Реклама
Книги по философии
Марина Курочкина
Тринитарное мышление и современность
(страница 20)
Можно привести множество и других примеров, но остановимся лишь на этих. Опыт христианских подвижников
107
или святых, как правило, присутствует в теле Церкви, как ложка в желудке, этот опыт принят, но не усвоен. Принимая этот опыт, его адаптируют, упрощают, а затем тиражируют. Вокруг подвижников возникают движения, ордена; но как мало последователи бывают похожи на самих основателей! Существует восточная притча об одном учителе, который имел четвероногого друга - черного кота. Перед тем как углубиться в созерцание и достичь просветления, он привязывал своего кота к дереву, чтобы тот не отвлекал его своими играми и ласками от высшей сосредоточенности. Его последователи также завели себе по черному коту. Они регулярно выполняли те же действия, что и их учитель: находили раскидистое дерево на утесе, привязывали к нему кота, садились поодаль, устремляли взор вдаль, но... просветления не достигали... Просветление - это всегда индивидуальное открытие, открытие самого себя свету. Нет общих правил, приложимых к каждому, есть общие направления, пути, вступая на которые человек все равно должен найти свой ключ к индивидуальной темнице своей души.
Секуляризация культуры, начавшаяся как кризис Средневековья, - весьма интересный процесс. Это своего рода прорыв к определенному развитию, которое уже никак невозможно было адаптировать к телу Церкви. Прорывы духовного развития адаптировать было возможно, так как "сила", развиваемая подвижником, была родственна идее, носителем которой являлась Церковь. Культура же стала сферой, где получили возможность для развития силы, не состоящие в таком прямом родстве с идеей Церкви.
Здесь будет уместно разъяснить, какой срез реальности я обозначаю словосочетанием "идея Церкви". Для начала важно отметить, что идея Церкви - это не простая формула, которая лежит в основе большинства существующих или существовавших в человеческой жизни идеологий. Идея Церкви - это своего рода история богочеловеческих взаимоотношений. Вот краткое ее изложение. Бог с
108
любовью сотворил мир, а затем человека "по своему образу и подобию", как венец творения; человек подверг сомнению этот образ и подобие, человек согрешил. Этот грех отравил его суть и исказил мир, погрузив мир во зло. С тех пор тоскует человек по неповрежденному образу и подобию Божьему. И отвечает на это Бог, заключая и обновляя заветы свои с избранниками. Новый Завет - это завет с каждым, кто изберет путь не приспособления к миру зла, а к изживанию зла в себе самом, обновляя свое мужество на этом очень нелегком пути, взирая на опыт жизни Сына Человеческого - Иисуса Христа, Сына Божьего, который, не имея в Себе искажения образа и подобия Творца, претерпел все муки мира зла. Так в мир вошла очевидность Святого Духа - непобедимость неискаженного образа и подобия, непобедимость творческой воли Божьей. И когда-нибудь, в конце времен, когда исчерпано будет время, отпущенное человечеству для развития образа и подобия Божьего, состоится суд - проявление результата этого развития, состоялось развитие или нет, и судьей будет Тот, в Ком никогда не искажался этот образ и подобие, - Иисус Христос. И касаться этот суд будет всех - живых и умерших. И в ком проявится этот образ без искажений, тот будет пребывать в вечности и в гармонии.
Церковь называется невестой Христовой, это объединение людей, стремящихся ко Христу. Существуют конфессиональные различия в том, каким должно быть это устремление в самом общем виде. Отчасти это отражается в названии конфессий и доминаций. Православие - это в идеале устремление, сосредоточенное на правильности своей веры, своей связи со Христом. Католичество - устремление к "кафоличности", вселенскости и всеобщности этой связи. Протестантские доминаций часто носят имена своих основателей и исходят из их видения, каким должно быть это устремление. Но есть и иные, например баптисты, для которых устремление ко Христу должно начаться с 109
осознанной потребности крещения, или адвентисты, для которых важнейшим, но не единственным является сосредоточенность на эсхатологическом чувстве, и т. д. и т. п.
Религиозные подвижники всегда стремились развить в себе "силу" связи с Богом, а это не противоречит идее Церкви, хотя, как правило, не сочетается с потребностью коллективной безопасности, духом любой партии. В Церкви возобладал дух партии не сразу. В катакомбные времена, когда за исповедание христианской веры можно было заплатить мученической смертью, вера и была "захваченностью" тем, что касалась человека безусловно. И если человек был захвачен стремлением к безопасности, он не мог стать христианином. Тогда Церковь не была партией безопасности, это была сфера наибольшей опасности. Затем христианство было легализировано, а затем взято на вооружение как интенция для объединения земель и народов из-за универсализма своей обращенности. Христианское обращение было адресовано всем и каждому. В этом обращении каждый мог уловить смутный или явный смысл своей жизни. Такое учение было очень удобной формой объединения, конечно, если его предварительно упростить до отдельных лозунгов, отдельных заклинаний. Так христианское учение превратилось в форму государственного или национального объединения, так поселился дух партии в Церкви, дух объединения ради коллективной безопасности, конкурирующий с духом, со стремлением к единению с Богом. Два духа в одном теле.
Как же распределились их сферы влияния? А вот каким образом: Церковь стала партией конституционного христианства, наподобие Англии - страны конституционной монархии. Реальная власть в Англии принадлежит парламенту и премьер-министру, королева и ее двор - лишь почетная символика, связь с историческим прошлым. Так и Церковь:
реальная суть ее -дух партийности, стремление к безопасности, почетная символика - христианское учение, адаптированное в разных вариантах для тех или иных целей, так
110
как представления, в чем же заключается безопасность, в достаточной мере разнятся между собой. Макс Вебер в своей знаменитой книге "Протестантская этика и дух капитализ- ма" (Москва, "Прогресс", 1990) убедительно доказывает контраст между хозяйственными достижениями лютеран и католиков. Известная поговорка гласит: "Одни хорошо едят, другие крепко спят". Это означает, что в понятие безопасности "партии католиков" входит трудно искореняемое презрение к деятельности, для которой нажива является самоцелью. Такая деятельность мыслится как нечто постыдное, нечто такое, с чем можно мириться лишь как с некой данностью жизненного устройства. Это остается, несмотря на все видоизменения доктрины во времени. Выражаясь образным языком поговорки, для хороших католиков важнее всех экономических достижений крепко спать со спокойной совестью. У лютеран на этот счет совесть спокойна. Претворяя в жизнь идею "sola fide", Лютер выводит центральный догмат всех протестантских исповеданий, который отвергает ка- толическое разделение нравственных критериев христианства на "praecepta" и "consilia" (заповеди и советы), догмат, который единственным средством стать угодным Богу считает не пренебрежение мирской жизнью с высот монашеской аскезы, а исполнение мирских обязанностей так, как они определяются для каждого человека его местом в жизни; тем самым эти обязанности человека становятся его "призванием". Таким образом, в понятие безопасности "протестантской партии" входит представление о необходимости продуктивности любого труда, а это и означает возможность "хорошо кушать" так как призваний ремесленников, обеспечивающих земными благами, больше, чем призваний мастеров, творящих нетленное.
Победа, которую одерживает дух партийности в Церкви над духом устремленности к Богу, приводит еще к одному печальному последствию. Это распространенность детской позиции человека, детской в смысле инфантильной, не стремящейся к развитию, к взрослению, а значит,
111
и к взрослой ответственности за себя и мир. Членство в партии удовлетворяет потребность в силе без всякого развития и мучительного взросления: "моя сила" - это весь объем "нашего пространства", "наших" установок, "наших" критериев и идеалов. Когда-то Христос призвал людей уподобиться детям, но отнюдь не в смысле инфантильности, а в смысле готовности к любви, в смысле отзывчивости на любовь, потребности в любви.
С горечью можно заметить, что большинство людей уподобились детям, но в худшем смысле этого слова, большинство людей инфантильны. Они похожи на детей, примерявших взрослые одежды, да так в них и оставшихся, это состарившиеся дети - дети, которым за сорок, а то и за семьдесят лет. Потребности таких людей - это детские радости получения новых игрушек в виде колбасы и замков, своих детей и приятелей и т. д. и т. п.
Свобода таких людей - это детская свобода, свобода выбора с отталкиванием от ответственности за сделанный выбор. Ответственность таких людей - детская ответственность в виде неисполненного обещания ответа. Взаимодействие таких людей - это, по сути, детские игры - репетиция жизни. Цели таких людей - это детские цели - овладеть взрослыми аксессуарами, взрослой формой без взрослого содержания, как пробуют дети курить в семь лет, чтобы перепрыгнуть в мир взрослых. Очень часто люди таким же образом пытаются перепрыгнуть в мир Христа и отравляются, как семилетние курильщики.
При таком положении вещей Церковь, к великому сожалению, играет лишь роль института по охране детства, по охране инфантильности.
Еще в конце прошлого века Фридрих Ницше писал в своей знаменитой работе "Так говорил Заратустра" (Москва, "Мысль", 1990): "Поистине долго придется нам ждать, пока кто-нибудь опять воскресит тебе твоего Бога. Ибо этот старый Бог не жив более: он основательно умер". Мне
