Реклама
Книги по философии
Поль Валери
Об искусстве
(страница 88)
1 "Стремление исчерпать, дойти до предела. Странно, что эта холодная ярость уничтожения строгостью мысли тесно связана во мне с болезненным ощущением сжавшегося сердца, с бесконечной по напряжению нежностью" (Cahiers, t. XII, p. 352). "Тетради" Валери буквально пестрят подобными признаниями.
Валери считал значительным своим успехом то, что в ответ на эту "болезненность" сумел представить себя в "кризисный период" в качестве законченной психофизической и мыслительной системы. Исследуя на самом себе законы психики и сознания, он будет пытаться "исчерпать", до конца "осветить" эту систему, дабы превзойти свою "законченность", описываемую внешними по отношению к "Я" обстоятельствами. Он хотел бы овладеть всей совокупностью своих интеллектуальных потенций (см. J. DuchesneGui11emin, Les N dimensions de Paul Valйry. -- В сб.: "Entretiens sur Paul Valйry", Paris, 1968, p. 23 и дальше).
Это личностное тяготение к пределу находит полное соответствие в системе идей, развиваемых Валери, где оно связывается с поиском наиболее отвлеченных основ универсального разума и его операций. Уже во "Введении в систему Леонардо да Винчи" формулируется принцип мыслимого предела всякой непрерывной последовательности. Этой проблеме посвящено много места в тетрадях Валери. Фактически "предел" выступает у него как высшая ступень становления вещи, ее сущность, как она предстает абстрагирующему сознанию. Эта идея, которая была развита еще Платоном (ср.: А. Ф. Лосев, История античной эстетики. Софисты, Сократ, Платон, стр. 157), связывается у Валери с новейшими методами науки, прежде всего математики, и становится, в частности, инструментом анализа явлений искусства.
Известный критик А. Тибоде утверждал в 1923 г., что, так же как Малларме создавал поэзию, чтобы выявить ее сущность, Валери во "Введении в систему Леонардо да Винчи" выступил как критик сущностей, которому наблюдение над творческой личностью и ее созданиями "служит лишь предлогом для размышления о сущностях" (цит. по кн.: "Les chemins actuels de la critique", p. 129). Валери, однако, не наделяет искомые сущности самостоятельным бытием, не зависящим от познавательной и творческой деятельности человека. Эти сущности, которые Валери сперва хотел возвести в искусстве в ранг практических императивов ("чистая поэзия", "чистая орнаментальность" и т. д. ) и которые тем самым отрезали ему пути к творчеству, мало-помалу ограничиваются у него ролью порождающих моделей различных явлений искусства.
2 Обостренное чувство контраста между "быть" и "казаться", пример которого подал ему Малларме, определяет самую сущность идейных поисков Валери, будучи связано с его принципом "деперсонализации" творчества. "Известность", "слава" неизбежно обусловливаются другими и, следовательно, навязываются извне: "персонифицируя" художника, они покушаются на автономность "Я" и его возможностей, отчуждают их. Однако причины этого отчуждения лежат еще глубже. "Все, что относится к разуму, -- записывает Валери, -- представляет собой комедию (суждение это не нравственное, но описательное). Знать = не быть тем, что ты есть. А не быть тем, что ты есть, возможно, реализуемо через действия и позиции. Образом чего и является комедия" (Cahiers, t. IX, p. 907).
Заявленное в "Вечере с господином Тэстом" отрицание всякого социального воплощения с годами претерпело у Валери радикальную трансформацию. Но даже когда он стал широко известен и вынужден был "показать себя", его не покидает чувство "игры". За всем этим стоял неизменный принцип потенциальной "готовности", призванной выражаться во множественности, текучести творческих ипостасей.
Т. С. Элиот замечает: "Его скромность и простота были качествами человека, лишенного иллюзий, который не хотел обманываться в отношении себя и считал бесполезным дурачить других Он мог выступать в различных ролях, но никогда не растворялся ни в одной из них" (T. S. Elio t, Leзon de Valйry. -- Сб.: "Paul Valйry vivant", p. 74).
3 В этой фразе Валери, которую многочисленные комментаторы будут возводить к самым различным философским и другим традициям, коренится многолетнее "безмолвие" Валери-поэта. В таком свете воспринимался "Вечер с господином Тэстом" некоторыми читателями начала века. Андре Бретон, будущий вождь сюрреализма, знавший почти все это произведение наизусть, связывал это безмолвие и личность его носителя с мифом, которым обрастали уход от поэзии и вся судьба Рембо -- "человека, который вдруг отвернулся от своего творения, как если бы по достижении определенных высот оно как бы "отринуло" своего создателя" (A. Breton, Entretiens avec Andrй Parinaud, Paris, 1952).
Но между тем как Рембо смолк "по достижении определенных высот", Валери как художник, при всем значении "Вечера с господином Тэстом", достигает этих высот лишь гипотетически, в мыслимой вероятности. Задачи, им поставленные, были слишком явно непреодолимы, чтобы оставить ему возможность творческого воплощения. Нет ничего более далекого Рембо, который считал, что поэзия должна вести, "опережать действие", нежели это максималистское отречение Валери.
4 Ср.: "Заметка и отступление".
5 Рассматривая проблемы сознания, Валери приходит к выводу, что в работе нашей мысли мы неизбежно отвлекаемся от ее источника и ее процесса. "Мысль маскирует мыслящее. Эффект скрадывает функцию. -- Творение поглощает акт. -- Проделанный путь поглощает движение" (Cahiers, t. XXI, p. 610). Сами же идеи (как -- на другом уровне -- и восприятия) включаются в текст нашей памяти, заданных ассоциаций, немедленно вбираются автоматизмом и готовыми формами всей нашей психической структуры, где обретают значимость (о близости ряда положений Валери к системной "обусловленности" в духе гештальтпсихологии см.: W. I n с е, Etre, connaоtre et mysticisme du rйel selon Valйry. -- "Entretiens sur Paul Valйry", 1968).
Но поскольку сознание, считает Валери, не адекватно нашим мыслям и не властно над ними, как может разум действительно мыслить самое себя? Такое несовпадение (также и во времени) мыслящего с процессом мышления, наблюдающего -- с процессом наблюдения неотвратимо приводит к искажению мыслимого или наблюдаемого объекта. (Эта проблема оказалась чрезвычайно важной в квантовой механике, где была сформулирована Нильсом Бором как раз по аналогии с проблемами сознания; Валери, внимательно следивший за развитием современной физики, пытался соотнести этот научный принцип со своими идеями. -- См.: J. Robinson, L'analyse de l'esprit dans les Cahiers de Valйry, pp. 107-- 109).
Мифический герой Валери закономерно является хозяином своей "мысли", ибо он преодолел автоматизм сознания, его стереотипы, отвлеченность мысли от процесса мышления. Это его всемогущество обязано способности чистого самосознания: он уподобился плотиновскому нусу, "уму", в котором материя мышления полностью вбирается его формой, отождествляется с ней (проблема сознания была впервые четко сформулирована именно в неоплатонизме -- см., например: П. П. Блонский, Философия Плотина, М., 1918; M. de G andili ас, La sagesse de Plotin, Paris, 1966).
6 В посмертно изданном фрагменте "Некоторые мысли господина Тэста" Валери заявляет устами своего героя: "Рассматривать свои эмоции как глупости, немощи, никчемности, идиотизмы, несовершенства -- как морскую болезнь и головокружение от высоты, которые унизительны.
... Нечто в нас -- или во мне -- восстает против изобретательной власти души над умом" (Oeuvres, t. II, p. 70).
В период "кризиса" 1892 г., к которому он будет мысленно обращаться всю жизнь, Валери постановил разделаться с излишествами своей чувствительности, подвергнув ее тщательному анализу и уяснив себе ее механизм. Он отмечает, что уже в переживании физической боли, как и в сфере эротических эмоций, выявляется значительная диспропорция между причиной и следствием (см. "Введение в систему Леонардо да Винчи"). Особенно же наглядно обнаруживается несоответствие психического возбудителя и реакций сознания в области умственной: "Что может быть унизительнее для разума, нежели то огромное зло, какое причиняет какая-то мелочь: образ, мысленный элемент, которому уготовано было забвение!" (Oeuvres, t. II, p. 1510; во всем этом Валери, что нередко у него бывает, явно перекликается с Паскалем; ср. фрагмент из "Мыслей" Паскаля, кончающийся прославленной фразой о "носе Клеопатры" и начинающийся словами: "Тому, кто хочет понять до конца людскую тщету, достаточно рассмотреть причины и эффекты любви" -- Pascal, Oeuvres, p. 870).
Именно тирания эмоционального, обязанная его иррациональности, более всего ненавистна Валери. Он даже видит в "психическом", в эмоциях некий изъян "человеческой машины", который ведет к пустому растрачиванию ее энергии. Разум должен работать против этой "грубой силы": "Интеллект есть попытка самодисциплины, призванной помешать эффектам до бесконечности превосходить причины" (Cahiers, t. V, p. 16). Этому же, считает Валери, призвано служить внеличностное творческое усилие художника.
Жажда преодолеть чувствительность как внешнее по отношению к "Я" получила у Валери довольно четкое теоретическое оформление. Глубоко личные причины этой позиции, как и всей антиромантической реакции Валери, обусловлены тем, что Ж. Дюшен-Гиймен называет его horror vitae -- страхом перед жизнью, который приводит его к определенному "ангелизму": пытаясь уйти от боли "нечистого" существования, он устремляется к "чистоте" и отстраненности объектного анализа. С этим, по-видимому, связано то обстоятельство, что в поэзии и во всем творчестве Валери почти совершенно отсутствует "средняя" сфера эмоционально-душевного. Валери -- чувственный интеллектуалист или интеллектуальный чувственник. Жизнь аффективную, как таковую, он стремится свести к одному из полюсов.
