Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Загубленные гении России
(страница 73)
"Геология - это наука мыслителей! Мышление
пронизывает геологию на всех этапах работы
-- от первичного наблюдения до обобщений
глобального масштаба. И мысль в геологии
ценнее любых "фактов", ибо и они зависят
от мысли...Разум - это ум, подчинённый
чувству прекрасного"
Николай МАРТЬЯНОВ
"и кто умножает познания, умножает скорбь"
ЕККЛЕСИАСТ, 1 ,18.
Открытие академика В.И.Вернадского о бессмертии научной мысли вполне можно проиллюстрировать явлением, которое я назвал "Мартьяниадой", - летописью о жизни и научном творчестве сибирского геолога Николая Евгеньевича Мартьянова. Два с половиной десятка лет пребывало в забвенье главное сочинение учёного "Размышление о пульсациях Земли", а сам творец скончался в 1983 году в бедности, безвестности и одиночестве. В ракурсе ведущихся рассуждений эти факты важны как несомненные признаки гениальной натуры, причём из разряда именно тех, кто более всего порицаем обществом за свою независимость мысли, увлечённость одиночеством (Мартьянов говорил: "Если человек творчества не чувствует себя одиноким, это и значит, что он никуда не ушёл, что он топчется на месте"), отрешённость от норм коллективной толпы. Н.Е.Мартьянов принадлежит к числу тех гениев, которые сполна изведали на себе заряд злобы, зависти, вражды, припасённых человечеством для "безумцев" и "чудаков", покинувших скопище людского стада, чтобы удалиться в собственную обитель, в своё "одиночество", куда человечество не может дотянуться.
В 1949 году Н.Е.Мартьянов был арестован по обвинению в антисоветской деятельности и Томским областным судом приговорён к высшей мере наказания - расстрелу. Впоследствие расстрел был заменён на 10 лет ссылки и вплоть до освобождения в 1956 году Мартьянов пробыл в ГУЛАГе, в условиях Заполярья. В "Письмах..." Мартьянов вспоминает о вынесении приговора суда как самом страшном дне своей жизни (он пишет: "Хотя это всё было 23 года назад, у меня и сейчас от этой истории болит каждая клетка...") и повествует: "В суде, где присутствуют только я, мои судьи и конвоир, мне зачитывают смертный приговор...И, понимаете, моё доминирующее чувство - это оскорбление! Меня, мыслителя, обвинили в политической деятельности. И я со всей возможной остротой испытал жгучее чувство ненависти к этим тупым рожам моих судей и в особенности к этому зверю, чей портрет висел за их спинами"(портрет И.В.Сталина - Г.Г.) (от 23.03.72г.). Самое знаменательное в этом эпизоде - реакция Мартьянова на приговор суда: не страх, не отчаяние, а оскорбление! Таково подлинное чувство настоящего мыслителя в данной экстремальной ситуации: оскорбление по поводу уравнивания с политикой и это оскорблённое чувство по своей эмоциональной силе превысило боязнь за жизнь. В мышлении, следовательно, заключалась антисоветская деятельность Мартьянова, в наказание за которое мыслителя требовалось лишить свободы. Поэтому Мартьянов был врагом политизированной советской науки (социального института), а соответственно, и её органического фрагмента - так называемой советской геологии. На этой своеобразной грани, - во вражде власти, - проявилось естество Мартьянова как гения русской науки.
Опубликованный в 2003 году трактат Мартьянова "Размышления о пульсациях Земли" заимел немалый интерес, но пока только на родине учёного. Кажется, что научный подвиг Мартьянова был оценён по достоинству, и составители издания Р.Б.Карпинский и В.М.Гавриченков записали: "В книге убедительно показано, что с позиции пульсационной гипотезы могут быть логично объяснены такие сложные проблемы, как причины великих глобальных трансгрессий, взаимодействие коры и мантии, движение материков и литосферных плит, периодичность оледенений и общая цикличность геологических процессов. Логически стройно и изящно решена проблема подводных каньонов, принципиально по-новому трактуется механизм вращения Земли, высказываются смелые мысли о рождении новых элементов в земных условиях. Все эти вопросы решены логично, оригинально и смело"(2003, с.10). Строгая логика научного исследования составляет главный козырь геологической теории Мартьянова. Но, как и всякая фундаментальная работа , "Размышления..." содержат нечто, выходящее за пределы профессионально доверительной силлогистики и чем традиционно сильны русские логии Докучаева, Вернадского, Вавилова, - а именно:научным мировоззрением, имеющим философское содержание. В письме ко мне Мартьянов написал: "О мышлении и бытье. Вы напрасно опасаетесь, что я собираюсь подобные вещи обсуждать в своих "Пульсациях Земли", - это значило бы угробить книгу! Такими мыслями, в лучшем случае, я могу поделиться с мыслящим коллегой"(от 3.09.70г.). Отстраняясь от главных философских констант "мышления и бытья", Мартьянов стремится уйти отнюдь не от философии как таковой, а от той её догматизированной разновидности, какая была внедрена в советскую науку через принцип партийности и классовый подход, а говоря в ином контексте, Мартьянов даёт отставку союзу философии и естествознания.
В собственнном понимании философского подхода к научному познанию сибирский геолог выступал верным последователем академика В.И.Вернадского, воспринимая в своём постижении такой элемент, как научное мировоззрение в обозначенном Вернадским творческом русле, некоррелируемом с волюнтаристским союзои философии и естествознании. Одно только суждение Мартьянова о том, что "...мы полагаем интуицию атрибутом научного исследования", выводит учёного из поля догматизированной методологии, взращённой на гегемонизме рационального режима классической науки, и приближает его вплоть до идеологического совмещения с научным методом Вернадского по типу научного мировоззрения. Нельзя уклониться от наибольшего и скорбного парадокса советской действительности того времени: оба мыслителя, несущие в себе наивысшие потенции современного им естествознания, обитающие в одной стране, созидающие в одной научной отрасли и живущие в одну эпоху, были разобщены друг от друга и к некоторым важным откровениям в науке они приходили, часто дублируя друг друга и с ненужной независимостью. Причина лежит на виду и обязана политической природе советской науки, догматическая узость которой не может вместить в себя познавательную полноту мышления Вернадского и Мартьянова, которое полнится за счёт элементов, классово чуждых советскому социальному институту либо, по его мнению, не имеющих к познанию никакого отношения. У В.И.Вернадского сказано: "Научное мировоззрение есть создание и выражение человечекого духа; наравне с ним проявлением той же работы служат религиозное мировоззрение, искусство, общественная и личная этика, социальная жизнь, философская мысль или созерцание"(1988, с.48).
Но если Мартьянов не мог прямо говорить о своём философском миросозерцании, то иметь его ему никто не мог запретить и в письмах к "мыслящим коллегам" учёный поражал глубиной своих философских дум и просто эмоций, недозволенных в рациональном методе; таким образом, в эпистолярном жанре Мартьянов раскрылся именно как философ. На данный момент опубликованы (Тель-Авив, 1996г.) избранные письма моей десятилетней (1970-1980г.г.) переписки с Николаем Евгеньевичем. При публикации я отбирал только те из более, чем 60 писем, где так или иначе звучала философская тема.. Так что опубликованная эпистолярия Мартьянова есть не что иное, как конспективный набросок философского замысла мыслителя, оригинального и чувствующего, самая удивительная черта которого состоит в том, что самостоятельно, не обладая положительными, а окружённый сплошь негативными, первоисточниками, Мартьянов пришёл к истокам русской духовной философии - злейшему врагу философии ленинского воинствующего материализма. Мысль о том, что идея пульсации имеет свою философскую адеквацию в недрах русской духовной доктрины, а по-другому, - пульсационное воззрение как онтологическое воплощение русской духовной философии, делает Мартьянова не просто неординарным мыслителем, но смелым реформатором геологической науки равнозначного Чарлзу Лайелю, о чём будет сказано далее.
Следовательно, мартьяновская эпистола не подходит под общепринятый стандарт, как некое вольное и мимолётное послание, а, напротив, тут она суть самостоятельный, и именно философский, компонент пульсационного воззрения. Но выраженный в эпистолярной, всё же ограниченной, форме, этот компонент излучает скорбь (как сказано у В.Даля, скорбь - "ныть сердцем, кручиниться, крушиться, сокрушаться") по поводу того, что творец не в состоянии сказать во весь голос, что сказанное пропадает втуне для властьпредержащей научной элиты.
1.ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЙ РАЗРЕЗ ИДЕИ ПУЛЬСАЦИИ ВЕЩЕСТВА. Н.Е.Мартьянов родился в г.Томске в 1913 году. Эта дата по-своему знаменательна, ибо пришлась на начало крутого перелома в культурной жизни Европы, который нашёл полное, хоть и своеобразное, отражение в жизни академика В.И.Вернадского, на начало эпохи торжества силы власти и власти силы. Сопоставление Мартьянова с Вернадским, которое служит общим местом в данной "Мартьяниаде", преследует своеобразную цель, смысл которой таится в общем замысле цикла "Загубленные гении России". Здесь же необходимо отметить объективное отличие жизненного пути Мартьянова от аналогичного содержания у Вернадского, ибо на этом фоне облегчается понимание процесса становления творческой индивидуальности Мартьянова. Если Вернадский в первом этапе своей жизни не только впитал в себя либеральные ценности, но и сам их создавал, а потому располагал самыми надёжными критериями для объективной оценки эпохи силы и власти, то у Мартьянова таких критериев не было и он вынужден был самостоятельно под шумом оголтелой пропаганды и демагогии добираться к либеральным ценностям, заваленным грудой общественных обломков. Главным признаком подобного проявления служит парадоксальность поступков Мартьянова в сопоставлениями с общепринятыми отношениями и отрицание канонов социального института. Именно в таком ореоле зрится эпизод с отказом студента Мартьянова учиться на престижном физмате университета.
