Реклама
Книги по философии
Мартин Бубер
Я и ТЫ
(страница 17)
И только когда возникнут обе (и пока они существуют) - связь времени в освященной отношением жизни и связь пространства в общине, объединенной Центром, только вместе с ними вокруг невидимого алтаря возникает и существует мир, выхваченный духом из всеобщей субстанции эона*. Этот мир - дом и обитель человека в космосе.
* Эон - вечность, метакосмическая эра. - Прим. ред.Встреча с Богом происходит не для того, чтобы человек занимался Богом, а для того, чтобы он подтвердил, что мироздание исполнено смысла. Всякое откровение есть призыв и возложение миссии. Но вместо того чтобы ее осуществлять, человек вновь и вновь размышляет об Открывающем Себя; он хочет вместо мира заниматься Богом. Только теперь ему, погруженному в рефлексию, не противостоит больше никакое Ты, он не может ничего другого, кроме как вложить Божественное Оно в вещественность, верить, что он знает Бога как Оно, и говорить о Нем. Как эгоцентрик, вместо того чтобы непосредственно переживать что-то - восприятие или склонность, - размышляет о своем воспринимающем или испытывающем склонность Я и тем упускает истину события, так и человек, исследующий Бога (что, впрочем, прекрасно уживается в одной душе с эгоцентризмом), вместо того чтобы позволить дару совершить свое действие, размышляет о Дающем и упускает обоих.
Если ты послан с миссией, Бог остается присутствующим для тебя; тот, кто исполняет миссию, всегда имеет Бога перед собой; чем добросовестней исполнение, тем сильнее и постояннее близость; конечно, он не может заниматься Богом, но он может беседовать с Ним.
Напротив, рефлексия делает Бога своим объектом. Кажущееся приближение к Первооснове на самом деле относится к мировому движению отдаления, так же как кажущееся отдаление того, кто выполняет миссию, на самом деле относится к мировому движению приближения к Первооснове.
Потому что оба главных метакосмических движения в мироздании - экспансия в его собственное бытие и стремление к единению* - находят свою высшую человеческую реализацию, истинную духовную форму своей борьбы и своего примирения, своего смешения и своего разделения в истории связи человека с Богом. В стремлении к единству слово рождается на Земле, в экспансии самобытия оно окукливается в религию, в новом порыве к единству оно возрождается вновь окрыленным.
* С Богом.- Прим. ред.Здесь властвует не произвол - хоть иногда движение к Оно и заходит так далеко, что угрожает пресечь, приостановить движение к новой встрече с Ты.
Грандиозные откровения, на которые ссылаются религии, по своему существу подобны не привлекающим к себе внимания откровениям, которые происходят повсюду и во все времена. Грандиозные откровения, имевшие место в начале созидания великих общностей и в другие поворотные моменты истории, суть не что иное, как вечное откровение. Но откровение не изливается в мир через того, кто его воспринимает, как через воронку: оно совершается с ним, оно захватывает все стихии его существа во всей неповторимости их естества и переплавляет его в своем пламени. И человек превращается в "уста"* откровения именно уста, а не рупор, не орудие, а орган речи, звучащий по собственным законам; а звучать означает окрашивать звук**.
* См.: Шемот (Исход) 4:16. - Прим. ред. ** У Бубера: lauten heisst umlauten. - Прим. ред.Есть, однако, качественное различие между историческими эпохами. Есть созревание времени, когда подавленная, истощенная стихия человеческого духа достигает скрытой готовности, в такой жажде и в таком напряжении, что она ожидает лишь Его прикосновения, чтобы прорваться наружу. Откровение, которое тогда совершается, охватывает всю созревшую стихию, во всем ее своеобразии, переплавляет ее и вкладывает в нее образ, новый образ Бога в мире.
Так в ходе истории, в трансформации человеческой стихии все новые области духа и мира возвышаются до образа, призываются в образ Бога. Все новые сферы становятся местом теофании*. И действует здесь не только человек и не только Бог - но Бог и человек. Посланный откровением уносит в себе образ Бога - как Он ни сверхчувствен, Его образ запечатлелся в очах человеческого духа, в совсем не метафорической, а вполне реальной зрительной силе духа. Дух отвечает и созерцанием, образотворческим созерцанием. Хоть мы, земные существа, и не видим никогда Бога без мира, а видим только мир в Боге, - созерцая, мы вечно созидаем образ Бога.
* Теофания - Боговоплощение. - Прим. ред.Образ - тоже смесь Ты и Оно. В вере и культе он может застыть в предмет; но благодаря неотъемлемому свойству отношения, продолжающему жить в нем, образ будет вновь и вновь обретать присутствие. Бог близок к Своим образам, пока человек не отодвигает их от Него. В истинной молитве вера и культ объединяются и очищаются в живой взаимосвязи. То, что истинная молитва живет в религиях, свидетельство их истинной жизни; покуда она живет в них, они живы. Вырождение религий означает вырождение молитвы: способность к отношению все более заглушается в них предметностью, и все труднее всем нераздельным существом говорить Ты, и чтобы суметь сделать это, человеку приходится в конце концов уйти из ложной защищенности в риск бесконечного, из общности, которую теперь венчает лишь купол храма (а небосвод - уже нет), - в последнее одиночество. Относить такой порыв к субъективизму означает совершенно не понимать его: жизнь пред Ликом есть жизнь в единой реальности, в единственно подлинной "объективности", и человек хочет спастись в подлинно сущую - из кажущейся, иллюзорной объективности, прежде чем она затмит его истину. Субъективизм выхолащивает веру в Бога, объективизм - овеществляет Его, объективизм - ложное упрочение, субъективизм - ложное освобождение, и оба - отклонение от пути реальности, оба - попытка подменить ее.
Бог близок к Своим образам, если человек их от Него не отдаляет. Если же экспансия религии подавляет стремление к единству и отдаляет образ от Бога, то меркнет образ: уста мертвы, руки повисли, Бог не знает его больше, и вселенский дом, построенный вокруг Его алтаря, человеческий космос - рушится. И человек, в затмении истины, уже не видит, что произошло.
Произошел распад слова.
В откровении слово есть сущее, в образе - действующее, во власти умершего оно обретает авторитетность.
Таково движение и обратное движение вечного и вечно присутствующего слова в истории.
Времена, когда звучит живое слово, - это те времена, когда обновляется единство Я и мира: времена, когда властвует действенное слово, - это те времена, когда сохраняется согласие между Я и миром; времена, когда слово становится авторитетным, - это такие времена, когда происходит утрата реальности и отчуждение между Я и миром, когда воцаряется злой рок, - пока не придет великое потрясение, и остановка дыхания во тьме, и молчание, исполненное готовности.
Но эта смена - не порочный круг. Она - путь. В каждом новом зоне рок давит все тяжелее, повороты - все круче. И теофания - все ближе, она приближается к сфере между существами: приближается к царству, которое сокрыто среди нас - между нами. История - это таинственное приближение. Каждая спираль ее пути приводит нас ко все более глубокой порче и одновременно - ко все более кардинальному возвращению*. Но событие, мирская сторона которого называется возвращением, на своей иной, Божественной стороне называется спасением.
