирически проверяемые законы. Такие же недостатки присущи попыткам создания единой теории материи, предпринятым В. Гейзенбергом в последние го­ды. Однако эти неудачи не обескураживают исследовате­лей, ибо они сознают необычайную сложность самой проблемы.