Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Слезы мира и еврейская духовность
(страница 15)
Творческий замысел трактата о русском еврействе Солженицын передает словами: "Чувство же, которое ведет меня сквозь книгу о 200-летней совместной жизни русского и еврейского народов, -- это поиск всех точек единого понимания и всех возможных путей в будущее, очищенных от горечи прошлого" (2001,ч.1,с.6; выделено мною -- Г.Г.). Высказанное тут благородство цели, однако, есть лишь внешняя благозвучная оболочка, за которой скрывается стремление к очищению, уроков истории -- методологически самая слабая, а то и порочная сторона солженицынского экскурса в еврейскую историю, на что в дальнейшем изложении будет указано особо. Побуждение что-либо убрать, приукрасить либо очистить историческую действительность, есть покушение на эту самую действительность, прямо обратное потребности в исторических знаниях, как стимулах и мотивах. Процедура "очищения" в своих конечных результатах приводит к изгнанию из исторического исследования установки на понимание сути свершившегося явления или события -- основной задачи в историческом познании. Благие намерения, какими руководствуется в данном случае Солженицын, становятся шаткими и малообоснованными, попросту испаряясь в завершающем итоге. Потому-то эти намерения полностью игнорируются израильской критикой, исповедующей тот же предвзятый подход "очищения", но с прямо противоположными намерениями. Методологический подход, куда входят выбор способа и установка цели исследования, составляет самую важную начальную стадию изучения при всех видах познания, но при историческом исследовании его ценность усиливается многократно. Поэтому серьезность исследовательской операции предусматривает обоснование метода познания и указание на аналитические средства.
Солженицын пишет: "Для этого -- погружаюсь в события, а не в политику, Стремлюсь показать. Вступаю в споры лишь в тех неотклонимых случаях, где справедливость покрыта наслоениями неправды" (2001,ч.I,с.6). В методологическом плане здесь дается отпор установившемуся предрассудку, что истина рождается в споре, -- истина порождает споры, но никак не наоборот, -- и Солженицын негласно солидаризуется с З.Фрейдом, утвердившим, что спор не является отцом истины. А что является? Где и как искать истину? Что следует показать? С позиций современной методологии исторического исследования сомнений тут не должно быть: истина таится в фактах и только тщательное изучение фактов может привести к истинному историческому познанию. Эффективность этого метода исследования всецело зависит от позиции историка-наблюдателя, которому предписывается роль объективного, то есть независимого от посторонних влияний и внутренних побуждений, регистратора событий. По утверждению израильской историка профессора Арона Черняка, поставившего с позиции этого метода самую низкую оценку сочинению А.И.Солженицына, выходит, что "... историк здесь не может быть адекватен человеку. Историк не имеет право на чувственную любовь, его любовь может быть лишь рассудочной" ("Еврейский камертон" 25.09.2001). Итак, историк "не адекватен человеку", -- не более и не менее... Звучит жутковато. Истина, следовательно, есть результат любви по расчету ("рассудочная любовь) между фактом и наблюдателем. Главным критерием истинности в данном случае выступает "степень полноты источниковой базы" исследования, -- как безапелляционно заявляет А.Черняк: "И лишь на этой научно обоснованной, а не эмоциональной базе мы имеем деловое и нравственное право на те или иные окончательные оценки, в том числе и личного характера имеем право рассматривать книгу и как политический документ" ("Еврейский камертон" 20.09.2001.).
Иную разновидность этой методологии представляет другой ее апологет -- Л.Н.Гумилев, который прекрасно знает, что посредством метода, столь возносимого А.Черняком, "... можно подобрать любые цитаты, а противоречащие опустить. Этим способом можно "доказать" все, что хочет историк или его заказчик, а заказы были разные, от восхваления до поношения, со многими градациями. Научным методом следует признать "средний путь" -- применение системного подхода к истории. В системологии рассматриваются не отдельные факты-элементы и не предвзятые оценки, а связи между событиями, невидимые очевидцу и не известные позднему интерпретатору. Зато они видны историку широкого профиля, обобщающему не цитаты, а факты, отслоенные от эмоций информаторов и интерпретаторов. Конечно, при этом исследователь "наступает на горло собственной песне", но это надо делать для получения достоверного результата, да и ради исторической справедливости" (Не лишним будет напомнить, что суть этногенетической истории, проповедуемой Гумилевым на базе системного подхода, в основном сводится к наличию неких народов, называемых этносами-химерами, которые, лишенные своего географического пространства и государственности, блуждают между коренными монолитными суперэтносами в поисках возможностей для проникновения вовнутрь последних.. Гумилев поучает: "Когда под влиянием соседних культур в этнический системе происходит раскол поля, то в образовавшуюся щель, как в открытую рану, вползают вредоносные "бактерии" и мешают естественному заживлению" (1992,с.с.331,241). Стереотипом злокачественного этноса-химеры Гумилевым показан еврейский этнос, а это означает, что сей "историк широкого профиля" возводит антисемитизм в исторический принцип.)
Позу "историка широкого профиля" принял означенный профессор А.Черняк, предавая анафеме сотворенное Солженицыным на еврейской ниве, но при этом авторитетно признает, что у Солженицына "Литература по истории вопроса привлекается весьма часто, книга обильно оснащена в библиографическом плане многими постраничными ссылками, довольно точными по исполнению". Тогда как другой "историк широкого профиля" Николай Руденский заявляет не менее уверенно: "На самом деле уже одна скудость и неполноценность источниковой базы не позволяет отнести солженицынскую книгу к категории научной литературы" (""Еврейский камертон" 16.08.2001.). А еще один "историк широкого профиля" Роман Окунь нашел отклонения во всех фактах, сообщаемых Солженицыным в первой части своей работы (на корректорском жаргоне такая операция называется "ловлей блох" и Р.Окунь "наловил блох" объемом "книжных страниц I50"); автор воздерживается от общей оценки солженицынской книги, но и так ясна итоговая оценка сочинения, содержащего такую массу ошибок ("Еврейский камертон" 4.10.2001). Американский представитель "историков широкого профиля" Семен Резник поведал о том, что на тему о рекрутских наборах евреев при Николае I имеется обширная литература, -- только в книге М.Станиславского библиографический список занимает 10 страниц, и с возмущением изрекает: "Весь этот богатейший материал не использован Солженицыным". На этой основе С.Резник представляет характеристику того, что он называет "методом Солженицына": "Приводится множество цитат, содержащих массу всяких подробностей -- важных и второстепенных, достоверных и сомнительных, вплоть до апокрифических. Приводятся различные высказывания и оценки, которые во многом противоречат друг другу и даже исключают друг друга, но автор не пытается свести их к общему знаменателю" (2003,с.с.39,22).
Словоморфизмы "наступить на горло собственной песне", "историк не адекватен человеку" суть аллегорические иносказания об академической исторической теории -- материалистическом понимании истории, которая в советской науке именовалась "историческим материализмом" -- высшим выражением фактологической идеологии. Культивирование факта и категорическое требование объективности как условия исторической достоверности ("степень полноты источниковой базы" А.Черняка) составляют действующую методику материалистического понимания истории и основные взыскания к сочинению Солженицына, единодушно возводя его в ранг русского антисемита, опираются и вытекают из фактологических претензий. Но оказалось, что в духовной сфере, то есть там, где формируется исторический опыт и главные последствия исторических уроков, фактологический подход, посредством которого так уверенно вскрывают "антисемитское нутро" русского писателя, сам по себе порочен и внутренне несостоятелен. Для демонстрации этого обстоятельства я обязан использовать то средство, какое более всего понятно в среде фактопочитания, то есть живые факты, свидетельствующие о том, что факты как таковые не имеют значения безоговорочных аргументов именно в антисемитской диагностике и факт, взятый как категорический императив или эмпирическая данность, не дает однозначного решения антисемитской проблемы и именно в этой отрасли подразделяется на различные функциональные типы. Из огромной массы примеров я приведу лишь некоторые, более понятные с позиции рассматриваемой темы.
Николай Руденский говорит о "болезненно юдофобском" выступлении известного в начале XX века педагога, писателя и философа В.В.Розанова и видит антисемитскую ориентацию Солженицына в том, что он "сочувственно цитирует" Розанова. Как и положено в том методическом ключе, в каком ведет свою критику автор, он излагает избирательно только часть правды и не доводит факт Розанова до его целокупности. А действительность такова, что за разнузданные литературные пассажи против евреев, Розанов был подвергнут общественной обструкции и Петербургское религиозное общество "... выразило осуждение приемам общественной борьбы, к которым прибегал В.В.Розанов, и присоединилось к заявлению совета о невозможности совместной работы с В.В.Розановым в одном и том же общественном деле". Столь единодушный отпор антисемитизму (с публичным и непубличным порицанием Розанова выступила большая часть ведущих деятелей русской культуры) есть беспрецедентный акт для западноевропейской интеллектуальной среды, но для русского мыслящего и чувствующего сословия такая реакция является характерной и показательной, что подчеркивается Солженицыным. Антисемитскую окраску имели, как правило, литературные экспромты Розанова, но в своих философских эссе он излагает совершенно иное: "Всюду евреи и входят к другим народам не только с ласкою и пользою (оживление), но и с истинным влечением, вот как к мужу жена, как к жениху невеста. Этого мы не замечаем ни у одного народа: немцы, французы, наконец, живущие среди нас массами татары -- все они живут среди нас, около нас, но отнюдь не с нами... Да вот таково к все племя -- к тому и я веду речь, -- влюбчивое во всякую окружающую культуру, влюбчивое в племена окружающие, около которых они не могут и не умеют жить только соседями, а непременно вступают с ними в интимность, "заводят шашни", вступают в любовную связь, в подлинное супружество, только не плотски, а духовно, сердечно, образовательно и культурно! Вот их роль!" (1990,с.с.582,583). Во всех отношениях поучителен финал феномена Розанова: перед смертью, которая, как говорят, наступила от голода в 1919 году, Розанов обратился с письмом в Московскую еврейскую общину, которое начинает и заканчивает словами: "Верю в сияние возрождающегося Израиля, радуюсь ему". Так был или не был антисемитом В.В.Розанов? На этот вопрос не может дать однозначного ответа ни Н.Руденский, ни, главное, сам метод познания, а нелепость обвинения Солженицына в этой связи совершенно очевидна.
