Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Загубленные гении России
(страница 85)
Для реализации этой подсознательной пульсационной способности любой реальности необходима сила как некая динамическая инстанция, обладающая "деятельным проявлением", что в системе гегелевского умопредставления обозначается "как снимающая себя тождество". Параметр "сила" выполняет в гегелевской системе ту же функцию, что армия в государстве: она суть механик соотношения внутреннее-внешнее и, будучи генератором и контролёром динамического тонуса последнего, переводит его в действительность - одну из коренных гегелевских градаций сущего мира. Понятие "сила" кажется наиболее сложным и трудным для восприятия рефлективным определением гегелевского гнозиса о соотношении внутреннее-внешнее, ибо здесь мыслитель выводит два рода сил: "Сила, таким образом, в своём понятии определена сначала как снимающее себя тождество, а в своей реальности одна из обеих сил определена как побуждающая, а другая - как побуждаемая". В разъяснении этого основополагающего момента Гегель блеснул оригинальностью и глубиной своей логики: "...Иначе говоря, она побуждающая сила лишь постольку, поскольку она побуждается к тому, чтобы быть побуждаемой. Тем самым первая сила, наоборот, побуждается лишь постольку, поскольку она сама побуждает другую к тому, чтобы побуждать её, т.е. первую. Каждая из обеих сил получает, следовательно, импульс от другой; но импульс, который она даёт как деятельная сила, состоит в том, что она получает импульс от другой силы; импульс, который она получает, вызван ею же самой"(1999, с.с.580,581).
Итак, гегелевская диалектика трактует о том, что обе "силы" ("побуждающая" и "побуждаемая"), как и их импульсы, не обладают функционально-генетическими различиями, потребными для самостоятельного существования, а пребывают в наличие только в отношении с самим собой и лишь как определители самих себя, - побуждающий импульс имеет себя через побуждаемый и наоборот. Естественно, такова судьба внутреннего и внешнего, если эти параметры брать как отдельные существенности; для Гегеля внутреннее и внешнее, по его словам, "...оба составляют лишь одно тождество" и "...оба составляют лишь одну суть дела", равно как "сила проявляет тождественность своего внешнего со своим внутренним". Именно в этом состоит диалектический смысл гегелевского извещения, который в любой другой системе кажется тавтологией, - к примеру, суждение: "импульс, который она (сила - Г.Г.) получает, вызван ею же самой". Восхищение Мартьяновым гегелевской диалектикой не только знаменательно, но и поучительно, ибо Г.Гегель единственный из великих, кто осмелился во весь голос предать анафеме принцип "или-или", который и по ныне царит на методологических высотах науки: "И в самом деле нигде: ни на небе, ни на земле, ни в духовном мире, ни в мире природы - нет того абстрактного "или-или", которое утверждается рассудком"(1975,т.1. с.279). Но как ни великолепна гегелевская диалектика как форма мышления, но её философский образ создан не для геологического континуума.
Г.Гегель не может применить такую ясную в геологии терминологию, как "внутренние силы" и "внешние силы", ибо благодаря их диалектическому тождеству тут нет отличительных критериев, а конечных признаков особенности нельзя увидеть в гегелевском определении: "Таким образом, нечто, которое есть ещё только что-то внутреннее, именно поэтому есть лишь внешнее. Или, наоборот, нечто, которое есть лишь что-то внешнее, именно поэтому есть лишь внутреннее"(1999, с.584-585). В сущности, диалектическое торжество Гегеля заканчивается получением посредством множества снятий и отрицания отрицаний "Непосредственного тождества внутреннего и внешнего". Но "непосредственное тождество" как объективная целокупность образует "внутреннее" для геологического миропорядка и, следовательно, геологическая драма с этого только начинается. В геологии же благодаря оприорной наглядности обе определённости (внутреннее и внешнее) имеют право на раздельную самостоятельность, и в геологическом соотношении диалектически насыщенное, но онтологически обезличенное понятие "сила", получает положительную существенность как "источник". В геологии каждый вид анализа может состояться при условии наличиях двух предпосылок, данных с любой степенью доверительности, - внутреннего источника, силы, источник которой погружён в недра тела или системы, и внешнего источника, силы, источник которой приходит со стороны, извне.
Как не кажутся аналогичными по смыслу геологические понятия "внутренний источник" и "внешний источник" с диалектическими фигурами "внутреннее" и "внешнее", подобие между ними больше этимологическое. Суть заключена в том, что сложнейшая диалектическая пертурбация Гегеля, служащая к вящей славе человеческого разума, в самой первичной или исходной глубине имеет то, что Аристотель называл "первосущностью" или "первоисточником", то есть сущность, которая накладывает свой отпечаток на весь диалектический процесс в сфере соотношения внутреннее-внешнее системы Гегеля. И такой сущностью выступает величина, которая в геологическом разрезе априорно опосредуется как "внешний источник" или "внешняя сила". Гегель таким образом объясняет этот оборот мысли: "...когда спрашивают каким образом вещь или материя приходит к тому, чтобы обладать силой, предполагают, что сила внешне связана с вещью или материей и втиснута в неё какой-то посторонней мощью. Как такая непосредственная устойчивость сила есть вообще спокойная определённость вещи, не нечто проявляющееся, а непосредственно внешнее". Поэтому "внешнее" в логике Гегеля нередко ассоциируется вплоть до полной синонимики с понятием "сила": "Она проявляет себя. Проявление - это реакция в том смысле, что она полагает внешнее как свой собственный момент и тем самым снимает то, что она была побуждена другой силой". Окончательный вывод на этот счёт представляется в следующем виде: "Поэтому то, что нечто есть, оно есть целиком в своём внешнем; его внешнее - это его целокупность, она точно так же его рефлектированное в себя единство"(1999, с.с.577,581,588).
Диктат внешнего, однако, не является неким логическим достижением либо ухищрением гениального ума, а он присутствует в человеческом умообзоре постоянно и ещё с древнегреческих глубин стихийно конституирует всё то, что в философии и науке называется материалистическим. В классической науке Ньютона это основполагание удостоверено законом инерции (общий смысл закона инерции состоит в том, что любое тело будет находиться в состоянии покоя или прямолинейного равномерного движения бесконечно долго, пока не будет явлено воздействие внешнего актива), а в классической философии эту идею Г.Гегель выразил в ином образе: "Так, силу обозначают также как материю, и вместо магнетической, электрической и т.д. сил признают магнетическую, электрическую и т.д. материи или вместо пресловутой силы притяжения - тонкий эфир, связывающий всё"(1999, с.577). В таком качестве примат внешнего агента противостоит сигналам и импульсам, идущим из имманентных недр тела либо системы и опосредующимся как саморазвитие. Важным в данном случае представляется то, что повсеместно бытующая материалистическая парадигма по ёмкости определяется не столько материальным объектом познания, сколько способом мышления, выводящим приоритет внешнего во всех аспектах; здесь находится генетическое ядро известной формулы "первичность материи и вторичность сознания" и отсюда следует вывод, котрый, не взирая на наглядную очевидность, не пользуется авторитетом в философском познании: разделение философии на материалистическую и идеалистическую имеет не идеологическую, а чисто методологическую природу, - по способу познания: на основе диктата внешнего фактора либо приоритета внутреннего стимула (саморазвитие). А это необходимо означает, что между так называемыми материалистической и идеалистической философиями (правильнее, между материалистическим и идеалистическим методами) нет того враждебного противоборства, на чём зиждется ленинская система воинствующего материализма и что является её принципиальным пороком.
Именно в силу изложенных обстоятельств разногласие между Усовым и Мартьяновым выпадает из разряда заурядного теоретизирования и становится предметом философской дискуссии на мировоззренческом уровне. Но мало того. Реальная сущность предмета Усова и предмета Мартьянова есть прежде всего субстанции, данные в тождественных актах существования как раздельные явления. На философском языке данная жизнеутверждающая определённость каждой изображена Г.Гегелем в свойственной ему тональности: "Существование - это непосредственность бытия, к которой сущность восстановила себя. Эта непосредственность есть в себе рефлексия сущности в себя.. Сущность как существование выступила из своего основания, которое само перешло в существование. Существование есть эта рефлектированная непосредственность, поскольку оно в самом себе есть абсолютная отрицательность. Оно теперь также положено как абсолютная отрицательность, определив себя как явление"(1999, с.552)
Однако в отличие от гегелевской диалектики, где рефлектированная непосредственность сливается с реальной непосредственностью в абсолютной отрицательности, геологическая "непосредственность бытия, к которой сущность восставила себя", тобто существование пульсаций как таковых, не обязательно поникнет в абсолютную отрицательность, поскольку в пульсационном акте эмпирически положительно имеют себя два самостоятельных "существования" - сжатие и расширение. В объёме гегелевского диалектического рецепта данный тип дуализма осмысляется таким образом, что сжатие предназначается в порядке снятия для расширения, тобто полного замещения отрицательным антиподом - "абсолютной отрицательностью"; та же самая "абсолютная отрицательность" следует в обратном направлении, от расширения к сжатию. Следовательно, диалектически реставрированный пульсационный процесс состоит из абсолютной отрицательности (тождества отрицающих моментов) противоположностей, или, по простому, чередования и перемежаемости явлений сжатия и расширения; это и есть онтологические пульсации
