Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Загубленные гении России
(страница 18)
Непонимание Вернадского по части геохимии в общем и целом коренится в физическом постулате о генетическом постоянстве и неизменности атомного состава Земли, откуда и суждение Вернадского о "биогенной миграции" отождествляется с транспортабельной функцией атомов и химических элементов. Потому в большой науке, в частности, казённой геохимии, стерилизуется или попросту игнорируется глубокомысленное постижение великого учёного: "Геохимия доказывает тесную связь живого вещества с историей всех химических элементов, она нам являет его как часть организованности земной коры, совершенно отличную от косной материи"(1983, с.251; выделено мною - Г.Г.). В основе этого постижения гнездится смысл возвещения Вернадского об "индивидуальных атомах", в свете которого "биогенная миграция атомов" есть не что иное, как индивидуальная история атомов или группы атомов - химического элемента, где транспортабельная способность атома становится либо конечным последствием, либо побочным эффектом.
Самое полное представление о новаторском даровании Вернадского как автора биогеохимии даёт блистательно составленная им геохимическая история марганца, взятого в качестве индивидуального атома. Биография марганца подана им во всех возможных ракурсах и аспектах- генетическом , парагенетическом, минералогическом, петрологическом , седиментогенном, - но апофеозом стало биогеохимическое лицо марганца - прекрасный образец квазиоткровенного мышления Вернадского. Вернадский сообщает: "Марганец даёт минералы, он находится в состоянии рассеяния, он входит во все живые организмы и в природные воды. Соединения, наиболее богатые марганцем, содержат до 77% металла (например, минерал манганазит MnO). Вместе с тем он находится в состоянии чрезвычайного рассеяния, например, всегда в наиболее чистых соединениях кальция...Марганец присутствует в каждом организме, в каждом микробе, в количестве, совершенно для нас неуловимом, и вместе с тем он на земной поверхности даёт скопления в миллионы тонн. Его история в каждой из земных оболочек совершенно разная" и продолжает: "В силу этого история марганца в земной коре кажется запутанной; в одном и том же минерале атомы марганца отличаются разной валентностью и очень различными химическими свойствами"(1983, с.с.83,86). Валентность элемента и его химические свойства есть главнейшие диагностические критерии, по которым один элемент отличается от другого и которые служат индивидуальными признаками самого элемента, и следовательно, в природных условиях марганец наличиствует в форме различных и разнотипных элементах - окислах, солях различных кислот, двух-, трёх- и четырёхвалентных соединениях; свою лепту вносит и геологическое время - кембрийский марганец далеко не однотипен с марганцом плейстоценового возраста. Понятно отсюда стремление Вернадского назвать "атом ХХ в." другим именем..
Таким образом, в естественной истории отсутствует строго обозначенный атом марганца, облик которого определён местом в таблице Менделеева под N25, - этим номером именуется лабораторный марганец, а природный марганец несёт в себе множество модификаций и самая важная и определяющая, - Вернадский особо настаивает на этом, - из них является биогеохимическая. Вернадский умозаключил историческую сводку по марганцу: "Мы теперь можем сказать, что в биосфере миллионы тонн марганца находятся в непрестанном биогеохимическом движении, входят и выходят из живого вещества...Таким образом, живое вещество играет очень большую роль в геохимической истории марганца, оно совершенно преображает её, вызывает создание новых, сильно окисленных его соединений. Можно видеть в марганцевых организмах, в бактериях, специальное приспособление живого вещества к исполнению этой функции, последствия которой проявляются в многочисленных геохимических процессах; их влияние сказывается на истории всей планеты"(1983, с.с.93,95; выделено мною - Г.Г.). Я особо выделяю последнее, ибо в этой мысле свёрнут идейный замысел геохимии Вернадского в её авторском биогеохимическом представлении. Это обстоятельство тем более заслуживает упоминания, что новаторский опыт Вернадского исторического исследования по типу биографий атомов имел продолжение только в творчестве его любимого ученика - академика А.Е.Ферсмана, о котором будет сказано в дальнейшем. Но поскольку кончина постигла одновременно учителя и ученика (1945 год), то оказывается, что геохимия как история атомов и химических элементов ушла в историческую память, вытесненная статистической геохимией, а шедевральные геохимические миниатюры - этюды о судьбе и жизни отдельных атомов, созданные Вернадским и Ферсманом, до настоящего времени не имеют аналогов.
Итак, впитывая в эмпирическую ткань биосферной теории природный феномен плодородия почвы, Вернадский вобрал в свой научный багаж тенденцию к неприятию главной доктрины академической биологии - борьбы за существование. А с другой стороны, в лице геохимии как истории атомов и химических элементов логия Вернадского обзаводится той же тенденцей, но к непризнанию академической физической схемы мироздания. В совокупном виде наука Вернадского заявляет о себе как самостоятельное ноуменальное образование, находящееся в скрытой оппозиции к доктринальному строю современной научной картины мира, а потому таящее в себе предпосылки и начала некоего нетрадиционного научного видения, какое требуется быть названным неклассической русской либеральной наукой.
Б. БИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ. Вошло в аналитическую привычку делить биосферу Вернадского на две как бы самостоятельные части - живая субстанция и косная субстанция.Несколько утрируя, можно подумать, что в геологическом аспекте сосредоточена эмпирическая часть биосферного учения Вернадского и это соответствует природе академической (классической) геологии, но нельзя сказать, что теоретическая часть его воплощена в биологическом аспекте. Ибо, во-первых, академическая биология не в состоянии воспринять весь теоретический радикализм науки Вернадского и прежде всего с философской стороны, а, во-вторых, структурное строение знания Вернадского непосредственно не подпадает под общезначимый стандарт эмпирическое - теоретическое, хотя он значится тут в пионерах. Биологический аспект здесь ценен и необходим тем, что живая жизнь, являющаяся главной заботой Вернадского, составляет предмет познания в биологии, и на этом формальном базисе глубокомысленные экскурсы учёного находят лучшее понимание, если не по части рецептивности (восприимчивости) суждений, то в отношении постановки проблем.
Великий Сеченов ещё в 1860 году провозгласил: "Организм без внешней среды, поддерживающей его существование, невозможен; поэтому в научное определение организма должна входить и среда, влияющая на него, Так как без последней существование организма невозможно, то споры о том, что в жизни важнее, среда ли, или самое тело, не имеют ни малейшего смысла"(1952, с.553). В биологию это положение ввёл на правах основополагающего постулата академик И.И.Шмальгаузен: "Мы уже рассмотрели дарвиновский принцип естественного отбора в свете новейших данных и видели, что он основан на сложнейшем неразрывном взаимодействии внешних и внутренних факторов. Организм и среда совместно определяют эволюционный процесс"(1983, с.135).Поэтому триада Вернадского - скелет его теории биосферы, который в геологии если и встречает понимание, то исключительно в формальном порядке, - в биологии, казалось, должен просто влиться в фундамент теоретической части науки. Но софийное содержание триады Вернадского тут же выводит её из поля предикации академической биологии, тот же результат ожидает и отношение Вернадского к ключевому понятию современной биологии - понятию эволюции. При всех новациях, внесённых биологией, вооружённой дарвиновской идеей, в общепринятое спенсеровское понятие эволюции, в силе остаются спенсеровские критерии: исходный пункт эволюции и общая динамическая схема развития. Динамически эволюция раскрывается в бесконечность, двигаясь в направлении максимального совершенствования и предполагая некую начально-примитивную величину, воплощённую в понятие о первоисточнике эволюционного движения. Это последнее несущей конструкцией пронзает все научно действующие системы и имеет различные наименования: архе Анаксимандра, первосущность Аристотеля, первотолчок Ньютона, первопричина Лайеля, первоатом Гамова, начальные условия в космогонии; Низами чудными строками передал это ощущение:
"Мне тайну разъясни
Первичного движенья
Для нас его закон -
Начало постиженья"
А у Вернадского отношение к этому "закону постиженья" нескрываемо ироническое: "Это часто забывают, считая, что, раз наблюдается закономерно протекающий процесс изменения организмов, перехода одних их построений с ходом времени в другие, этот процесс должен был иметь исходный пункт, к которому можно прийти, уходя в глубь времени"(1988, с.134).
Биологическая часть творения Вернадского,- именно та, где живая жизнь поставлена не только предметом познания, но и методом познания, - зиждется на небольшом количестве априорных допущений, данных в квазиоткровенной манере Вернадского, тобто несистематизированно, в форме отдельных озарений ума. Вместе с тем данные откровения глубокомыслия достаточно легко допускают сочетания в две важнейшие аксиомы биосферы: 1."...живое вещество является одной из форм нахождения химических элементов" и "На земной поверхности нет химической силы, более постоянно действующей, а потому и более могущественной по своим конечным последствиям, чем живые организмы, взятые в целом"(1926, с.25) и к тому же: "Живое вещество есть самая мощная геологическая сила, растущая с ходом времени"(1965) и 2. "Пределы биосферы обусловлены прежде всего полем существования жизни"(1926).
