Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Загубленные гении России
(страница 77)
И тем не менее пульсации Мартьянова отнюдь не есть чисто механические движения, а точнее сказать, вовсе не лабораторные механические движения, ибо механические движения, совершая "перемежаемость сжатия и расширения", в целокупности превращаются в пульсациях Мартьянова совсем в другое качество: в условиях Земли - в геологические движения, в условиях космоса - в астрономические движения. Непонимание этого парадокса служило и служит основной причиной отвержения в целом или неприятия по частям пульсационного воззрения Мартьянова. Философская причина этого недо-разумения лежит в том догматическом подходе к механическому движению, какой бытует повсеместно при гегемонистском отношении к материализму, а в системе ленинского воинствующего материализма гнездится в абсолютизации сенсуализма (материя первична, сознаниевторично) как превалирующей формы мировоззрения.
Сущность парадокса состоит в том, что пульсации, понимаемые как способ чередования, представляют собой онтологию классического движения, состоящего из противоположных моментов. Явление "перемежаемости" противоположных форм было известно ещё античным мудрецам и Аристотель создал учение о противоположностях, которое по настоящее время лежит в основе научного понимания классической механики. В средние века кардинал Николай Кузанский формализовал это положение в формулу coincidentia oppositorum (совпадение противоположностей), дающую динамическую взаимосвязь крайностей. Аристотель провозгласил закон противоречия: "невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому в одном и том же отношении", В другом понимании этот закон удостоверяет суверенитет противоположностей, тобто противоположности не могут сосуществовать одна в другой и для каждой противоположности наличиствует свой закон и своя формула, - к примеру, белое не может бытовать в чёрном, как и чёрное в белом, и для белого имеется тот единственный закон и только одна формула, которые делают его белым, а не чёрным; аналогично для чёрного. Взятые для механических форм сжатия и расширения подобные отношения дополняются конечной изоляцией, то есть конечность одной крайности изолирована от конечности другой и они не могут в одном акте исходить одна из другой , а только следуют одна за другой, порождаемые внешними причинами. Закону противоречия Аристотель придаёт высший ранг и возводит его на пьедестал универсального принципа бытия: "Мы же приняли, что в одно и то же время быть и не быть нельзя, и на этом основании показали, что это самое достоверное из всех начал"(1975, т.1, с.126), тобто слагает базовую основу античной натурфилософии.
В совокупности пульсационная концепция Мартьянова зиждется на полном отвержении классического закона противоречия Аристотеля: мартьяновская пульсационная форма - это сочетание противоположностей в одном отношении и в одном акте, одна крайность генетически исходит из другой и без другой не существует. На этой основе базируется специфическое и самобытное пульсационное познание, принципиальное в своих когнитивных критериях и отличное от античной натурфилософии и классической ньютоновской теории познания. Мартьяновская пульсационная механическая парадигма, полученная неклассическим путём (посредством интуиции), естественно включает в себя неклассические же моменты, отличные от традиционных научных постоянных величин. Геологические процессы не подвержены могучему средству постижения точных наук - эксперименту и это есть аксиома, то бишь то, что не вызывает ни малейшего сомнения. Такой же аксиомой понимается факт о малой скорости частиц в геологическом взаимодействии по сравнению со скоростью света, потому тут нет возможностей для релятивистских эффектов, а, следовательно, в геологии не может быть задолжена persona regis (высшая персона) познания точных наук - теория относительности А.Эйнштейна. (В оное время автор сих строк пылал идеей использования теории относительности Эйнштейна в геологии и попал под тяжкий молот мартьяновской критики. В письме ко мне он написал: "Так вот, именно моя интуиция абсолютно исключает метафизическое утверждение Эйнштейна о постоянстве скорости света. Как всякая ложь, оно бьёт по моим нервам, как диссонанс, как кусок грязи на лице или на картине... И Вы пытаетесь меня склонить к введению этого в геологию, - это абсолютно исключено!"(от 24.01.72г.). В силу только этих аксиом законы точных наук обладают эффектом ограниченного действия в геологическом мире. Однако физические законы не потому не пригодны в геологии, что в последней нет места эксперименту и в ней малая скорость движения частиц, а потому в геологии нет места эксперименту и тут малая скорость движения , что геологическая действительность являет собой такой особый континуум, где данные параметры не действенны.
Но какова та институция, что делает геологическую реальность непостижимой для познания точных (экспериментаторских) наук (Мартьянов говорит: "проблема пульсаций Земли не решается в границах экспериментальных наук"), а сама она раскрывается через вдохновенное (интуитивное) состояние духа, и, наконец, какова та таинственная сила, что совместила в одном отношении и одном акте взаимоисключающие крайности и в одном лице - моменты "быть" и "не быть", породив дивное чудо - пульсации земного вещества? Ответ на это вопрошание, однако, вовсе не сложен и аналогичен тем же очевидным аксиомам: институция и сила земных пульсаций принадлежит единственному естественному раритету - истории.. Со времён Авраама Вернера истина о том, что геологические движения есть естественная история Земли, служила неопровержимой аксиомой при всех опровергаемых теориях и гипотезах и сохранилась по настоящее время, - так, современный исследователь С.В.Мейен уверенно вещает: "Наряду с биологией геология традиционно рассматривается как историческая естественная наука". Но для современной аналитики всё оказалось не так просто, как в прошлом, и тот же С.В.Мейен сообщает: "Тем не менее именно в геологии теоретическая монополия историзма подверглась в последние десятилетия жесткой критике. Особенно это касается той разновидности историзма, которую называют "генетической концепцией", или "генетическим подходом"(1982, с.361). При специальном, "генетическом", рассмотрении из словоформы "геологическая история" полностью выветривается аксиоматическая простота, вкупе с определённостью и содержательностью понятий, что приводит к их утяжелению или к исторической редукции. Это последнее осуществляется за счёт того, что нематериальное, духовное качество истории вытесняется эмпиризацией или, более точно, объективизацией, когда история геологии берётся и выводится как некий материальный предмет и так называемый исторический объект, и невещественная констистенция истории некорректно ставится в соотношение с конечными параметрами, тобто: историзм-структуализм, генетический подход - агенетический подход, история-генезис и прочая. Существенное здесь полагается в том, что в таком виде находит своё отражение в геологии основополагающая максима материалистической философии - материалистическое понимание истории , имеющей себя в качестве станового хребта системы диалектического материализма. В философии, где тезис о первичности материи и вторичности сознания поставлен в ранг неукоснительного догмата, история не может существовать в своём духовном первооблике, а неизменно будет редуцирована.
Соответственно в геологии бытуют различные схемы объективации истории, - так, к примеру, В.И.Оноприенко указывает: "Большое значение исторического метода в геологии не исключает того, что историзм здесь ещё часто используется не как точный научный метод, а как эвристический приём, "инструмент наведения при решении тех или иных задач"(1982, с.381). В силу этого в цикле геологических наук обособляется отдельная дисциплина под названием "историческая геология", которая в действительности есть не столько "исторической", сколько "палеонтологической", а Р.Г.Бенсон откровенно поделился негативными впечатлениями от "историчности" всей геологической историографии, заявив, что "я тоже пришёл к выводу, что ничего специфического в историографии исторической геологии нет. Действительно, если отвлечься от философии, в историографии никаких уникальных особенностей нет, кроме особого объекта изучения, в этом и заключается её необходимое отличие от других наук"(1986, с.43).
Однако же Мартьянов, наперекор авторитетам большой науки и геологическому общественному мнению, обнаруживает как раз "специфическое" геологическое явление, а именно: пульсации - "самый замечательный вывод геологии", в силу которого геология становится испытательным полигоном естественной истории планеты in vivo (на практике) и совокупным историческим познанием in vitro (в теории). Через пульсации Мартьянов узнаёт нетленную историческую природу геологического движения и в отношении геологии убеждает: "Только она располагает методом для реставрации истории планеты, и только она способна рассматривать все явления природы как стадии развития во времени". И пульсации потому являются столь выдающимся "выводом геологии", что в синтетическом (in vivo+in vitro) виде они непосредственно обращаются в геологическую историю, а Мартьянов не без изящества приходит к самому простому, но не всеми признанному, рецепту: "Из этого вытекает, что геолог, анализирующий историю Земли, должен всецело исходить из её каменной летописи и смотреть вниз - на Землю"(2003, с.42); столь почитаемый Мартьяновым Михайла Ломоносов назвал земную кору "Евангелием Природы".
