Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Слезы мира и еврейская духовность
(страница 89)
Таким образом, русский сионизм обеспечивал свою независимую самобытность не только тем, что поставил практическую деятельность по организации механизма возвращения евреев на Землю Обетованную в приоритетную позицию, но и тем, что подчинил динамику этой деятельности сионоопределяющим векторам. Еврейский публицист Иехуда Слуцкий заключил: "Сионисты России составляли большинство в движении с самого его начала и наложили свой отпечаток на его структуру. Из недр российского сионизма вышли участники Первой алии, Второй и Третьей, а также большинство идеологов и вождей сионистского движения". Ему вторит Ицхак Маор: "До первой мировой войны русское еврейство было душой всемирного сионизма и его ведущей силой. Оно приняло на себя все трудности строительства Страны: ее заселение, развитие хозяйства, финансовые заботы". Большевистский режим, ликвидировав русское сионистское движение, нанес тяжеленный урон всемирному еврейству, "... так как, -- продолжает И.Маор, -- еврейство России -- основная сила всемирного сионистского движения -- одним ударом оказалось отрезанным от него и всего мирового еврейства, и был положен конец свободному развитию русского еврейства, начавшемуся с таким размахом после Февральской революции. ... из дела строительства национального очага в Эрец-Исраэль был исключен самый крупный и самый активный отряд всемирного сионистского движения" (1977,с.с.413,423).
Первая мировая война (1914-1918) стала серьезнейшим испытанием идеологических основ сионистской организации Европы в целом и в итоге оказалось, что, по словам В.Лакера, "... каждый сионистский лидер Европы, за исключением России, считал своим долгом поддерживать в период войны правительство той страны, гражданином которой он был" (2000,с.240). Эта политика поставила еврейство европейской формации в совершенно немыслимое состояние: евреев вынуждали не просто воевать за чуждые им интересы, но и воевать с такими же евреями. Особенным патриотическим пафосом отличалось немецкое еврейство: руководящий сионистский орган, находившийся на тот момент в Берлине, поспешил официально известить о своей прогерманской позиции; писатель Морис Розенфельд, писавший на идиш, зашелся в экстазе: "Ура, Германия! Да здравствует кайзер!". А президент Немецкой сионистской федерации Макс Боденхеймер создал особый комитет в Министерстве иностранных дел по освобождению русских евреев на тех площадях России, которыми должна завладеть наступающая германская армия. Генералитет царской армии, зная о популярности немецких сионистов среди евреев западных областей России, использовал это в качестве повода для развязывания антисемитской кампании: евреи были поголовно объявлены немецкими шпионами и началась самая жуткая антисемитская акция в царской России -- насильственное выселение евреев из зоны военных действий. Александр Солженицын, негодуя, заявил во весь голос об этом позорном акте, упирая на тупость царской власти, доверившей управление русскими армиями бездарному генералу Янушкевичу: "И теперь все кормило управления одной третью России досталось ничтожному, даже не военному, а административному генералу Янушкевичу... Именно Янушкевич, летом 1915, прикрывая отступление русских армий, казавшееся тогда ужасающим, стал издавать распоряжения о массовых высылках евреев из прифронтовой полосы -- высылках огульных, безо всякого разбора личной вины. Удобный ход: свалить все поражения на евреев" (2001,ч.1,с.479-480).
Компрадорская политика сионистских лидеров Европы во время первой мировой войны окончательно развела по разным углам ринга постоянно оппонирующие между собой русскую и европейскую идеологии сионизма. Хаим Вейцман, стоявший в то время во главе русского еврейства, со знанием дела отразил сложившуюся обстановку в сионистском движении: "Наша позиция по отношению к западным вождям нашла свое оправдание в решающую минуту в истории сионизма. После погрома в Кишиневе Герцль сделал попытку заменить Эрец-Исраэль Угандой -- ради временного облегчения, как он утверждал, -- и не мог понять, что евреи России, при всех страданиях, не в состоянии перенести свои чаяния и мечты со страны отцов на какую-нибудь другую страну. Так обнаружилось, что для западного руководства Эрец-Исраэль никогда и не "существовала". То был мираж, и когда он поблек, вместо него предложили Уганду -- на деле еще более мираж, нежели Эрец-Исраэль. Тот факт, что сердце еврейства связано с Эрец-Исраэль узами любви и нравственности, был недоступно высок для разума западников. Они не видели огромного реального значения этих уз, их единственной, неповторимой и незаменимой силы, которая одна способна разбудить энергию, скрытую в еврейском народе... Западное восприятие сионизма было лишено, на наш взгляд, еврейского духа, теплоты и понимания еврейских масс. Герцль не знал русского еврейства; не знали его и примкнувшие к Герцлю западники -- Макс Нордау, Александр Марморек и другие. Герцль с его способностями быстро постиг сущность русского еврейства -- но не другие: они не верили, что еврейство России в состоянии дать движению руководителей, Герцль же научился ценить русское еврейство после того, как встретился с ними на Первом конгрессе в Базеле... Сионизм западников был в наших глазах понятием механическим, можно сказать, чисто социологическим, основанным на абстрактной идее, без корней, берущих начало в традиции и еврейском народном чувстве. Поскольку мы находились вне руководства движением, его лидеры считали, что мы должны чувствовать себя облагодетельствованными, а не так, как мы себя ощущали -- источником подлинной мощи движения. Мы, несчастные русские евреи, должны быть переплавлены в Эрец-Исраэль с их помощью, помощью свободных граждан Запада" (цитируется по И.Маору, 1977,с.с.100,115).
Итак, западное сионистское течение ("западники", по Х.Вейцману, или политический сионизм) "лишено еврейского духа", -- таков вердикт главы русского крыла сионизма -- одно из наиболее значительных проницаний русской сионистской мысли, какое, как и многое другое, было предано забвенью, когда в Израиле европейский политический сионизм захватил управление государством. А со своей стороны, русское еврейство, сделав концепт "культура" своим фирменным знаком, поместило этот же параметр и в свою практическую сионистскую деятельность на правах динамического принципа. Следовательно, в параметре "культура" русский сионизм облюбовал себе экологическую нишу в еврейском вопросе и в контексте культуры определяется сионистское качество воссоздаваемой жизнедеятельности на Земле Обетованной. Однако позиция русского сионизма, поставленная в конфронтацию с западным политическим сионизмом, имеет свои черты, не всегда ясно осязаемые ведущими идеологами русского лагеря.
Политический сионизм не отвергает культуру как таковую, как per se, а рассматривает ее как форму сознания, вторично производного от материи (согласно марксистскому закону "бытие определяет сознание"). Тогда как русский сионизм согласно Ахад-ха-Аму, выводит в качестве исходно-первичной инстанции духовное начало и культура, таким образом, полагается в центре всего сущего. Следственно, качественное различие между русским и европейским сионизмом, взятое по линии культуры, имеет не концептуальную, а философскую, мировоззренческую природу. Однако и в поле одного духовного миросозерцания культура в постановке русского сионизма испытывает мощное противодействие с другого, уже религиозного, фронта -- со стороны талмудистского раввината. Эта сила, возникнув на самых начальных этапах становления русского еврейства, обладает постоянным и неослабным действием, опираясь на огромный авторитет еврейского духовенства в еврейской среде. Культура, выступающая жертвой духовной деспотии раввината, имманентно не отличается от той, что отстаивает русский сионизм в противостоянии с "западниками", и русский сионизм исполняет свою целевую установку, как бы борясь на два фронта.
В качестве примера можно сослаться на отчет о работе 4-го сионистского конгресса (1900), сделанный И.Маором: "0 духовном росте еврейского народа доклад сделал редактор газеты "Хацфира" Нахум Соколов. Напрасно, сказал он, ортодоксы усматривают в слове "культура" этакую гидру, от которой будто бы исходит угроза для еврейства. Культурная работа несет в себе великую пользу сионизму и делу национального возрождения еврейского народа. Конгресс должен отнестись к этой работе как к существенной части сионизма, обязательной для каждого сиониста. Раввин Рейнес выступил против культурной работы, видя задачу сионизма не в ней, а только лишь в заботе о возвращении еврейского народа в Эрец-Исраэль. Ортодоксы оперировали также доводом, уже знакомым по предыдущим конгрессам: "Еврейский народ нуждается в хлебе, а не в культуре"... За работу на культурном поприще ратовал Вейцман, подчеркнувший, что некоторые пытаются развенчать понятие культуры, в то время как смысл этого понятия, в сущности, заключается в воспитании. Пройдет лет шесть, и мы будем стыдиться того, что здесь, на этом самом месте, запрещали говорить о культуре. Молодежь нуждается в культурной работе. Раввины восстают против культуры, так как опасаются отрицательного влияния светского образования, но где были они, когда тысячи евреев переходили в христианство, и что предприняли против этого? Нет правды в утверждениях раввинов, будто еврейские массы не хотят культуры" (1977с.99-100). В дополнение следует отметить, что Мизрахи (аббревиатура от "Мерказ Рухани" -- духовный центр) -- религиозная сионистская фракция, поставившая своей генеральной целью противодействие культурному творчеству как органической части сионистской деятельности, -- в угандийском кризисе находилась на стороне приверженцев Уганды, -- следовательно, ортодоксальные раввины, невзирая на громкие вещания, не чувствовали исторический духа еврейского сознания, исходящий из Земли Обетованной, так, как это ощущали в русском сионизме Х.Вейцман, Н.Соколов и другие.
