Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Загубленные гении России
(страница 89)
Но здесь важно понимать то, чего нет в редакторских пассажах к книге Н.Е.Мартьянова, что сибирский геолог "неприемлет" не отдельные моменты или положения геологии, а всю геологическую науку, взятую в её парадигмальной полноте, тобто в том классическом виде, в каком она представлена в учении Ч.Лайеля. А парадигма Ч.Лайеля, как неоднократно подчёркивалось в предыдущем тексте, круто замешана на фундаментальном уложении классической идеологии о всеобщности и незыблемости физических законов точных наук, так что классическая геология всегда имела и сейчас имеет в качестве идеала и предмета мечтаний закононодательную базу точных наук.
Классическая геология функционирует в том контексте, о котором ясно говорит В.Ю.Забродин: "мир геологических тел и явлений есть часть физического мира, где действуют законы ньютоновской механики и евклидовой геометрии". И своё аргументирующее обоснование он выставляет в следующем: "Очевидно, для геологических процессов, протекающих с крайне незначительными (по сравнению со скоростью света) скоростями и в постоянном поле тяготения Земли, справедливы эффекты механики Ньютона с соответствующими временными характеристиками" (1982, с.157). При этом автор исходит из ошибочной позиции о том, что теория относительности целиком отвергает ньютоновскую основу классической науки, но в действительности должно понимать, что теория относительности и её релятивистские эффекты годятся в качестве обоснования классической геологии только лишь потому, что она является физической теорией и принадлежит физической картине мира, право на участие в которой классической геологии было предоставлено лайелевской парадигмой. Следовательно, подлинную сущность современной геологии отражают взгляды, аналогичные изложенному мнению В.Ю.Забродина, невзирая на слабость доказательных средств, а вовсе не те отрицающие суждения, на которые ссылается г-н редактор.
Эти последние относятся к тому типу отрицательного знания, которое тривиально сопровождает любой переходной период и указывает только на факты недостаточности господствующей парадигмы, а никак не являются аргументами, отвергающими её. Совершенно справедливо отметил И.В.Круть: "Большинство геологов ещё работают в рамках классических представлений"(1982, с.125) и это будет справедливым до тех пор, пока в современной геологии будет сохраняться мировоззренческая позиция, на которую указали В.И.Драгунов и И.В.Круть: "Для геологов, трудами которых была восстановлена история Земли и её обитателей, первичность материи и вторичность сознания являются краеугольным камнем"(1971, с.102). Это означает только одно: классическая парадигма геологии может быть подвергнута отрицанию только на парадигмальном уровне. Пульсационное воззрение Мартьянова является, во-первых, парадигмальным, а, во-вторых, неклассическим, не только в силу своих чисто научных новаторских достоинств, но более благодаря тому, что мышление тут делается базисной основой геологческой науки, тобто мировоззренческая (философская) позиция пульсационизма выводится из первичности сознания (мышления). Воззрение Н.Е.Мартьянова противостоит реально бытующей геологии как виртуальная научная концепция и как таковая она принадлежит будущему, а равно есть элемент ноосферы В.И.Вернадского.
3. ПАРАДИГМА МАРТЬЯНОВА: ПУЛЬСАЦИОННАЯ ГЕОЛОГИЯ КАК ЭМБРИОН ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ЗЕМЛИ. Уже в том, что Мартьянов провозгласил геологию "наукой мыслителей", сказалось неклассическое качество его созидающего мышления, а в том, что этому качеству им было уготовано верховное значение в геологическом исследовании, проявилось его парадигмальное свойство. В духе этого последнего сибирский геолог ставит вопрос, который до того не возбуждал интереса в классической геологии: "Что считать в геологии фактом?". Это вопрошание есть писк новорождённого феномена, несущего геологическому миру новое духостояние, то бишь новое геологическое мышление. С рассуждения учёного о геологическом факте и начинается парадигма Мартьянова, давшая естествознанию новую разновидность геологического знания - ПУЛЬСАЦИОННУЮ ГЕОЛОГИЮ. А в обобщающей рефлексии эти рассуждения принимают вид философии геологического факта, хотя в авторском тексте отсутствует это словосочетание.
Мартьянов повествует: "...что, собственно говоря, мы можем в геологии называть фактом? Очевидно, первичным наблюдением, первичным фактом в геологии следует считать геологический разрез. Однако, смысл этого разреза, как бы он ни был изучен, всегда связан с его интерпретацией. Поэтому необходимо признать, что первичным фактом в геологии является верно интерпретированный разрез. Это совершенно убийственное для эмпирика заключение о наличии интерпретации в самом первичном факте геологии, вызвыает у многих учёных отвращение; некоторые из тех, кто сумел понять это обстоятельство, даже объявили геологию не наукой"(2003, с.146). В таком контексте само собой заявляется новая проблематика - о критериях истинности интерпретации, что и есть философия геологического факта. В глубинном смысле рассуждений Мартьянова свёрнуто ощущение философии геологического факта, только учёный не даёт названия своей интуиции, а говорит: "В геологии всякое наблюдение требует высокого уровня мышления. Для верной интерпретации разреза рецепта дать невозможно, ибо каждый разрез индивидуален. Наблюдая геологический разрез, геолог оказывается всегда один на один с природой"(2003, с.146)
Но не только позицию "один на один"(или геолог - природа) предпосылает Мартьянов естествоиспытателю, - она дополняется позой "с самим собой", тобто геолог не одинок в общении с природой и в беседу с ней он привлекает "самого себя": своё мышление и свои знания, то есть философию; тут можно только поразиться проницательности и образности М.В.Ломоносова, который назвал земную кору "Евангелием Природы". Таким образом, верное мышление или философски определённое научное мировоззрение из полезной, но не обязательной процедуры, как это бытовало в классическом познании, Мартьянов превращает не только в обязательное, но и первичное, средство геологического исследования.
Итак, философия геологического факта, определяя верную интерпретацию разреза, придаёт самому разрезу, как первичному факту, качественно новый облик, который влечёт за собой новое восприятие каменной летописи Земли как объективной фактической базы геологии. Другими словами, парадигма Мартьянова начинается с качественно специфической методологии пульсационной геологии. Именно методология как таковая определяет "класс" любой теории, а для неклассического воззрения Мартьянова это обстоятельство важно вдвойне, ибо в классической лайелевской парадигме автоматически задействованы те же константы - геологический разрез и каменная летопись Земли.
С.Дж.Гулд отметил, что "Дарвин, писавший обычно без ложной скромности, заявлял, что половина его работы вышла из головы Лайеля. Среди ключевых элементов дарвиновского мышления видное место занимала нерушимая вера в градуализм, которая была для него не менее важной, чем глубокое убеждение в силе естественного отбора"(1986, с.27). В этом сказывается гностическая роль учения Дарвина для классической геологии, которую отмечают, правда, на специализированном уровне, многие аналитики-геологи, но обратное влияние классической (лайелевской) геологии на дарвиновскую теорию прошло мимо внимания аналитиков-биологов. Это последнее сосредоточилось, как утверждает Гулд, в области градуализма, которым американский геолог называет последовательность и непрерывность изменений в геологическом разрезе. Чарлз Дарвин, воспитанный Чарлзом Лайелем, рассматривал наличие ряда переходных и связующих состояний как самое верное и объективное доказательсто наличия механизма естественного отбора в Природе. Однако в геологическом разрезе Дарвин столкнулся с поразившей его неполнотой геологической летописи, что повергло создателя теории естественного отбора в крайнее уныние: "Я не скрываю, что я никогда и не заподозрил бы, насколько скудны геологические памятники в наилучше сохранившихся геологических разрезах, если бы отсутствие бесчисленных связующих звеньев между видами, жившими в начале и в конце каждой формации, не было столь веским аргументом против моей теории". В теоретической геологии в большом почёте выразительная и образная картина неполноты геологической летописи,нарисованная великим натуралистом: "...я смотрю на геологическую летопись, как на историю мира, не вполне сохранившуюся, написанную на изменявшемся наречии, - историю, из которой у нас имеется только один последний том, относящийся к двум или трём странам; от этого тома сохранились лишь там и сям краткая глава, и от каждой страницы уцелело местами только по нескольку строчек"(1952).
Если принять за основу расчёты академика Д.В.Наливкина (1974), согласно которым при продолжительности фанерозоя в 600 млн лет на осадконакопление фанезойских слоёв приходится 60 млн лет, а остальные 540 млн лет составляют в общей сложности перерывы, то наши знания о фанерозойском этапе превращаются в незнание, ибо 90% информации оказываются недоступным анализу. Таков методологический эффект положения о неполноте геологической летописи, которое в классической геологии доросло до "закона неполноты геологической летописи" (А.М.Садыков, 1974), а последний, в свою очередь, создал основу так называемой прогрессивно-регрессивной эволюции в классической геологии.
