Реклама
Книги по философии
Мартин Бубер
Я и ТЫ
(страница 4)
Конечно, переживание встречи у первобытного человека не было отмечено кроткой симпатией; но уж лучше насилие над живым, реально воспринимаемым существом, чем призрачная забота о безликих числах! От первого путь ведет к Богу, от второй - лишь в Ничто.
* * *
ЛИШЬ КРАТКИЕ ПРОБЛЕСКИ развития основных слов во времени приоткрывает наш дикарь, чья жизнь, будь она даже полностью раскрыта перед нами, может дать лишь искаженное представление о жизни настоящего первобытного человека. Более полное знание мы получаем от ребенка.
Здесь нам становится отчетливо ясным то, что духовная реальность основных слов возникает из природной реальности; для основного слова Я-ТЫ - из природного единства, а для основного слова Я-ОНО - из природной разъединенности.
Жизнь ребенка до рождения есть чисто природная взаимосвязь, взаимоперетекание и телесное взаимодействие; причем жизненный горизонт становящегося существа неким уникальным образом кажется и вписанным, и в то же время выходящим за пределы жизни вынашивающего его существа - ибо дитя покоится не только в чреве матери. И столь беспредельно космический характер имеет эта связь, что всего лишь отблеском наидревнейшего звучит древнееврейское агадическое изречение: "Во чреве матери человек знает вселенную, при рождении он забывает ее". И эта связь навсегда остается в человеке как тайно вожделенный образ. Стремление к нему вовсе не означает тяги назад, как думают те, что в духе - путая его со своим интеллектом - видят паразита природы: напротив того, он, при всей своей подверженности разнообразным болезням - ее прекраснейший цветок. Нет: это вожделение означает, что существо, в котором распустился цветок духа, тоскует по космической связи со своим истинным Ты.
Каждое человеческое дитя, как и все живое, при своем становлении покоится во чреве великой матери: нерасчлененного, дообразного первичного мира. Отделяясь от нее, оно становится личностью, со своей жизнью, и уже только в часы мрака, когда мы ускользаем от личного существования (от ночи к ночи это повторяется с каждым здоровым человеком), становимся мы вновь к ней близки. Это отделение не происходит, однако, так внезапно и катастрофически, как отделение от телесной матери; ребенку дано время, чтобы заменить утрачиваемое им природное единство с миром на связь духовную, т. е. на отношение.
Из раскаленной тьмы хаоса он вышел на холодный свет творения, но он еще не владеет им, он еще должен вызвать его к жизни и превратить в реальность для себя, он должен увидеть свой собственный мир, услышать, нащупать, выразить его. Творение раскрывает свою образную природу во встрече; оно не изливается в выжидающие органы чувств, а встает навстречу сознанию постигающему. Что для сформировавшегося человека становится привычным предметом окружения, то человек формирующийся должен искать и добывать в напряженных усилиях; ни одна вещь не является изначальной частью опыта, ничто не раскрывается иначе, как во взаимодействии с тем, что предстоит перед ним. Как дикарь, ребенок живет между сном и сном (да и большая часть яви - еще тоже сон), во вспышках и отражениях встречи.
Изначальность стремления к отношению проявляется уже на самой ранней, самой смутной ступени. Еще до того, как становится возможным восприятие отдельного, робкий взгляд уже устремлен в туманное пространство, к чему-то неопределенному; и в те минуты, когда явно нет потребности в пище, нежные, еще не оформившиеся руки по видимости бесцельно блуждают, совершая неуверенные движения в пустоте, как бы ища встречи с чем-то неопределенным. Пусть скажут, что это проявление животного начала, - это не поможет понять происходящее. Ведь тот же самый взгляд после долгих попыток сосредоточиться, остановится на красном узоре ковра и не оторвется от него, пока ему не откроется душа красного; те же самые движения уловят телесную форму и определенность мохнатого плюшевого мишки и обретут любовное и незабываемое знание тела в его цельности; ни то ни другое не является познанием какого-либо объекта, в обоих случаях происходит общение ребенка - разумеется, лишь в "фантазии" - с тем, что предстает перед ним в живой действительности. (Эта "фантазия", однако, ни в малейшей степени не является "анимизацией" - одушевлением окружающего; это - стремление делать все своим Ты, потребность вступить в отношение со всем миром; и там, где нет живой воздействующей реальности - а есть только ее изображение или символ, - эта потребность добавляет живое действие от своей полноты.) Еще звучат обращенные в пустоту, бессмысленно и настойчиво, отрывочные нерасчлененные звуки; но однажды именно они неожиданно превратятся в беседу. Многие из движений, которые называют рефлексами, служат прочным мастерком для строительства личности в мире. Как раз неверно, что ребенок сначала воспринимает объект и только потом уже вступает в отношение с ним; нет: первое - это стремление к отношению, это рука, округленная так, чтобы к ней прильнуло предстающее перед ним; второе - отношение к нему, бессловесный прообраз слова Ты; становление вещей - более поздний продукт, возникающий из расщепления первичного опыта, из разъединения связанных партнеров - так же как и становление Я. В начале стоит отношение: как категория бытия, как готовность, постигающая форма, модель души; а рпоп отношения; врожденное Ты.
Переживаемые отношения - это реализация врожденного Ты в Ты встреченном; то, что это последнее может быть понято как предстоящее, воспринято в его исключительности и, наконец, то, что к нему может быть обращено основное слово, - вытекает из априорности отношения.
В инстинкте контакта (стремления сначала осязательно, а затем зрительно "касаться" другого существа) врожденное Ты очень скоро полностью реализует свое предназначение, так что он начинает все более отчетливо означать взаимность, "нежность". Но и появляющееся позднее стремление к творчеству (стремление к созданию вещей синтетическим или, если это невозможно, аналитическим путем - расчленяя и разрывая) также определяется врожденным Ты, так что происходит "персонификация" созданного, рождается "беседа". Раскрытие души ребенка неразрывно связано с развитием потребности в Ты, со сбывающимися надеждами и с разочарованиями, с игрой его экспериментов и трагической серьезностью его растерянности. Любая попытка объяснить этот феномен в рамках более узкого подхода затрудняет его понимание; к настоящему пониманию можно прийти, если при истолковании феномена помнить его космически-метакосмический источник: происхождение из того нерасчлененного, дообразного первичного мира, откуда целиком вышел рождаемый в мир телесный индивид, еще не оформившийся, не актуализовавшийся как личность: ей (личности) предстоит лишь постепенно, и именно через вхождение в отношения, развиться из этого первичного мира.
* * *
ЧЕРЕЗ ТЫ ЧЕЛОВЕК становится Я. Противостоящее приходит и исчезает, события-отношения множатся и рассеиваются, и в этой смене становится все более ясной, усиливаясь раз от разу, неизменность партнера, приходит осознание Я. Правда, оно возникает все еще в паутине отношения, в связи с Ты, как возможность различить того, кто стремится к Ты, пока однажды не разорвется связь и в какой-то краткий миг Я окажется противостоящим самому себе, изолированному, как некоему Ты, чтобы затем тотчас овладеть собой и отныне вступать в отношения, уже осознавая себя.
И только теперь может сформироваться другое основное слово. Потому что даже тогда, когда Ты отношения все больше бледнейте, оно не превращалось оттого в Оно для некоего Я, в объект изолированного восприятия и познания, как это будет отныне; нет, скорее Ты превратилось как бы в Оно для себя самого, в такое Оно, которое поначалу не замечают, но которое ждет возрождения в новом событии-отношении. И пускай тело, созревающее в личность, выделяло себя из окружающего мира как носителя своих ощущений и исполнителя своих желаний это было лишь сопоставление для ориентации, а не абсолютное размежевание Я и его объекта. Теперь же выступает отделившееся Я, выступает преображенным: утрачивая жизненную полноту, съеживаясь до функциональной одномерности познающего и использующего субъекта, Я подступает ко всякому "Оно для себя", овладевает им и составляет с ним другое основное слово. Человек, обретший Я и говорящий Я - Оно, встает перед вещами, но не лицом к лицу с ними в потоке взаимодействия; склоняясь над отдельными вещами с объективирующей лупой или направляя на них объективирующий бинокль, организуя их в некую картину, изолируя их в наблюдении, но без чувства их исключительности, или связывая их в наблюдении, но без чувства мирового единства; первое (исключительность) он мог бы найти лишь в отношении, второе (единство) - лишь через отношение. Теперь впервые он познает вещи как суммы свойств. Разумеется, каждое пережитое отношение оставило в его памяти свойства, принадлежащие Ты, но только теперь вещи для него складываются из своих свойств: только лишь по воспоминанию об отношении человек восполняет - в мечтах, образах или размышлениях, смотря по своему характеру, - то ядро, ту сущность, которая властно, обнимая собой все свойства, открывалась ему в Ты. И опять-таки впервые он теперь размещает вещи в пространстве и времени, устанавливает связь причин, впервые каждая из них получает свое место, свой срок, свою меру, свою обусловленность. Правда, и Ты является в пространстве, но в ситуации, когда оно предстает в своей исключительности, когда все другое может быть лишь фоном, из которого оно выступает, но не его границей или его мерой; Ты является во времени, но во времени замкнутого в себе события, которое переживается не как часть непрерывной и четко расчлененной последовательности, но в "длительности", чей исключительно напряженный темп определим лишь из нее самой; Ты является, наконец, как нечто действующее и испытывающее действие, но оно не включено в цепь причинности, а - в своем взаимодействии с Я - есть начало и конец происходящего. И это сопряжено с основной истиной человеческого мира: только Оно может быть упорядочено. Лишь когда вещи из нашего Ты превращаются в наше Оно, возникает возможность их координирования. Ты не знает системы координат.
