Реклама
Книги по философии
Сатпрем
Бунт земли
(страница 8)
Да. Вот куда я собирался войти и... возможно, потерять себя, потому что уже не мог продолжать. Мне говорили: "Невозможно двигаться дальше; дорога... тропа размыта. Это же сезон дождей. Движение закрыто."
Товарницки: Так что, прощай пустыня?
Да.
Я завяз в Зиндере.
Но, тогда, оставалось нечто другое... я всегда держал при себе "Жизнь Божественную". Только эта вещь следовала за мной повсюду.
Товарницки: "Жизнь Божественная", написанная...
Шри Ауробиндо. Да, вот что я искал -- "божественную" жизнь. Да, я не знал, что означает "божественная", но давайте скажем... жизнь, в ко- торой можно было бы "дышать", НАСТОЯЩАЯ жизнь. Не костюм, мнящий себя философом, математиком или кормильцем семьи... Не просто кусок одежды, в котором вы все крутитесь и крутитесь, пока вас не положат в гроб; и тог- да ваша песенка спета.
Я просто не мог так жить.
Для меня "божественной" была та жизнь, где вы могли бы дышать. Это те моменты, когда вы настраиваетесь на нечто... одновременно столь не- объятное и столь "ваше". И все же в этом не было "я". Это как бы... вся земля пульсировала в вас; те моменты были... крайне "полные" и простые.
И именно это я чувствовал в тех вспышках, здесь и там, в течение своей жизни.
Вот что я искал, вот "божественная" жизнь.
Товарницки: Исчезновение эго?
Можно сказать и так, но я не искал философских концепций. Я искал особый способ дыхания.
И, несмотря ни на что, был тот "взгляд", тот "Шри Ауробиндо" там... который смотрел на меня тем образом.
Я был очень, очень опечален, когда услышал, что он "умер", как они говорят. Того взгляда больше там не было. Но "Мать" все еще была там. Она была со Шри Ауробиндо. Она была его спутницей.
Я сказал себе: "В конце концов, может быть секрет там?...". Потому что я мог нарисовать картину: вы складываете одно приключение + одно приключение + одно приключение, но рано или поздно круг замыкается, и вы заканчиваете как профессиональный старатель, профессиональный плантатор, профессиональный моряк... Вы ограничиваете себя, понимаете ли. Вы замы- каете себя в чем-то. Вы просто надеваете другую одежду.
Может быть, они обладали там ... ПОСТОЯННЫМ секретом?
Товарницки: Там -- это где?
У Шри Ауробиндо, в Пондишери.
Я подумал: "Как насчет того, чтобы отправиться туда и посмотреть?"
Но было и неприятие, потому что это был "ашрам". Это означало сте- ны. Но я чувствовал: "По крайней мере, там есть один человек. Это `Мать', спутница Шри Ауробиндо. Возможно, секрет все еще ждет меня там?"
Поэтому на все оставшиеся деньги я купил билет на самолет и от- был... назад, в Индию... попытаться найти секрет. Но не просто мимолет- ный секрет -- ту Вещь, которая была бы ЭТИМ способом дыхания каждую ми- нуту в течение всего дня. Нечто постоянное, нечто свободное ото всех одеяний -- нечто естественное!
(короткое молчание)
Никто не живет естественно.
Все в жизни искусственно. Все. В тот момент, когда вы обосновались в чем-то, эта вещь, неважно, что это, становится искусственной.
Я должен был найти... то состояние, где вы живете без искусственных приспособлений, где нечто в вас просто ПУЛЬСИРУЕТ, просто издает челове- ческий "звук". И поэтому вы переживаете все великолепие, чем вы являе- тесь.
Поэтому я вернулся в Индию.
Мне было тридцать.
И это... другое приключение. Но радикальное. Не приключение, кото- рое совершает полный круг и делает вас узником.
Это было действительно... ЭТО Приключение. То, которое не ограничи- вает вас.
Товарницки: То, в котором Вы находитесь и сегодня?
О, да! Да, конечно же...
Это единственно... возможный способ дыхания.
Товарницки: Вы теперь опять готовы странствовать по дорогам. Никто
точно не знает, что происходит вокруг Вас, в Вас -- все же та же
самая проблема, на самом деле. Поэтому давайте начнем наш первый
разговор об Индии, куда Вы вернулись после поездки в Египет.
Сатпрем: Нет, поездка в Египет состоялась многими годами раньше, когда я в первый раз прибыл в Индию. Теперь же я направлялся прямо в Пондишери.
Я действительно находился в смятении.
Меня отпугивал ашрам... я знал это -- я прошел через множество приключений и думал: "Хорошо, теперь это...". Увидеть Мать (Мать была спутницей Шри Ауробиндо), пойти в тот ашрам -- я чувствовал, что нельзя себе позволить кое-как подойти к этому приключению. И если это приключе- ние не удастся, то это будет означать нескончаемый круг тупикувых прик- лючений. Нечто... нечто должно было произойти.
(короткое молчание)
Но Мать... я видел ее вместе со Шри Ауробиндо, прежде чем проделать свой полный круг. И у нее был... у нее был несколько иной взгляд, чем у Шри Ауробиндо.
Немного другой взгляд.
В действительности, то, что потрясло меня, когда я увидел Мать, был ее взгляд... Казалось, что лишь впервые кто-то взглянул на меня с лю- бовью.
Это был взгляд, который... глубоко проникает в ваше сердце и как бы прорывает нечто там, заставляя открыться -- довольно ошеломляющее пере- живание, и немного... пугающее, вы знаете. Я косился на нее.
Но никто и никогда не смотрел на меня подобным образом.
Никто не показывал мне такой любви.
Я встретил... прежде всего, была моя собственная мама, которая очень любила меня. Чудесная -- замечательная -- женщина, поистине моя мать, и не просто по паспорту или свидетельству о рождении.
Но во всех взглядах, которые только встречал, я всегда наталкивался на что-то, что пыталось "взять" или ОЖИДАЛО что-то от тебя.
Но здесь, с Матерью, все было очень странно. Было, главным образом, что-то вроде "мощи" любви. И вы чувствовали, что эта любовь не стремится взять что-либо, а просто глубоко, глубоко, глубоко погружается в вас, подобно... МЕЧУ, как бы стремясь ПРИКОСНУТЬСЯ к корням вашего существа.
Это взгляд очень потряс меня.
Это не как со Шри Ауробиндо. Шри Ауробиндо смотрел на вас... и вы ощущали неимоверность, бесконечность. Вы чувствовали себя так, как если бы растворялись там, переносясь сквозь века и тысячелетия, и взгляд тот был мягким, это было подобно гигантскому снежному заносу. И вы теряли себя там, это было... О, не было больше слов; все было кончено, и вы чувствовали себя так... так удобно! Вы чувствовали себя как бы дома, в той стране, которую вы всегда знали.
Но с Матерью было... было совершенно необычно -- это был меч. Но меч, наполненный любовью. Это не было путешествием в бесконечность; ее взгляд устремлялся прямо вниз, в материю, в "сердце" (для меня, по край- ней мере).
Это было очень, очень ошеломительно, очаровательно, и... это был настоящий вопрос для меня. Потому что была неоспоримая истина того взгляда -- он проникал слишком глубоко. И, в действительности, я вернул- ся ИЗ-ЗА того взгляда. Я хотел понять. Этот меч она направляла в ваше самое сокровенное существо -- я хотел знать, куда именно он входил. Если он вообще куда-то входил! И я был готов отправиться туда. Вот что инте- ресовало меня.
Поэтому я прибыл в Пондишери.
Мне было тридцать.
И я действительно чувствовал себя немного "не в своей тарелке". Я боялся того ашрама.
Помню, как я гулял по берегу моря. Там были катамараны, вытащенные на сушу, и я пристроился за одним из них, чтобы выкурить свою сигарету. Я подумал: "Ну, мой дорогой, это твоя последняя сигарета. Выкуришь и пойдешь в ашрам." (смех) Я не чувствовал себя непринужденно в этой... ситуации. Но все так и было.
Вечером я пошел на Плэйграунд ашрама, где собирались все ученики. И Мать тоже обычно приходила туда.
В этом ашраме они делали массу физических упражнений. Я немного по- наблюдал, как ученики строятся в шеренги и колонны и делают свои упраж- нения. Меня охватил ужас. "Уеду отсюда первым же поездом", -- сказал я себе, -- "Прочь отсюда! Не могу это принять. Не могу оставаться здесь!"
Но... я очень упрямый. Я же бретонец. Я сказал себе: "Потерпи пару лет. Ты же не собираешься удирать при первой же трудности."
Поэтому я остался.
Но, должен сказать, я боролся ГОДАМИ -- ГОДАМИ. И только Мать мог- ла... удержать меня там. Потому что это было так противно моей натуре -- мир ашрама был так противен всему моему ощущению свободы, открытости мо- ря, необъятности... Только Мать могла удержать меня и заставить меня по- нять.
Заставить понять нечто иное.
Но я боролся с ней. Действительно -- не могу назвать это никак ина- че -- я боролся в течение... одного, двух, трех лет. На самом деле я бо- ролся почти шесть лет. И я покидал ашрам. И возвращался. И снова покидал.
(короткое молчание)
Но однажды я решил: "Все. Теперь уж точно ухожу. НЕ МОГУ больше здесь оставаться. Не могу принять это." Не могу принять это из-за моей обусловленности... Можете вы представить себе Пондишери, маленький коло- ниальный городок с эстрадной площадкой, сипаями и всем прочим? Весь это мир был просто ужасен для меня. Это было так противно моему способу ды- хания.
Поэтому однажды я решил: "Не могу оставаться здесь. Не могу больше это переносить. Я ухожу."
