Filosofa.net

Эта картина, расширять которую можно беспредельно, застав­ляет нас поставить вопрос: заключено ли в этой современной науке, достигшей невероятных размеров, нечто принципиально новое и только ей свойственное.

II. СИТУАЦИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Прошлое содержится в нашей памяти лишь отрывками, будущее темно. Лишь настоящее могло бы быть озарено светом. Ведь мы полностью в нем. Однако именно оно оказывается непроницаемым, ибо ясным оно было бы лишь при полном знании прошлого, которое служит ему основой, и будущего, которое таит его в себе. Мы стре­мимся к осознанию ситуации нашего времени. Однако эта си­туация обладает скрытыми возможностями, которые становятся зримыми лишь после своего осуществления. '

Наша исторически новая ситуация, впервые имеющая решаю­щее значение, являет собой реальное единство людей на Земле. Благодаря техническим возможностям современных средств сооб­щения наша планета стала единой целостностью, полностью до­ступной человеку, стала «меньше», чем была некогда Римская им­перия.

К этому вело развитие, начиная с эпохи великих открытий 400 лет тому назад. Однако вплоть до конца XIX в. история была для нас, по существу, историей Запада. Весь остальной мир оста­вался в сознании европейцев того времени колониальной террито­рией второстепенного значения, предназначенной для того, чтобы быть добычей европейцев. Лишь непреднамеренно были уже тогда заложены основы для формирующейся в наши дни мировой исто­рии, и заложены они были теми могущественными силами, которые стремились подчинить себе громадные пространства земного шара. Эти пространства уже внесли свой вклад в первую мировую войну. Однако эта война была еще европейской. Америка опять отступила. Лишь вторая мировая война потребовала участия всех, была действительно глобальной. Военные действия в Восточной Азии были не менее серьезны, чем в Европе. Это была в самом деле пер­вая подлинно мировая война. С этого момента начинается мировая история как единая история единого целого. С такой точки зрения вся предыдущая история представляется рядом разбросанных, не­зависимых друг от друга попыток, множеством различных истоков человеческих возможностей. Теперь проблемой и задачей стал мир в целом. Тем самым происходит полное преобразование истории. Решающим является теперь следующее: нет ничего, что находи­лось бы вне сферы происходящих событий. Мир замкнулся. Земной шар стал единым. Обнаруживаются новые опасности и возмож­ности. Все существенные проблемы стали мировыми проблемами, ситуация — ситуацией всего человечества.

3. Выводы

То обстоятельство, что все человечество, все древние культуры втянуты в поток уничтожения или обновления, постигнуто в пос­ледние десятилетия во всем его значении. Мы, люди прежнего по­коления, жили как дети, полное гыо пребывая в сфере чисто евро­пейских представлений. Индия, Китай были чужими, далекими, совершенно иными мирами, история которых оставалась неведо­мой. Тот, кто'был недоволен, кому плохо жилось, эмигрировал. Мир был открытым.

После 1918 г. на меня произвели глубокое впечатление как нечто совершенно новое следующие слова де Гроота * в его книге о Ки­тае: «.Универсисгская1 система составляет высшую точку, кото­рой могла достигнуть в своем развитии духовная культура Китая-Единственной способной пошатнуть и уничтожить ее силой явля­ется трезвая наука. Если настанет время, когда этой наукой там начнут серьезно заниматься, то во всей духовной жизни Китая, без сомнения, произойдет полный переворот; и в результате этого пе­реворота в Китае наступит либо полная анархия, либо возрожде­ние, после чего Китай уже не будет Китаем, китайцы не будут ки­тайцами. Китай не способен своими силами заменить прежнюю систему новой; тем самым крах прежней системы должен бы при­вести к полному упадку и к анархии, другими словами, к полному осуществлению того, что предрекает священное учение китайцев, согласно которому катастрофа и гибель неизбежны, если челове­чество потеряет дао . Если роком предопределено, что жестокий процесс гибели должен идти своим ходом и что дни древней уни­верситетской культуры Китая сочтены, то пусть хоть последний ее день не будет днем гибели многочисленного народа, ввергнутого в беду иностранным вмешательством!» (19).

В технический век, и даже в преддверии его, странным образом повсеместно возникает духовный и душевный регресс, который в наши дни стал общеевропейским явлением. Правда, в Европе еще некоторое время продолжался духовный расцвет, тогда как Китай и Индия с XVIII в. безостановочно приближались к упадку. В тот момент, когда эти народы были порабощены военной техникой Ев­ропы, они уже достигли самой низкой точки своего духовного раз­вития. Европа открыла Китай и Индию не в период расцвета их культуры, а тогда, когда они сами почти забыли о своем прошлом.

Лишь в наши дни существует реальное единство человечества, которое заключается в том, что нигде не может произойти ничего существенного без того, чтобы это не затронуло всех. В этой ситуа­ции технический переворот, созданный европейской наукой и от­крытиями европейцев, является лишь материальной основой и по­водом духовной катастрофы. Если же совершится ожидаемое пре­образование, тогда то, что в 1918 г. де Гроот сказал о китайцах — после этого Китай уже не будет Китаем, китайцы не будут китай­цами,— быть может, окажется применимым ко всем. И Европа уже не будет Европой, и европейцы не будут европейцами — та­кими, какими они ощущали себя во времена де Гроота. Но ведь придут новые китайцы, новые европейцы, образ которых еще скрыт от нас.

При понимании нашей исторической ситуации как преддверия новой эры наш взор все время обращается к прошлому. На воп­рос — были ли когда-нибудь подобные радикальные преобразо­вания — мы можем ответить только одно: о событиях прометеев­ского времени, когда человек только приступал к познанию окру­жающего его мира с помощью орудий труда, огня, речи, нам ни-

чего не известии. В исторический же период самым значительным рубежом было то осевое время, о котором шла речь выше. И если мы теперь вновь вступили в период радикального изменения чело­веческого бытия, то это не повторение осевого времени, но нечто в корне иное.

Прежде всего но своим внешним чертам: наш технический век универсален не только относительно, как то, что происходило в трех независимых друг от друга сферах осевого времени, но уни­версален абсолютно, поскольку он носит глобальный характер. Теперь речь идет не о чем-то взаимосвязанном по своему внутрен­нему значению, а фактически разделенном, но о целостности, внутри которой происходит постоянное общение. В наше время этот процесс осознается как универсальный. Эта универсальность должна привести к совершенно иному, чем когда-либо, решению вопроса о человеческом бытии. Ибо если все прежние периоды кар­динальных преобразований были локальны, могли быть дополне­ны другими событиями, в других местах, в других мирах, если при катастрофе в одной из этих культур оставалась возможность того, что человек будет спасен с помощью других культур, то теперь все происходящее абсолютно и окончательно по своему значению. Вне его нет больше ничего.

Совершенно очевидно, что внутреннее значение происходяще­го процесса также носит совершенно иной характер, чем осевое время. Тогда была полнота, теперь опустошенность. Если мы осоз­наем близость рубежа, то поймем, что находимся только в стадии подготовки. Наше время — время реального технического и поли­тического преобразования, а не время вечных творений. Со всеми своими великими научными открытиями и техническими изобрете­ниями наша эпоха скорее подобна времени, когда были созданы орудия труда и оружие, приручены животные, использована ло­шадь как средство передвижения, чем времени Конфуция, Лао-цзы. Будды и Сократа. Но о том, что мы готовы поставить перед собой великую цель — вновь преобразовать человеческую приро­ду в соответствии с ее истоками, что мы остро ощущаем всю важ­ность рокового вопроса, как нам, веруя, превратиться в настоя­щих людей, об этом свидетельствует в наши дни все увеличиваю­щаяся склонность обращаться к нашим истокам. Та глубина, из которой мы вышли, то подлинное, которое было скрыто под покро­вом второстепенных образований, привычных оборотов речи, ус­ловностей и институтов, опять обретает голос. Зеркало великого осевого времени человечества послужит, быть может, еще раз од­ним из существенных заверений в том, что в своем стремлении по­нять самих себя мы должны обратиться к тем глубинам, откуда мы вышли.